Всего одно движение и нас больше нет. Нет боли, что рвет изнутри. Нет жажды, что сжигает. Нет голода, от которого уже тошнит.
Почему она. Почему в башке всегда она!
— Ты больной, знаешь? — шепчет она сквозь слезы и не двигается, смотрит огромными глазами на море, что раскинулось на сотни миль вперед.
В сумерках такой пугающий, но все еще прекрасный. Как моя Сашка.
— Я люблю тебя, Саш, — на одном дыхании, а она поджимает губы и отворачивается. Все время отворачивается от меня. Кем бы я не стал, кем бы мы не были, я всегда для недостаточно хорош. – Слышишь, блять! Люблю!
— Отвези меня в отель.
— Нет.
— Тогда нажми на газ и закончим, — бросается ко мне, а я снова отталкиваю. Она бьется плечом об окно, смотрит с укором. А мне плевать. Пусть хоть на миг поймет, что я ощущаю каждый день без нее.
— То есть вот так, да? Или смерть или Алекс? Так сильно его любишь?
— А кого мне еще любить? Придурка, который чуть меня не угробил, человека, который меня бросает из раза в раз! Человека, который за год не разу не спросил, как у меня дела, а когда ушел тут же трахнул другую?! Кого мне любить, Мирон!
— Зато Алекс идеальный, — сквозь зубы.
— Он не идеальный, Мирон, но он всегда рядом. А ты всегда где-то…
А я деньги пытаюсь делать. Для тебя! Рискую на трассе ради тебя. Но кому это нужно, когда Алекс всегда рядом.
— Ну и где твой Алекс? Почему он не приехал забрать свою крошку в чужой стране, почему я тебя подвожу?
- Подвозишь? Куда? На тот свет?! Я бы вызвала такси! Я тебя ни о чем не просила!
Точно. Ты больше меня ни о чем не просишь. Как раньше. Больше нет ничего, как раньше.
Дыхание спирает, рука переключает передачу, и я сдаю назад. Воздуха не хватает. Выхожу из машины и начинаю курить. Сигарету за сигаретой, пока тело дрожит от гнева.
А что ты хотел от встречи?
Хотел увидеть, что она соскучилась… Хоть на мгновение понять, что есть надежда.
Башка раскалывается. В груди болит. А в душе яд от одной меркантильной девки.
Алекс блять…
Всегда рядом. Верный. Лучший. Тошнит от этого урода. Хочет быть с ним, пусть будет, но я свое возьму. Заражу ее собой так сильно, что каждый раз ложась в его постель, она будет думать обо мне…
Сплевываю и сажусь обратно в машину. Она сидит в той же позе, не двигается. А я не могу не смотреть. На дорожки слез, на волосы, что лунным светом стекают по спине. На губы, искусанные, припухлые. Такие желанные. Только мои…
Нежная сука, которую хочется задушить. А лучше выебать. Так, чтобы кричала. Так, чтобы только я в ее голове остался. Только мое имя шептала во сне.
Трогаю кончиками пальцев волосы и чувствую, как она напрягается. Всем телом. Всем нутром. А я до сих пор помню, как она стонала, как она, так и не произнесла заветное люблю.
— Думаешь обо мне, когда с ним?
— Я о тебе вообще никогда не думаю, – выдает она зло, а во мне гнев столпом огня.
— Может, хватит пиздеть?! – не сдерживаюсь я и ласка волос превращается в грубый захват на затылке. Лицо к себе и губы в губы. Глаза в глаза. Синие в такие ясные, голубые, заполненные до краев прозрачной влагой.
— Больно! Отпусти! Мирон!
— Скажи правду. Сама себе скажи блять, правду!
— Отстань, отпусти, Мирон! — бьет она меня по лицу, но я руки тисками сжимаю в заплаканное лицо шиплю..
— Признайся сама себе, и я отпущу тебя…
Молчит, держится до последнего, а я больше не могу. Накрываю губы, толкаюсь языком, слизываю соль. Так сильно. Так грубо. До хрипоты и стона. Хватит врать, Саша. Хватит сопротивляться. Хватит быть чужой.
Она расслабляется на мгновение, скользит языком по небу, пьянит запахом, движением руки, что гладит лицо. Терпеть не могу поцелуи, но с ней каждый раз как полет в космос. Выше, выше, когда дыхания все меньше, когда сердце рвет от высоты.
Лучше секса, который стал механической, слаженной работой двигателя между мной и очередной на ночь. И у каждой ее лицо.
Сначала не понимаю, почему щеку обожгло, а когда доходит, Саша уже дергает дверцей и толкает себя наружу. Бежит сквозь темную чащу, а я за ней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Догоняю спустя пол минуты и валю на влажную траву. Закрываю рот рукой, а телом прижимаю, чтобы не дергалась.
— Отпусти! Хватит мучать нас!
— Беги не беги. Обманывай не обманывай, но тебе все равно никуда от меня не деться, когда ты уже поймешь. Признайся сама себе, и я отпущу. А не признаешься, поимею, прямо здесь. Трахну так, что твой крик в отеле услышат. И сама знаешь, ты даже сопротивляться не будешь. Стоит мне начать…
— Подонок… Ублюдок! Ничтожество!
-А кто меня таким сделал? Кто раз за разом дает мне пинка под зад!
-Точно не я! Я вообще тебя не знаю. Ты не мой друг, что всегда был рядом!
— А ты не та девчонка, что стояла за брата горой. Спряталась за маской меркантильной суки, которая делает все чтобы сохранить свою зону комфорта. Тебя от самой себя не тошнит?
— Мне все нравится… Мне нравится жить, так как живу я. А что делаешь ты? Каждый день рискуешь, чтобы трахать телок?
— Я могу трахать тебя, но ты все время убегаешь.
— Потому ты мне противен! Потому что я не хочу терять семью. Потому что ты для меня никто…
Сглатываю горечь правды и отваливаюсь в сторону. Дышу часто, шумно. Надо что-то делать. Она скажет Алексу и тот заберет ее из Италии, тогда я хрен, когда до нее доберусь.
— Ты даже не понимаешь, что со мной сделал? – спрашивает она, не двигаясь, потому что я продолжаю тисками сжимать ее запястье, ощущать частый пульс. – Ты даже не извинился за свое предательство. Каждый раз, когда ты говоришь про любовь, ты словно в лицо мне плюешь. Напоминая, то как легко я повелась на это дерьмо. Любовь… Кому она нужна, если причиняет такую боль…
Не извинился. Блять…
— Согласен, — киваю я и резко поднимаюсь, дергаю ее на себя. Прижимаю к себе всем телом и заглядываю в такие яркие глаза. – Прости меня, что уехал, Саш. Просто в тот момент иначе было нельзя. Ты ведь бы все бросила, рванула бы за мной.
Она облизывает пересохшие губы, отводит взгляд, еле сдерживая слезы.
— Ты мог не уезжать. Ты мог остаться со мной.
— Ты на бюджете училась.
Она мотает головой, а я хмурюсь.
— Алекс платит за учебу, Мирон. Я тогда… — прямо в сердце. – Я тогда не поступила. Бала не хватило. А он, он все решил. В тот же день оплатил все пять лет.
Отталкиваю ее, не веря своим ушам.
— Что блять? Ты ебанутая? Почему не сказала?
— А как я могла! Ты столько работал, чтобы я поступила! А я не смогла! Подвела тебя. Я тогда в глаза тебе смотреть не могла, а тут Алекс.
Хватаюсь за волосы, отворачиваюсь и втягиваю ртом воздух. Боль такая, что впору бросаться с обрыва. Из-за какой-то чертовой учебы…
— Мирон, отвези меня пожалуйста домой. В отель в смысле.
— Я люблю тебя, Саш. Я не могу просто тебя отпустить…
— Год прожил и дальше…
— Да я все делал, чтобы вернуться к тебе! А что сделала ты? Стоило мне уехать, как легла под Алекса? Через сколько? Неделю, две?
— Не смей меня упрекать. – толкает она меня, так сильно что шаг назад делаю. – Не смей! Ты бросил меня! Ты поступил как Митя! Как мама! Ты оставил меня одну! А Алекс…
- Подобрал, как шавку… Наверное злился, что ты больше не целка…
Новый удар по щеке и мне даже отвечать не хочется. Переборщил…
Не даю уйти, цепляюсь за призрачную надежду, что еще что-то может получиться. Что есть еще шанс…
— Сашка… Сашка. Ну прости меня. Ну не было у меня выбора. Я такие бабки торчал, а меня во Владивосток сослали. Ну чтобы ты там делала…
— Ты не звонил, ты не писал, ты просто исчез… Мирон, прекрати! Все кончено!
— Если бы я хоть раз услышал твой голос, я бы не смог без тебя. Я сделал тебе одолжение.
Саша смеется. Горько. До боли. Аплодирует и кланяется.
— Спасибо дон Мирон за такой подарок. Теперь сделай еще одно одолжение и отвези меня в отель. Я уже говорила, и скажу еще много раз. Я буду с тем, кто не подводит, я буду с тем, кто любит меня, а не мое тело.