— Слушайте же, господин, — проговорил Казиль и стал излагать свою мысль.
Глава 26. Сестры
Джордж слушал жадно, и можно было заметить, что он одобрил эту мысль.
— Я думаю, что здесь нет ничего невозможного, — заметил он, когда Казиль высказал свое предложение, — Бог поможет нам сделать все именно так. Теперь — к делу, Казиль, начнем приготовления!
Казиль тотчас же распорол один из мешков и, набив карманы золотыми монетами, отправился за покупками, необходимыми для осуществления придуманной им комедии, которая, как мы увидим далее, могла превратиться и в трагедию. Ему необходимо было нанять и нескольких помощников.
Оставим в Бенаресе Джорджа, Стопа и Казиля и перейдем в аллагабадский дворец, в ту комнату, где обе сестры по приказанию принцессы были положены на кровать, оставаясь пленницами.
Уже прошло двенадцать часов, как длился сон обеих девушек. Мария первая стала приходить в себя. Она слегка потянулась, и это движение разбудило Эву. Открыв глаза, сестры мгновенно приподнялись на кровати, удивленно рассматривая свое необычное пристанище. Обычно дома они спали на разных кроватях, а потому сильно удивились, очутившись почти в объятиях друг друга, так как у них в памяти не сохранилось ничего, что предшествовало этому обстоятельству. Удивление их возрастало тем более, когда они увидели, что лежат одетыми в постели и что окружающие их предметы им совершенно незнакомы.
— Это, наверное, сон! — подумала Мария.
Эва думала то же самое.
Затем они обменялись вопросами:
— Где же мы? — спросила одна из сестер.
— Не знаю, — ответила Мария, — что же случилось с нами?
— Я тоже не знаю, — опустила голову Эва.
Непроницаемая тайна сковывала их волю и парализовала память.
— О, я все сейчас узнаю! — воскликнула Мария.
Она спрыгнула с кровати и подбежала к окну, затем, раздвинув кисейные занавеси, жадно прильнула к стеклу. Эва последовала ее примеру. Ужасное разочарование ожидало их: представившийся вид им был совершенно незнаком, роскошный парк и посыпанные золотистым песком аллеи им были совершенно незнакомы.
— Где же мы? — размышляла Мария. — Если нас похитили, то почему не связали руки и ноги? Если нас привезли в гости, то почему обеих положили на кровать?
— Как мы вышли из дома, — удивлялась Эва, — и перенеслись в этот незнакомый дом?
Мария обернулась и увидела перед собою дверь.
— А! — обрадовалась она, — мы сейчас узнаем где мы, тот, кого мы встретим, несомненно, должен ответить на наши вопросы.
— Действительно, — подтвердила Эва, — так пойдем же!
Мария взялась за ручку и толкнула се. Однако дверь не открывалась.
— Мы пленницы! — воскликнула Мария.
Обе девушки в смятении бросились на диван, расположенный в простенке окон, и заплакали.
— О, Господи! — причитала Мария, — где мы? В чьи руки попали? Какое зло грозит нам?
— Как мы попали сюда? — добавила еще один вопрос Эва, — где Эдвард, где Джордж?
Имена Эдварда и Джорджа, произнесенные Эвой, подобно молнии осветили погруженную в сумрак память Марии, и она стала припоминать.
— Сестра! — воскликнула она, — помнишь ли ты, кажется, это было вчера вечером, явился Эдвард и рассказал про Джорджа что–то страшное, мы посчитали его мертвым, но он вошел внезапно. Он жив! Припоминаешь, Эва?
— Действительно, кажется, все так и было. Как будто я очнулась от глубокого сна. Продолжай, продолжай.
— Джордж спешил куда–то и предложил нам собраться. Мы пошли в нашу комнату, стали за него молиться, — припоминала Мария.
— И за Эдварда, — прибавила Эва.
— После этого все путается в моем сознании, действительность сменяется ужасным сном. Нас хватают, завязывают глаза, связывают руки и под гром выстрелов куда–то уносят. Больше ничего припомнить не могу. А что помнишь ты, сестра?
— Почти то же самое, — проговорила Эва. — Происшедшее омрачает мой ум: мне кажется неестественным все, что ты рассказала и что припомнилось мне. Что за тайна окружает нас? Кому было выгодно похитить нас? Как ты считаешь?
— Решительно не могу ничего понять… Конечно, похитители действовали по чьему–то приказу, может быть, даже высшей власти, но в чем заключается цель этого пленения и кто распорядился его осуществить?
— Я! — ответил за спинами девушек голос.
Потайная дверь, скрытая обоями, отворилась, и на пороге появилась женщина со скрещенными на груди руками и гордо поднятой головой.
— Принцесса! — разом воскликнули Мария и Эва.
— Да, это я. Разве вы забыли, что я сказала вам: «До свидания!». Вот оно и состоялось.
— Но где же мы? — спросила Мария.
— У меня.
— Ах! — едва могли вымолвить ее губы.
— Да, у меня, но не в Бенаресе, а в Аллагабаде, моем загороднем дворце. Теперь вы понимаете, что неразумно отвергать мое предложение и пренебрегать моим гостеприимством.
— А разве это гостеприимство, принцесса? — удивилась Мария, — вы затащили нас в гости, как связанных овец на стрижку.
— Пришлось прибегнуть к силе. Моя воля — закон. А уговоры оказались бесполезными. Что я хочу, то и должно сбыться. Препятствия не останавливают меня, лишь бы был результат. Доказательством этого служит тот факт, что вы здесь, в моем дворце, хотя прибыть сюда добровольно отказались. Добро пожаловать, дорогие гостьи! — добавила она, злорадно улыбаясь.
— Дорогие гостьи, — повторила Мария, — быть может, вы хотели сказать «пленницы», принцесса?
— Пусть так. Стоит ли спорить о словах? Я получила от вас отказ следовать за мной добровольно в качестве друзей, так не моя вина, если и гостеприимство мое принимает другой вид.
— Так значит, вы — наш враг?
— А разве вы сомневаетесь в этом? — удивилась Джелла, и в глазах ее сверкнул злой, холодный свет.
— Я не только сомневалась, — ответила Мария, — но еще и теперь сомневаюсь, потому что не могу найти причины для столь странного поступка с вашей стороны.
— Вы ищете причину?
— Несомненно.
— И уверены, что я раскрою ее вам?
— Несомненно.
Некоторое колебание мелькнуло в глазах Джеллы, но принцесса по–прежнему спокойно стояла в проеме двери, не выказывая ни милости, ни гнева.
— Что вы мне сделали? — вдруг воскликнула она и резко шагнула к Марии, — вы хотите узнать это? Так знайте: Джордж Малькольм, прежде чем познакомиться с вами, был моим любовником.
У Марии вырвался глухой крик, скорее похожий на стон, она отпрянула назад, к стене, и застыла безвольно раскинув в обе стороны руки. Смертельная бледность медленно разлилась по ее лицу, в глазах застыли боль, отчаяние, мольба.