Оксана, когда я заканчиваю говорить и поджимаю губы. Чай в стеклянном чайнике давно остыл, и подруга поднимает руку, чтобы позвать официанта: — Пожалуйста, добавьте нам кипяточку… — а потом обращается ко мне: — Слушай, не верю я этой Ане.
— Но… — начинаю я, но она не дает сказать:
— У меня есть несколько вариантов. Первый: она вообще нифига не беременна, просто морочит Пете голову и, возможно, надеется соблазнить и таки забеременеть. Второй: она реально беременна, только никто ее не насиловал, да и Петрон ни при чем, просто потрахалась с кем-то, а свалить решила на Петю, изнасилование приплела тупо, чтоб пожалел. Петя видный мужик, а что она не кажется влюбленной — так это ничего не значит. Не все влюбленные бросаются на шею. Некоторые действуют вот так, обходными путями, по-хитрому. И еще третий вариант: она правда беременна от Петрона, но только потому, что напиздела про свои противозачаточные.
— А что ее вправду изнасиловали, ты допускаешь? — спрашиваю я осторожно. Оксана проработала в клубе три года, у нее гораздо больше опыта, и ее мнение кажется мне весомым.
— Пять процентов, — заявляет девушка и принимается разливать по чашкам принесенный горячий чай. — Я ее помню: умная девчонка, боевая, ее так просто не изнасилуешь.
— Когда я ее видела, она не выглядела боевой… скорее потерянной.
— Она отличная актриса.
— Тогда почему Петя сам ни о чем таком не подумал?
— Да он просто охуел от неожиданности и шока! — Оксана всплескивает руками, а фраза звучит так громко, что на нас оборачивается несколько посетителей. Я виновато поджимаю губы, но подруга продолжает: — Поставь себя на его место. Он просто с трудом соображает сейчас. К тому же, ему нахуй не нужен этот ребенок, будем честны.
— А если это все-таки окажется его ребенок?
— Тогда это нужно будет перепроверить. В другой клинике, которую выберет Петя. И чтоб справку о беременности и сроках беременности тоже там предоставили.
— Логично, — я киваю.
— Не поддавайся панике, а то я тебя знаю, и всем вот этим «если это его ребенок, он должен его принять». Не должен. Потому что даже если это окажется так — наверняка Аня просто хочет денег. Или соблазнить его. Или то и другое. Но точно не семью и бла-бла-бла.
— Почему ты так уверена? — я удивляюсь.
— Я общалась с ней. Она спала и наверняка до сих пор спит со всеми подряд. Какие дети? Просто захотелось разыграть драму. С клиентками клуба такое бывает. Не верь ей. И не вини Петра: он откровенно тупанул, что не надел презерватив, но с кем не бывает? Он же мужик.
— Слабое утешение, но спасибо, — я пытаюсь улыбнуться. В голове у меня немного проясняется. Я решаю, что не могу просто взять и бросить его в этой ситуации.
Именно поэтому на следующий день, когда Петр отправляется в клинику за результатами теста, я подаю голос:
— Ты вообще доверяешь этой девушке?
— Что ты имеешь в виду? — искренне удивляется мужчина.
— То и имею. Я долго думала, и… Ты же сам рассказывал, что у вас были девушки, которые пытались забеременеть от вас.
— Аня не похожа на них… к сожалению, — Петя пожимает плечами.
— Ясно, — может, я напрасно начала этот разговор?
— Послушай… даже если это мой ребенок — я буду ответственен за его жизнь, но не за жизнь его матери. Я не собираюсь жить с ней, спать с ней, жениться на ней…
— Может, и зря, — огрызаюсь я, снова утыкаясь в экран ноутбука.
Но пока Пети нет дома, я еще раз вспоминаю разговор с Оксаной, и когда он возвращается с понурым видом, встаю в дверях, складывая руки на груди и как бы спрашивая взглядом: ну что?
— Это мой ребенок.
— Как вариант, — я киваю. Мужчина смотрит на меня с удивлением. Я поясняю: — Мы не должны верить ей так просто. Персонал клиники можно и подкупить.
— Мы? — он еще шире открывает глаза.
— А ты думал, я оставлю тебя разбираться с этим в одиночестве?
— Ну… — он морщится, а потом делает шаг навстречу: — Прости.
— И ты прости меня. За мою истерику и этот холод.
— Ничего, я все понимаю, — он кивает, а я прижимаюсь к нему теснее:
— Ничего ты не понимаешь! — я же люблю тебя, добавляю мысленно, но вслух не решаюсь, потому что сейчас нам точно будет не до любви.
40 глава. Проверить и перепроверить
Петр
Для меня это неожиданность — ее реакция. Я жду повторной истерики, слез, обвинений, либо молчаливого протеста и хлопанья дверьми, я жду, что она уйдет — но она остается, подходит ко мне, обнимая крепче, чем в самые жаркие наши ночи, и говорит:
— Прости меня. За мою истерику и этот холод.
— Ничего, я все понимаю, — я киваю. И вправду, ситуация не самая стандартная. Она не обязана была держать себя в руках, если даже я не смог остаться трезвым и адекватным.
— Ничего ты не понимаешь! — фыркает она, а я молча улыбаюсь: понимаю, детка. Между нами гораздо больше, чем просто секс. Мы влюбились друг в друга. Но говорить об этом сейчас… надо ли? Вместо слов я просто обхватываю ее лицо ладонями и припадаю к теплым губам поцелуем. Она отвечает — со всей готовностью. Как же я скучал, вашу мать.
И хотя голова забита совсем другим, тело отзывается, и я прижимаю ее к стене прямо там, в прихожей.
— Петь… — шепчет она мне в губы. — Мы не можем…
— Можем. Мы должны. Просто обязаны, — отвечаю я таким же шепотом, подхватывая ее на руки, чтобы отнести в спальню и любить там долго и крепко, пока она не начнет изнывать, заходясь мучительными стонами и жаркими судорогами.
— Хочешь, я поговорю с ней сама? — спрашивает Арина, когда час спустя мы лежим на влажных мятых простынях, и ее голова покоится у меня на плече. Я глажу спутанные светлые волосы и задумчиво убираю с ее вспотевшего лица слипшуюся прядь:
— Зачем? Что это изменит?
— Я уверена, что она в чем-то лжет. Либо она не беременна, либо беременна не от тебя…
— А если от меня? — я хмыкаю. Давайте допустим такой вариант.
— Тогда у нее все равно грязные цели: шантажом выманить у тебя деньги или снова соблазнить.
— Ты будешь для нее, как красная тряпка для быка.
— А может, наоборот? Может, она прислушается ко мне, как девушка к девушке? А если нет — хотя бы поймет, что ты занят.
Мне нравится, как она