Только мы переступили порог, как мой новый знакомец полез под кровать. Что он там делал, сказать не могу, потому что мне удалось расслышать лишь приглушенные восклицания. Наконец, таинственная возня под кроватью прекратилась.
– Вот оно, – сказал пыльный Диоген, протягивая мне пачку пожелтевших страниц. – Здесь все про это написано. И еще про того, кто все это сделал.
– Про того, кто материализовал время?
– Про него, будь он неладен. Про Крона.
Услышав это имя, я выхватил у него из рук пачку измятых бумажек и с удивлением узнал в них вот эту самую древнюю рукопись.
– Стало быть, вот эту самую? – эхом отозвался Пал Палыч. – Ну у вас, батенька, и развороты. Однако любопытно, ничего не могу сказать. Появление рукописи в изуродованном городе – это, конечно, находка. Так что там про Крона?
– Он и оказался тем негодяем, который материализовал время, – уныло ответил Рене Маори. Он слишком долго жил, ну и выучился на нашу голову. И решил, что время ему необходимо для решения какой-то сверхважной задачи. И эту задачу он по сю пору решает и никак не может решить.
– Это вы только что придумали?
– С такими вещами не шутят, – грустно покачал головой Маори.
Итак, времени больше не было. Нет, это звучит слишком патетически! Времени не было в нашем обывательском понимании. Осталось нечто – вода, превращенная в лед, застывший пламень, сгущенный воздух. И это было недоступно моему разуму.
Диоген ухватил меня за руку, и мы побрели по кривым улицам, вглядываясь в зеленое небо. И тут я впервые заметил то, на что не обращал до сих пор никакого внимания. Всегда справа от нас, заметьте только справа, в какую бы сторону мы ни повернули, на темном нагромождении камней высился мрачный замок. Как бы мы ни кружили, он был повернут к ним одной и той же стороной, и обойти его было невозможно. Я задумался над этим странным оптическим явлением, но объяснения не нашел. Диоген на мои расспросы отговорился туманным словом “иллюзия”, что не внесло никакой ясности в мои размышления.
Кажется, какие-то люди попадались на нашем пути. Не могу сказать точно кто, но какое-то мелькание происходило. Я был рассеян, сбит с толку, а ненормальное освещение только усугубляло трудности восприятия.
Но на одного из прохожих мне все-таки пришлось обратить внимание. Дорогу нам загородил старикашка в сером больничном халате. Его птичью голову украшал поредевший седой венчик волос, напоминающий попугайский хохолок. Воспаленное лицо с красными глазами наводило на мысли о сумасшедшем доме. Его взгляд блуждал где-то над нашими головами, а руки не знали покоя, словно у плохого актера, сопровождающего монологи заученными жестами. Я прислушался к его бормотанию:
– Я держал стены, чтобы не ушел день. А они узнали и забрали Розу ветров. Она была на карте, но один из них сорвал ее и нацепил себе на грудь. Корабли тонут! Им не вернуться. Они уходят в море и тонут в нем, потому что некуда плыть. Боже! Уходят и не возвращаются. Но, тс-с-с! – он прижал палец к губам и подозрительно оглянулся. – Только я один знаю об этом... Я, – он ткнул себя в грудь сжатым кулаком, – я держал стену, чтобы не ушел день.
Он вдруг заметался, словно исполняя какой-то танец, протиснулся между нами, крепко стукнув меня в плечо, и с воплями удалился.
– Местный дурачок? – поинтересовался я вяло. Честно говоря, на ответ я не рассчитывал.
Но к моему удивлению, Диоген с готовностью ответил:
– Помешавшийся буддист. Не смог решить ихнюю буддистскую задачку то ли на созерцание, то ли на логику (хотя откуда у буддистов логика?) – времени не хватило, ну и..., – он развел руками. – Время-то – тю-тю... Теперь не нам принадлежит.
Такой ответ меня не удовлетворил. Было что-то в словах старика, дающее тень надежды. Какой-то намек на решение проблемы. Но я никак не мог ухватить суть и повторял про себя: “Я держал стену...”. Да где же она, эта стена?
– Ерундой занимаешься, – сказал Диоген, уже некоторое время поглядывающий исподтишка. – Не там ищешь. С точки зрения философии, слова, которые ты услышал, лишь констатируют свершившийся факт, хотя бы и в завуалированной форме, но не предлагают никаких действий для устранения этого факта. Они отталкиваются от прошлого, охватывают настоящее, но не затрагивают будущее.
– Как можно изменить будущее, не зная прошлого?
– Хорошая фраза. Емкая. И глупая. – Немедленно отозвался он. – Как долго ты еще намерен изучать прошлое, которое всем известно и понятно?
– Но почему же тогда никто ничего не пытается изменить?! – вскричал я возмущенно.
– Не пытается – значит не хочет. Почему ты не думаешь, что многих это устраивает? Что большинство живущих довольны своей жизнью?
– А они довольны? – удивился я.
– А разве нет? Кто не был доволен – ушел. Кто не смог уйти – сошел с ума. Так что, все в порядке.
Не знаю, можно ли было назвать все это “порядком”. Однако, я еще не ушел, да и не знал – куда идти. А сходить с ума мне как-то не хотелось. В конце концов, я должен был подумать о себе, хотя мораль учила нас в первую очередь думать о других. Но если другим это не нужно...
Мои размышления прервал равномерный гул. Потемнело небо, прорезаемое темно-багровыми всполохами. Дрогнула земля. От неожиданности я ухватил Диогена за рукав, едва не выбив фонарь из его рук. Кажется, он что-то кричал, но я не мог расслышать ни звука, видел только как шевелились его губы. Тогда он указал куда-то вверх. Я поднял глаза и увидел повисшую в темном небе странную вывернутую восьмерку, которая изгибалась в багровом воздухе, посверкивая то одним боком, то другим. Это действо продолжалось не более минуты. Гул прекратился, и небо начало приобретать свой мармеладно-зеленый цвет. А город огласился радостными криками. Народ ликовал, подбрасывая вверх шляпы, и на все лады расхваливая Крона. Над толпой развернулись два транспаранта, на одном из которых красными буквами было написано “Ура Крону!”, а на втором замысловатой вязью, совсем уж непонятное высказывание – “Крон – отец народов!”. Это немножко напоминало первомайскую демонстрацию.
– Раз в день народ радуется, – подытожил Диоген. – Народ должен радоваться по расписанию. Спонтанная радость нарушает естественный ход событий.
– Ну что ты еще такого скажешь, – раздраженно оборвал его я. – Меня уже тошнит от твоих сентенций. Неужели нельзя выражаться понятно?
– Истина непонятной не бывает. – И он разжал руку. На его ладони лежал знакомый мне то ли шарик, то ли кубик. – Вот оно. Время.
Сунув руку в карман, я обнаружил в нем точно такой же.
– Видишь, как хорошо, – Диоген похлопал меня по плечу. – Значит, завтра все-таки наступит. Единственное чего я боюсь в этом мире, что в один прекрасный день у меня не окажется этого завтра. Вдруг Крон забудет или еще что-то...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});