Читать интересную книгу Хозяин зеркал - Екатерина Чернявская

Шумно выдохнув, глава инсургентов вернулся к копченому змею – а то ведь сметут, начальству и ломтика не оставят. «Дешевое либертарианство», саламандра его заешь!

Иенс почти не ел и очень мало пил в ожидании условленного часа. Когда подмастерья под руководством Вигго по пятому разу хрипло завели «Мертвого анархиста», он незаметно выскользнул из-за стола и ушел заполнять гремучей ртутью детонаторы. Некоторое время до него доносился пьяный бубнеж, грохот валящихся со стола тарелок, и наконец прозвучал командирский ор вождя: «Морской закон, братва! Поел – посуду за борт!»

– Пора, – сказал сам себе Иенс.

Единственный трезвый шофер подвез его к де Вильегасу за картиной, а затем к особняку. Злой вечерний морозец прихватил покрывшую улицы слякоть тончайшей пленкой льда, и от этого экипажи сравнялись в изяществе с паромобилями, а пешеходы – с упившимися в хлам матросами. Хрусткая грязь, разлетавшаяся во все стороны из-под колес, причудливо заляпала нижние этажи и окна зданий. Один только особняк Кея выделялся из общего ряда девственной чистотой. Тонкий рисунок ограды, деревья и кусты – все вокруг него покрывали белоснежные иголочки инея. Яркий свет, падая из высоких стрельчатых окон на улицу, расцвечивал холодную красоту бриллиантовыми блестками. И если некая последняя капля могла вывести и без того взвинченного Иенса из себя, то это была именно она, а вовсе не тупая неповоротливость стоящего в дверях швейцара и не брезгливо отвисшая при виде доктора губа Фроста, как могло бы показаться на первый взгляд.

– Что вам так приспичило, Иенс? – выговаривал слуга Королевы, придя на помощь швейцару. – Неужели в рабочее время нельзя решать свои проблемы?

– Эт-то не м-мои п-проблемы, – упрямился доктор, заикаясь от холода и злости сильнее обычного. – И я хочу р-разговаривать с г-господином К-кеем!

– Хотеть будете у себя дома, – сверкнув глазами, отрезал Фрост. – А мы по пятницам не подаем.

Но Иенс не расслышал последней фразы – он отсчитывал такты, полностью отдавшись доносящимся из окон звукам скрипки. При этом доктор с прикрытыми глазами и задранной кверху бороденкой выглядел столь надменным и заносчивым, что Фрост досадливо сплюнул, послушал, как трещит на морозе плевок, и пошел наверх докладывать Кею о нежданном визитере.

Не прошло и получаса, как Иенс уже отогревался вином и танцем с очаровательной Госпожой W, а полученные за картину деньги и вовсе жгли ему карман. Колкие ледышки злости постепенно оттаивали и к концу вечера непременно растеклись бы теплой сиропной лужицей, если бы не чутье. Что-то происходило в особняке – едва уловимое движение воздуха, которое Иенс ощущал каждым нервом, как чувствует голодный хорь дыхание спящих под крышей амбара голубей. Двери зала оставались закрытыми, но струившийся под ними ток сквозняка доносил и шорох шагов по мрамору ступеней, и резкие уличные запахи, и смутно знакомые голоса. Иенс так проникся рваным ритмом невидимых ему закулисных событий, что то и дело путал фигуры танца и оттаптывал туфельки Госпоже, а в оправдание любезничал – льстиво и невпопад.

– Ч-что они здесь по-подсыпают в вино? – шептал он в горячее розовое ушко, спотыкаясь в очередной раз на ровном месте. – Я те-теряю голову, су-сударыня… И эти ваши ландыши, они су… сума… сумас-сбродны…

– Да вы просто пьяный нелепый лось, Иенс, – вполне, впрочем, миролюбиво сообщила ему Госпожа, ловко увертываясь от нагруженного сладостями официанта.

Отчаянно путаясь в собственных ногах, док не успел повторить за партнершей маневр, и блюдо с пирожными, жалобно дребезжа, опрокинулось в обширное декольте бургомистровой жены.

– Карау-ул! – тоненько взвыла та, тщетно отбиваясь веером от кинувшихся ей на помощь гусар.

Вояки шевелили усами, напирали, оскальзываясь на миндальном креме, и наперебой рвались слизнуть побольше марципановых звездочек с шелков и сдобного бюста мадам бургомистерши. Мадам билась в крепких руках и желейно тряслась с перепугу, но вопила уже заметно реже. Реже и гортаннее.

– Так…

W намотала на руку длинный Иенсов шарф, чуть ли не волоком протащила доктора через всю залу к выходящему в сад окну и толкнула высокую створку.

– Дышать глубже! – скомандовала девушка, чувствительно поддавая ученому коленкой под зад. – Раз-два, вдох-выдох!

Снаружи мело. Иенс, втянув ноздрями едкий морозный воздух, отшатнулся, словно его ткнули носом в склянку с аммиаком. Змейка поземки тут же проскользнула мимо него в проем и заструилась по паркету к ногам танцующих. Какая-то дама испуганно пискнула, вокруг расхохотались.

– Укуси меня амфисбена! – вглядываясь из-за Иенсова плеча в круговерть снежинок за дверью, удивилась Госпожа. – Вот это метель!

Нотки досады, прозвучавшие в ее голосе, сыграли с доктором злую шутку. «Мы чувствуем одно и то же, – осенило Иенса. – Все эти шаги, и сквозняки, и буран на улице…» Сердце застучало жарче. Он обернулся, желая поделиться наитием, расправил плечи шире, но, пока мучительно подбирал слова, такие важные и простые, Госпожа успела потерять к нелепому поклоннику всякий интерес. Она лихо присвистнула, помахала рукой гусарам, привлекая внимание, и с обаятельнейшей улыбкой поинтересовалась у гостей:

– А не поиграть ли нам в снежки?

Желающие слетелись на призыв, как стая оголодавших галок. Передние потеряли равновесие на скользком от снега паркете, задние поднажали, и Иенс очутился в самом низу визжащей, брыкающейся кучи. Чья-то потная лысина с налету, как бильярдный шар, ударила ему в переносицу. Они кубарем вывалились в распахнутую стеклянную дверь и покатились в сад по туго завитой ракушке лестницы, сбивая по пути прозрачные вазоны с розами из чистейшего льда.

Когда доктор разлепил заиндевевшие ресницы и открыл глаза, в саду уже никого не было. Он с трудом приподнялся и сел, облокотившись о стену недостроенной снежной крепости. Снегопад утих, в вышине ветер стаскивал к северу обрывки туч, воздух светлел. То, что Иенс поначалу принял за прикорнувшего на снегу Господина F, оказалось выдолбленной из глыбы льда скульптурой Чревоугодия. Неподалеку безмятежно развалилась Лень, а тощая Алчность, оскалившись, тянула пальцы к ее кошельку. Каждому из семи пороков нашлось подходящее местечко вдоль идущей по кромке катка аллеи. Док, пошатываясь, вскарабкался по витой лестнице наверх, подергал запертую дверь в зал и по-детски расплющил нос, прижимаясь к темному стеклу. «Нет, никто не хотел, чтобы я замерз насмерть, меня попросту забыли здесь. Как надоевшую собачонку». Он повернулся и, обойдя дом, понуро побрел к выходу. Вслед ему на гладко отполированном лбу Гордыни мигнула и зажглась одинокая звезда.

Ученый задержался на минуту, едва ступив в круг света, лившегося на снег с верхнего этажа особняка, и задрал голову к освещенному окну. После всех унижений дня так сладостно заныло сердце от мысли о другом окне. О том единственном, за которым тепло и уют, за которым любят, страдают и беспокоятся, поджидая не кого-нибудь, а именно его. Иенс вздохнул, ощупал денежные пачки в кармане и решительно шагнул за ворота.

К слову, за воротами на весенних городских улицах снег почти полностью успел растаять. Домой, к Герде, док летел по грязи и слякоти на крыльях раскаяния и, несомненно, вспорхнул бы прямиком на второй этаж, если бы не одно «но». Посреди лестницы, подсвеченной мертвенным светом газового рожка, сидели комичной парой смурной де Вильегас с набрякшим под глазом фингалом и заплаканный Йон. Узрев Иенса, красавчик жалобно запричитал и крепче прижал к себе наспех увязанный узелок с барахлом.

– Наверх не ходи, muchacho[21], – процедил сквозь зубы сеньор Гарсиа и выразительно пощупал пальцами разбитую губу. – Там погром.

– Какой погром?! – взвыл Иенс. – Герда-а?!

Он примерился половчее перепрыгнуть через оккупировавших ступени соседей, но следующая реплика де Вильегаса пригвоздила его к полу.

– Сбежала от тебя красотулечка. – Гарсиа тщательно выдержал театральную паузу, наблюдая за судорогами на лице доктора, и с размаху вколотил последний гвоздь: – И угадай к кому? К Герцогу нашему Ледяному. – После чего он с самым заботливым выражением вытащил у Йона из узелка кривоватую свечу и протянул ее Иенсу: – Не веришь – сам убедись.

Что именно, по мнению Гарсиа, должно было убедить его в Гердиной измене? Руки Иенса беспомощно тряслись, и свет, мигая, выхватывал из темноты то неоконченное вязанье с одним рукавом, то полосатые обои со следами клопового ристалища, то чахлые плети гороха, намертво вцепившиеся в раму окна. Доктор сбросил на пол цветочный горшок и прилепил свечу к покрытому ржавыми разводами блюдцу. Блики света перестали метаться по комнате, и ехидный спрут не замедлил заговорщицки подмигнуть со стены белесым глазом.

Точно! Как же он мог забыть? Картина с ненавистным моллюском скрывала за собой маленькую нишу с тайником. Когда-то Герда любила прятать там глупые записочки для своего «ученого мальчика» (каких только безобразных прозвищ не выдумывают порой влюбленные).