это странно — она бы не ушла просто так, тем более, в день операции матери.
Злое, паническое предчувствие сжало сердце, и я по памяти набрал знакомый номер.
— Абонент временно недоступен, — ответил мне механический голос.
ВЕРА
Я никогда не подслушивала чужие разговоры, считала это занятие глупым и низким. Тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит — вот, как я думала, и была права. Но то сообщение, которое я нечаянно прочитала, оно заинтересовало меня.
Заигрался… теперь понятно. Игра, просто игра, а я, значит, игрушка.
Я стояла под дверью и, задыхаясь, ловила каждое слово Евгения Александровича. И каждый ответ Влада, сказанный так едко, словно не со мной он эти короткие ночи делил, не меня целовал, не мне шептал о любви.
Так можно было говорить о той, к кому брезгуешь прикоснуться. С раздражением и равнодушной злостью, уничтожающими меня.
….— убери из жизни? Так ты сказал, отец? А может, убить? — голос Влада — яд, кислота, плещущая на мою кожу.
На мою душу.
— Не могу, — прошептала, и понеслась прочь, сама не понимая, куда и зачем.
И за что?!
За что он так со мной? Играл? Это развлечение такое — влюбить и убить все живое в человеке? Как так можно?!
Я, задыхаясь от дикой боли, заходясь в рыданиях, бежала к единственному своему пристанищу — домой, под защиту родных стен, ведь больше — то бежать мне некуда. Врезалась в людей, спешащих по своим делам, и не извинялась перед ними — плевать, на все плевать, главное, скрыться скорее.
Домой! К маме!
Останавливаюсь, и осознаю — а мамы ведь нет. Ни дома, ни рядом со мной, я ее потеряла. Всех потеряла!
— Девушка, с вами все хорошо? — ко мне подошел встревоженный молодой мужчина, а я в нем Влада вижу — его светлые волосы, его ненавистно — любимое лицо, пугающие, но такие родные глаза. — Вам помочь? Что…
— Нет, — рассмеялась, не переставая плакать. — Н — нет, вы мне не поможете, со мной все прекрасно! Просто прекрасно!
Влад… ненавижу! Боже мой, неужели все это из — за мамы? Из — за того, что он все — же ревновал, злился, и так и не смог меня простить? И это спустя столько долгих лет?
Да он же просто ребенок — глупый, злой и жестокий ребенок, для которого я просто забава. Мимолетное развлечение, которое не одобряет заботливый папочка.
— Господи, почему так больно? — прошептала — прорыдала. — Так вот она какая — любовь? Или это расплата за нее? Расплата, да… но как — же это невыносимо.
Сломать. Он просто захотел меня сломать, оставить без никого. Без мамы, без себя, и самое тошное — я не смогу! Не справлюсь одна! И даже зная, что все ложью было, я и сейчас скучаю по нему.
И это разрывает мою душу, сердце раскалывает на осколки. Я совсем одна, Боже, я совсем одна, и не понимаю, за что? Зачем так жестоко?
— Но я не одна, — идти тяжело, в ушах стоит звон, и я останавливаюсь неподалеку от дома. — Мама! Есть мама, и она поправится. Обязательно поправится, и все у нас с ней наладится теперь, когда я знаю правду.
Телефон в заднем кармане джинсов, и я достаю его дрожащей рукой.
Я неблагодарная дрянь, позволила запутать меня, запудрить мозги. У меня всегда была и будет мамочка, а при нужной помощи она оклемается, и мы со всем справимся вместе. Я ведь… дьявол! Я почти отказалась от мамы из — за Влада!
Ненавижу!
Хочу набрать номер клиники, но телефон звонит сам. Мамина сиделка.
Мама…
— Да! — хрипло выкрикиваю, чувствуя разлившееся неодобрение от прохожих, напуганных моим поведением. — Я слушаю!
— Вера, это Рената Сергеевна, сиделка…
— Да, все прошло удачно? — зажмурилась так крепко, что перед глазами черные, блестящие мушки заплясали. Голова закружилась, и воздух током ощущается.
Опасность.
А в ответ тишина. Но молчание ведь — знак согласия, а значит, операция успешно прошла, и мама… мамочка…
— Я соболезную, Вера, — услышала я в ответ. — С вами хочет поговорить врач, он русскоговорящий, лучше объяснит, но поверьте, было сделано все возможное и невозможное!
Звуки пропали, время замерло, а я стояла, прижав руку с телефонной трубкой к уху, и видела себя со стороны — заплаканную, жалкую девчонку, лишившуюся всего. Сама упустившая главное, променяв на журавля в небе.
Погналась за мечтой, позабыв, что не для меня это, не всем дано. Не мне, по крайней мере. И расплата настигла, Боже, до чего она болезненная
— … слышите? Вера?
— Да, — монотонно и спокойно произнесла я.
Я Вера, и я слышу. А еще я, наконец, научилась думать, и сопоставлять. Влад так быстро согласился мне помочь, оплатил лечение мамы, ее транспортировку. Но мне запретил лететь с ней, чтобы… убить ее?
Да. И она мертва. А врачи — они сделали все возможное и невозможное, я и не сомневаюсь. Это ведь не сложно, убить того, кто, итак, умирает. Может, мама и не в клинике, и даже не в Тель — Авиве.
Всхлипнула, стерла последнюю слезинку с лица, и нажала на отбой.
— Влад, ты и правда убийца! Ты убийца, а я дура! — прошептала, и в это время на кончик носа упала первая капля дождя, навстречу которому я запрокинула голову. — А меня ты тоже убьешь? Ты говорил, я слышала…
Убьет. Или попытается, раз даже от родного отца не стал скрывать. Первое впечатление от него взрослого обманчивым не было — Влад просто маньяк! Таким нравится мучить, издеваться, и загонять жертву в тиски. Только я больше не хочу быть жертвой, хватило уже.
Он ответит за все!
Я улыбнулась, с силой вытерла слезы с лица, и пошла в противоположную от дома сторону.