обличье Жар-птицы была.
Ваня точно дар речи потерял, не мог оправиться от счастливой мысли, что исполняя волю Бабки-яги, он и своему сердцу не восперечит.
— Угадал, Иванушка? — усмехнулся в бороду Огненный Змей и сам ответил, — угадал. Не придется Жар-птицам перья выщипывать да на вертелах их крутить.
— Зря бахвалишься, поганец, — дерзко ответил Ваня, — я б тебе не попустил. Эку красоту извести за мою ошибку?
— А скольких уж извёл благодетель наш, — вздохнула Крася и украдкой бросила такой взгляд, полный ласки на Ваню, что у того кровь к ланитам прилила, а волк фыркнул, чтобы сбить невыносимую возвышенность момента.
Змей Огненный точно не заметил переглядок, махнул рукой и появились рядом кресла точёные с подушками пуховыми. На одно уселся сам, второе Ване предложил со словами:
— Краса Ненаглядная у меня птица не простая, особенная. Везде летала, многое видала. Каждый вечер сказки мне рассказывает, песни поёт. Рассвет скоро, пусть она последнюю сказку расскажет, а мы послушаем.
Ваня сел и залюбовался девичьей статью, голубой, богато расшитый серебром и жемчугом сарафан и кокошник были Красе к лицу не меньше стыдливого румянца. Но больше всего Ване была отрадна мысль, что Крася явно на него зла не держит и рада, что проделал он путь многотрудный и опасный, чтобы её из неволи вызволить.
Махнул рукой Змей Огненный и молвил: «Явитесь гусельки златострунные» и появились в руках Красы Ненаглядной маленькие, приёмистые гусельки, изготовленные из древесины красного заморского дерева.
— Какую старину слушать изволите? — спросила она.
— Ту, что ни разу не слыхал, — вальяжно ответил Змей, и Ваня лишь кивнул, ему было приятно слышать голос девушки, и не важно, что именно она говорила, лишь бы не плакала и не поднимала на него маленький кулачок, как при последней ссоре.
Краса Ненаглядная провела пальцами по струнам и произнесла певучим голосом: «Былина о волчьем пасторе и изгнанном из стаи волке»
Все волки из лесу его сыновья,
Огромная серая стая,
Цари да бояре, лесные князья —
Дружина его удалая.
У волчьего пастыря много забот,
Готовится к дикой охоте.
Горит в нетерпенье надёжный оплот,
Дрожит в ожидании плоти.
Как ветер в ушах зазвенит, запоет,
Согнутся могучие ели,
Сорвется в погоню зубастый народ
Навстречу неведомой цели.
И если от стаи отбился один,
Споткнулся вдруг неосторожно,
То сразу накажет его господин
Иначе, увы, невозможно.
И место пустое чужие займут,
Забудут в ближайшей охоте,
Кто был этот волче? Дурак или плут?
Теперь вы уже не поймете…
Но если услышит неведомый зов,
Он вспомнит свое назначенье…
Волк выйдет из чащи забытых лесов,
Как будто из чаши забвенья.
Дорога обратно забыта теперь,
Но примет ли новая стая…
И кто он теперь: человек или зверь?
И сам он, наверно, не знает.
Волк всхлипнул, закрыв лапами глаза, а Ваня потрепал его по холке, но не сказал ничего. Когда Краса Ненаглядная закончила свою песенку, она встала, поклонилась в пояс и протянула Огненному Змею гусельки, которые тут же пропали, точно вовсе не бывали.
— Вечер откровений! — засмеялся Огненный Змей и хлопнул себя ладонями по коленям, — кое-что Ваня теперь знает о волке, хотя и не вполне осознает всю глубину открывшейся бездны. А вот что насчет самой Красы Ненаглядной?
— Она и коробейница, и дочь Бабы Яги, — уверенно ответил Ваня, посылая девушке робкую улыбку.
— Это всё, что мы можем сказать о нашей Жар-птице? Как кстати она оказывалась всякий раз там, где была нужна её помощь! Зоркие у неё глаза! Незаменимая моя помощница.
Наступила такая звенящая тишина, что было слышно, как внизу, под облаками дрожат верхушки елей. Ваня смотрел на девушку, но Крася не поднимала на него глаз, и тогда царевич подошёл к ней и взял за руку. Он приложил её горячую ладонь к своему сердцу.
— Жар-птицы служат острову Буяну, — прошептала Краса Ненаглядная.
— Я тебя освобожу, — ответил Ваня, и слова его потонули в издевательском хохоте Огненного Змея.
Глава 20
Занимался рассвет, и оба ратника посмотрели на порозовевшие облака.
— Пора, — произнёс Ваня и притронулся к своему булатному мечу. Царевич не чувствовал страха, и хотя ему впервые в жизни предстоял смертный бой, он был уверен в победе, и хотелось ему поскорей отрубить Змею его голову.
— Пора, — усмехнулся Змей и отступил на несколько шагов.
Прятаться или убегать Змей и вовсе не собирался. Он весело и задорно смотрел на юношу, точно знал, что не видать ему победы, как своих ушей.
— Где твое оружие? — грозно спросил Ваня и обнажил меч.
— Сейчас увидишь!
Змей стал расти и увеличиваться в размерах, нарядный кафтан лопнул, огромные жемчужины отскочили, канув в облачную вату. Лицо Змея вытянулось и приобрело хищное выражение, нос удлинился, сросся с верхней губой, глаза сузились и сверкнули желтым огнем, по коже пробежали трещинки, превращаясь в чешую. И вот уже перед изумленным Ваней и волком, который хотя и был неробкого десятка, возвышался буро-алый змей, покачивавшийся на хвосте. Короткие лапы выглядели не так внушительно, как раздвоенный хвост с металлическими наконечниками на каждом кончике. Из пасти вылез такой же раздвоенный язык и тут же юркнул между зубов. Громкий хлопок возвестил о том, что за спиной Змея раскрылись кожистые черные крылья. Ваня стоял слишком близко к врагу, и потому он не видел ничего вокруг, кроме силуэта врага и его крыльев. Волк зубами потянул юношу назад, Крася тоненько охнула, понимая, что одного выдоха Змея будет достаточно, чтобы превратить царевича в факел.
— Знаешь, почему я до сих пор тебя не убил? — прошипел змей и, не дождавшись ответа от Вани, которому даже размахнуться мечом не было места, — потому что ты мой сын!
Увидев растерянность Вани, опустившего меч, Змей расхохотался, взмыл вверх и описал над облачной поляной