третий, если Аня решает оставить ребенка: что делать?
Пока я нахожусь в ожидании, Арина успевает сдать второй экзамен и готовится к третьему. Когда сессия кончится — она планирует уехать в Вологду до самой осени. Раньше не планировала. Но теперь все становится не так, как раньше. Мы больше не занимаемся сексом. Мы мало разговариваем. Мы просто находимся в подвешенном состоянии.
Утром шестнадцатого июня мне звонит Аня:
— Результат будет известен сегодня после полудня. Хочешь, съездим в клинику вместе? Мне в любом случае не помешает поддержка.
— Конечно, — я киваю, словно девушка может видеть меня в момент телефонного разговора, а Арина, которая в это время сидит на диване с ноутбуком на коленях, тут же поднимает голову:
— Ну что там?
— После обеда будет результат.
— Это хорошо.
— Ну да, — я хмыкаю. Ожидание — это и вправду дерьмо. Выяснить бы уже все и как-то идти с этим знанием дальше.
— Ты вообще доверяешь этой девушке? — спрашивает вдруг Арина, и я сосредотачиваю на ней взгляд:
— Что ты имеешь в виду? — потому что ничего подобного во все предыдущие пять дней она не спрашивала. Арина четко высказала свою позицию: если ребенок мой и Аня решит его оставить — я должен принять это и взять на себя ответственность как будущий отец. Больше она по теме не высказывалась, да и вообще говорила довольно мало. У нее была веская причина (или отговорка, или то и другое одновременно): сессия и подготовка к экзаменам. Ее собранная во время истерики большая спортивная сумка по-прежнему стояла в прихожей. Раскрытая, с вытащенными предметами первой необходимости, но так и не разобранная окончательно.
— То и имею, — Арина морщится. — Я долго думала, и… Ты же сам рассказывал, что у вас были девушки, которые пытались забеременеть от вас.
— Аня не похожа на них… к сожалению.
— Ясно, — Арина поджимает губы и снова утыкается взглядом в экран ноутбука, словно вдруг пожалела, что вообще начала этот разговор.
— Послушай… даже если это мой ребенок — я буду ответственен за его жизнь, но не за жизнь его матери. Я не собираюсь жить с ней, спать с ней, жениться на ней…
— Может, и зря, — отрезает Арина.
Твою мать.
Мне хочется метнуть в стену чем-нибудь тяжелым, потому что под влиянием всех последних событий я осознаю особенно четко: Арина стала важным человеком в моей жизни, и я не хочу, чтобы что-то разлучило нас. Это уже гораздо больше, чем просто секс… Блять, это с самого начала было больше, чем просто секс. Но говорить об этом сейчас — бесполезно. Сейчас вообще бесполезно говорить — вместо этого нужно собираться в клинику.
— Письмо с результатом теста, — медсестра протягивает нам с Аней запечатанный конверт. — Если что-то непонятно, спрашивайте.
Ну конечно. Ведь там наверняка все написано выебистым замудренным медицинским языком, простому человеку сложно понять.
Так и есть.
Я дважды перечитываю короткий текст, прежде чем спросить у Ани:
— Так значит, ребенок мой?
Она поджимает губы:
— Похоже на то, — и мы оба поднимаем взгляды на медсестру, которая закатывает глаза и вздыхает:
— Ваш, ваш… поздравляю.
Блять. Да не с чем, вообще-то.
Полчаса спустя мы сидим в кафе, и Аня смотрит на меня очень виноватым взглядом:
— Мне так жаль.
— Мне тоже, — говорю я честно. — Здорово, конечно, что ты не забеременела от того левого мужика в переходе метро, но… Аня, для меня это тоже неожиданная и откровенно неприятная новость. Мы друг другу чужие люди, и я не готов стать отцом твоего ребенка… да и вообще отцом.
— Хочешь, чтобы я сделала аборт? — она кривится, и я вдруг вспоминаю вопрос Арины: ты вообще доверяешь этой девушке?
И вправду. Доверяю ли я? Вдруг не было никаких противозачаточных, или никакого изнасилования, или ни того, ни другого, и все это — просто подстава, попытка надавить на жалость, привлечь к несуществующей ответственности? Это вообще реально мой ребенок? Или все-таки насильника? Или вообще какого-нибудь третьего мужчины?
— Хочу, чтобы ты сделала аборт, — говорю я твердо.
— А я думала, ты и вправду лучший мужчина на свете.
Я морщусь:
— Зачем тебе ребенок от меня?
— Низачем, — девушка снова кривит губы. — Но ты мог бы хотя бы ради приличия сказать, что готов принять его, если я решу рожать.
— А ты хочешь рожать?
— Не знаю.
Этот разговор длится еще минут пятнадцать и заканчивается ничем. Аня в истерике и слезах просто выбегает из кафе, я оплачиваю счет и возвращаюсь домой. Там меня ждет Арина, в глазах которой застыл немой вопрос: ну что? — и я в ужасе предчувствую еще одну истерику.
— Это мой ребенок, — отвечаю я просто.
Арина опускает глаза и втягивает воздух, складывая на груди руки. Мне вдруг становится совершенно ясно, почему она не разбирала свою сумку. Она ждала. И сейчас все-таки уйдет, оставив меня наедине с моим дерьмом.
39 глава. Не паниковать и не верить на слово
Арина
Сдав второй экзамен, я сразу спешу в кафе недалеко от университета: мы с Оксаной договорились встретиться в три часа пополудни, а уже почти половина четвертого…
— Прости, что опоздала: нас запускали по пять человек, а не по трое, как я предполагала. Я оказалась пятой.
— Ничего страшного, — девушка кивает и чмокает меня в щеку. Так уж вышло, что когда я устроилась администратором в клуб, мы стали чаще и ближе общаться: теперь среди общих тем была не только высшая математика, но и неадекватные клиенты, клубная тусовка и обсуждение БДСМ-практик. Я уже советовалась с ней насчет Пети — она знала о моих чувствах к нему. Теперь мне снова нужно было с кем-то поговорить.
— Я сдала на отлично, — сообщаю вроде как радостно, но особенного воодушевления в собственном голосе не замечаю.
— Я и не сомневалась, — Оксана от меня откровенно отмахивается. — Но мы ведь не об этом собрались поговорить. Что случилось?
Я вздыхаю. Вздыхаю еще раз. И рассказываю ей все: с того момента, как увидела Петра на лестничной площадке с незнакомой девушкой, и до сегодняшнего дня, когда он находится в ожидании результатов теста на отцовство. Результат будет завтра, завтра же я должна решить, что делать: оставаться с ним или съезжать и возвращаться в общежитие на время экзаменов. Моя сумка до сих пор не разобрана. После сессии я по-прежнему собираюсь в Вологду, домой: так или иначе, мне нужно побыть одной и подумать обо всем, что произошло за последние месяцы.
— Так себе история, конечно, — замечает