упакованные спальные мешки и палатки; связки черенков лопат, длинных рукояток геологических молотков, топорищ, кольев для палаток (дерева в тундре не найдешь).
Рейс за рейсом четырехкрылый «АН-2» перетаскивает снаряжение куда-то на север.
Мы с Андреем летим последним рейсом. Лежим на мешках, прижатые к потолку. Легкий самолет, словно воздушный змей, плавно колыхается от порывов ветра.
Разбудил меня восхищенный крик Андрея:
— Тундрá! (Именно «тундрá», хотя в Москве, я помню, произносил он проще — «тýндра».)
Внизу тускло-зеленая, белесая трава. По берегам рек, извивающихся, как блестящие змеи, ярко зеленеют изумрудные кустарники. На равнине полным-полно озер, ручейков, проток. Местами кажется, вода преобладает, а суши совсем немного — вроде перегородок в решете.
Озера самые разные. Огромные, покрытые рябью. Маленькие, блестящие, как рыбья чешуя. Глубокие — темные, фиолетово-синие. Мелкие — светлые, с просвечивающим желтоватым дном. Иные квадратные, будто очерченные с помощью угольника (чаще у них прямолинейны один-два берега). Другие бесформенные, как амебы. Третьи — старицы по долинам рек — напоминают огромные начищенные серпы.
На поверхности большого круглого озера искрятся серебристые штришки и точки. Их много! Исчезли на мгновение. Вновь появились. Они будто бы движутся…
Когда озеро скрылось из виду, я догадался, что блестели в нем рыбы. И не мелочь какая-нибудь, коли различимы с километровой высоты!
Надоело глядеть в иллюминатор. Впереди в раскрытую дверь видны спины пилотов и множество разноглазых приборов. Летчики изредка переговариваются. Не могу представить, о чем они говорят, что собираются делать, что их интересует там, внизу, куда сейчас направлены их взгляды.
Прижимаюсь носом к холодному иллюминатору. Ничего особенного: обычная тундра. Частенько видел такую на аэрофотоснимках. Земля разбита на аккуратные полигоны — квадратные и многоугольные. Центры полигонов темные, а по краям — светлые канты. Похоже на панцирь черепахи или на высохшую, потрескавшуюся глину.
Пилот обернулся ко мне. Кричит:
— Что там? По вашей части?
— Где?
— Внизу! Борозды!
— Это полигоны! Сделал мороз.
— Кто?
— Мороз! — кричу еще громче. — Земля от холода трескается. В трещины забивается лед. Получаются ледяные клинья.
— Линия?
— Клинья! Изо льда. По линиям! Они длинные. Бывают толщиной десять метров. По краям землю выдавливают. Получаются сухие каемки. А в центре — болотца. Темные.
Пилот неуверенно кивает головой:
— Ясно.
Оказывается, «лицо тундры» мне знакомо. Вот бугорки — отсюда они подобны бородавкам. Разбросаны группами и поодиночке. И это тоже создания мороза, который столетиями хозяйничает здесь и творит множество чудес…
Вдруг земля провалилась куда-то вниз. Осталось только небо. Самолет сделал крутой разворот. Когда земля вновь вынырнула из-под крыла и линия горизонта, покачавшись, заняла устойчивое положение, оказалось, что равнину сменили горы. Вскоре самолет пошел на посадку.
Так растет ледяной клин.
Можно сказать, я уже дважды побывал в этих краях. Первый раз — в Москве, сидя за картами и аэрофотоснимками. Второй раз — пролетая на самолете. Дело за малым: пройти здесь третий раз — пешком.
Будни
Мы попали на курорт.
В долине реки между невысоких сопок расположился лагерь двух наших отрядов: несколько палаток, два бревенчатых самодельных домика на полозьях (балки), четыре трактора, полтора десятка человек. Отсюда отряды расползутся — на север и на юг.
Вдоль реки деревья: ива, ольха, тополь. Много кустов. Теплое солнце. Круглосуточный день.
Из-за неполадок с тракторами пришлось две недели обживать этот лагерь. Тундра вокруг была исполосована гусеницами тракторов. Почти все живое в округе было распугано. Каждый вечер около кухни валялся добрый десяток серых уток и пестро-коричневых куропаток. Птицы были небольшие, ощипывать их никому не хотелось, отрядный пес Тарзан от них отворачивался.
Больше других забавлялся охотой тракторист Толя. После работы он брал своими темными, промасленными руками ружье и уходил из лагеря. Приносил с дальних озер битых уток, небрежно и брезгливо кидал их возле балка, крикнув Игорю, который почти постоянно дежурил на кухне: «Эй, кухар, давай шуруй!»
А мы после работы обычно шли на озеро купаться. На дне его лежал лед, но верхние полметра воды прогревались солнцем, и было приятно лежать горизонтально, почти не шевелясь. Тогда из-под прибрежных кустов выплывали утята, а утка, понимая опасность, тихо крякала на них, не рискуя выйти из убежища.
Однажды я пришел на широкую плоскую поверхность речной террасы, где синели тысячи озер. Подошел к одному из них, ступая по кочкам, между которыми поблескивала вода.
Вблизи озеро было почти черным от взвешенных в нем растительных остатков. Я разделся и, осторожно окунувшись, стал потихоньку плавать.
Вокруг были небо, тундра и черная вода. Из глубины озера обжигали меня ледяные струйки. Стояла такая тишина, что становилось жутковато.
Холодные пальцы озерной глубины скользили по моему телу. Черные чудовища оживали подо мной и колыхали снизу воду. Они примеривались не торопясь утянуть меня на дно.
И что изменится? Те же небо, тундра и черная вода, как тысячи лет прежде. Не будет лишь крохотного человечка, чуждого здесь, осмелившегося побеспокоить эти сонные воды, раздробить солнце, плавающее в них.
Купание не доставило мне удовольствия. Но может быть, есть какой-нибудь смысл в том, что я, один из миллиардов людей, окунулся в это молчаливое озеро — одно из миллионов озер безлюдных северных равнин…
Конечно, мы были заняты не только охотой и купанием. Безделье расслабляет. Наша начальница — Вера Романовна — водила нас по соседним сопкам, знакомила с обнажениями. Народ у нас собрался разношерстный: геологи, геоморфологи, мерзлотоведы, гидрогеологи. Местные горные породы, среди которых преобладали вулканические лавы и пеплы, были многим в диковинку.
Андрея и Бориса обучили отмывать шлихи.
Сначала на берегу речки им было показано, как это делается. Виктор Сергеевич, второй десяток лет работающий на Чукотке, терпеливо, показательно отмывал шлих в деревянном лотке, напоминающем корытце.
Наполнив лоток песком, он опускал его в воду и, придерживая за бортик, несильно тряс взад-вперед. Время от времени Виктор Сергеевич загребал растопыренными пальцами песок и отбрасывал в сторону гравий. Наконец, на дне лотка остался черный порошок. Наполнив лоток и зачерпнув в пригоршню воды, Виктор Сергеевич ловко смыл черный порошок в подставленный ситцевый мешочек, туда же сунул бумажку с номером шлиха, чтоб все было «по форме».
Два раза повторил Виктор Сергеевич эту операцию и сказал: «Дело нехитрое. Давайте сами».
Ребята провели у реки часа два. Тренировались. Не замечали, что холодная вода ломит руки, что устает спина и затекают ноги. Шлихи осматривали слишком тщательно, в надежде на «фарт»: вдруг среди темной массы блеснут зеленовато-желтые крупинки!
После полудня им было дано задание отмыть шлихи в ближайших к