— Ты могла бы стать главное русалкой.
— Я предпочитаю быть единственной, — хмыкаю я и прохожу на яхту. И почти сразу окунаюсь в неповторимую атмосферу морской прогулки. Когда брызги обжигают разгорячённую кожу, когда волосы развевает ветер, когда тело наполняется предвкушением настоящего удовольствия.
— У тебя, может, травма какая, что ты на стариков целишься? – Мирон подходи к парапету и смотрит на волны вместо меня. А мне ударить его хочется, напомнить, что год назад я готова была быть с ним, и что именно он ушел, оставив меня одну.
— В этом есть смысл, раз я жила без отца. Но, по-моему, они не старые. В любом случае, тебе тоже когда-нибудь будет тридцать пять.
— Тридцать восемь. Твоему Алексу.
— Он прекрасно выглядит.
— Я лучше.
— Ну конечно. Было бы
странно, считай ты иначе.
Нет, тут если говорить прям совсем откровенно, он прав. Тело у Мирона лучше, моложе, без волос, что порой так неприятно выплевывать изо рта. И все это я думаю, пока стою и как идиотка пялюсь на его плоский живот, смотрю на то, как низко сидят шорты.
— Поплыла, Саш?
— Вот еще. Просто гадаю, когда они спадут, чтобы девчонки убедились, что ты не везде так хорош.
— Или убедились, что я идеален, и у тебя появится гораздо больше соперниц.
— Я не собираюсь за тебя драться, пусть забирают. Хоть все.
— Уверена? То есть, если я прямо сейчас пойду поцелую Рейчел, ты ничего не почувствуешь.
— Она этого ждет, так что ты сделаешь ей приятно.
— А тебе.
— А я буду думать, что Алекс в отличие от тебя не целится на каждую свободную вагину и любит только меня.
— А мать Даши?
— Ничего у них не было. Он мне сам рассказал, что они встречались.
— Какой честный. Ему нимб не жмет?
— А тебе трусы пережимают.
— Ну вот, а говоришь, что тебе все равно.
— Не поняла.
— Так ты о трусах моих думаешь. Погнали в каюту, проверим, не пережало ли чего.
— Я согласилась приехать сюда, потому что…
— Не можешь без меня.
Ухожу от этого бессмысленного разговора, как вдруг Мирон поднимает меня на руки и несет. Несет прямо туда, где все купаются.
— Я не хочу. То есть, я не умею плавать!
— Значит, пора учиться, — говорит он громко, а шепчет мне на ухо: — Особенно научиться говорить правду самой себе.
Мирон делает шаг к борту и просто прыгает вместе со мной, продолжая держать в руках. Страшно до одури, и я как безумная цепляюсь за его шею, впиваясь ногтями. Хочу хватануть ртом воды, но вдруг чувствую, как рот мне зажали жесткие губы. От удивления открываю глаза и очень четко вижу лицо Мирона. Так близко, что кажется, еще немного и я просто провалюсь в его существо. Стану одним целым.
Он отпускает меня через пару секунд, а еще через мгновение мы выплываем на поверхность. Мне кидают надувной круг, и я понимаю, что больше не боюсь глубины и воды. Особенно, если не терять из виду Мирона, который прячет улыбку, снова и снова ныряя.
Ближе к ночи, устав как собака после бурной вечеринки, в которой были танцы, купание, море шампанского иду в ванную переодеться, но не успеваю закрыть двери, как ко мне ныряет Мирон.
— Извини, негде было переодеться.
Что?
Он резко скидывает плавки, а у меня дыхание перехватывает. Это что вообще? Член? То есть… Он больше, чем я помню, и я вообще ничего помнить не должна.
— Пойдем в душ, — настраивает он воду, а я продолжаю стоять как вкопанная и теперь смотреть на его голый зад. Блин, глупо сравнивать, но смотреть на зад Мирона приятнее.
— Можешь потрогать, если так нравится.
— Ты вообще больной?! – все-таки прихожу в себя. – Комнат мало? Или отсюда.
— Но я уже в душе, — намыливает он тело, пока тугие струи бьют по нему, пока мое дрожит непонятно от чего. Точно, от страха, что кто-нибудь зайдет и увидит нас вот так. Поэтому делаю шаг к выходу и уже трогаю замок, как Мирон просто хватает меня и затаскивает под воду.
— Ты уже мокрая, – развязывает он тесемки верхней части купальника. – И голая. Так что можешь не спешить.
Глава 37. Мирон
Влажная. Сочная. В моих руках. И как отпустить, как разжать руки, когда дыхание от близости перехватывает Когда сердце бешено стучит от невозможности забрать себе такое желанное. Но испугать легко, стоит только немного выйти за границы, как она взбрыкнет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Поэтому не двигаюсь, просто смотрю на то, как тугие струи и мой взгляд на розовые соски делают их острыми, жаждущими прикосновений. .
— Мирон, я не могу так, — пытается она прикрыться, но я качаю головой. Толкаю ее к стене и в сосок вгрызаюсь, слыша родной, бьющий по нервным окончаниями стон.
Ну блять, он сам меня позвал. Ее тело весь вечер кричало: "Отойди от всех, возьми меня". Что я, железный что ли. Вкусно… Она всегда была самая вкусная. Особенно между ног, куда пытается втиснуться между крепко сжатыми бедрами мое колено.
— Ну соври себе в очередной раз, что это изнасилование. Обычно это у тебя срабатывает.
Зря я это конечно, надо было какой-нибудь псевдо-романтической чуши в уши залить, но с ней как с другими не выходит. С ее враньем все время тянет правду сказать. Обливать ее этой правдой, чтобы остановилась и решила уже чего хочет. А иначе почему так смотрит, почему ревнует.
— Я уже говорила тебе. Скажу еще раз. Между нами ничего не будет. – Ой ли? Самой то не надоело мне мозги трахать? — Ты свой шанс упустил, когда поехал делать бабки.
А ради кого? В любом случае она кое-что забыла.
— А тот вечер? — подхожу ближе, рукой сминаю грудь, губами скольжу по сладкой коже. Так бы и съел дурочку.
— Тот вечер, когда ты меня приволок домой без сознания? Я помню, что ты опять попытался меня использовать, но я отключилась. Поэтому не было ничего.
Почти касаюсь губами дрожащих губ, уже изрядно раздражаясь от очередной лжи, но она отталкивает меня. Рвется к своим вещам, тело свое прикрывает.
А я понимаю, что больше не могу отпустить…
— Использовал говоришь? Может снова скажешь, что я тебя насиловал? Насиловал, когда ты сама как сука стонала «Трахни меня»? – откидываю ее вещи в сторону и вжимаю ее бедрами в столешницу.
— Не было такого! – испуганно взирает она и бьет меня по лицу. А мне не больно, сейчас одна цель, донести до этой идиотки, кто мы друг другу, дать понять, что всю жизнь бегать не получиться…
Отпускаю лишь на миг, смотря как она снова вещи свои подбирает, но встаю около двери. Хрен она куда выйдет, пока правду не признает. С Винченцио договорился, даже когда все уйдут с яхты, нас никто не побеспокоит.
— Открой двери!
— А на видео выглядит совсем иначе.
Я не хотел ее шантажировать и никогда никому не покажу то, что сохранил на своем личном диске как можно глубже, когда обнаружил что запись в камере продолжается. Когда-нибудь будучи уже глубоко женатыми мы пересмотрим вместе, но сейчас я скину ей кусочек, потому что у меня стойкое ощущение, что она действительно не понимает о чем собственно речь.
— Каком видео?
Я беру телефон из брошенных на пол шорт и пересылаю ей самый финал нашего секс марафона. Она открывает сообщение и долго всматривается в экран, с каждым стоном сотрясаясь все больше. Ревет. Качает головой.
— Этого не было!
— А на видео все хорошо видно. Я, когда смотрю, почти кончаю, когда ты в рот берешь.
— Что? Я не могла! Я не такая!
Не такая, просто моя. И сейчас мне плевать как это выглядит, но пока есть возможность использовать ее испуг за свою репутацию, я не могу упустить этот шанс.
Подхожу совсем близко впитывая страх кожей, берусь за дрожащий подбородок и говорю четко, почти по слогам, давая ей понять, что теперь ей от меня действительно никуда не деться, пока она не поймет, что ничего с Алексом у нее быть не может.
— Будешь делать все, что я скажу. Скажу сосать. Будешь сосать. Скажу раком встать, будешь вставать. Я заебался ждать, когда ты перестанешь выносить мне мозг и простишь. Я заебался дрочить на твой инстаграмм. Теперь дрочить мне будешь ты.