Серьезность чувств несчастной девушки произвела впечатление. Стефано и Бэ-Бэ стали уговаривать её, пока не поздно, попытаться серьезно поговорить с Элмером, рассказать о своей любви.
— И вот что, детка, скажи ему, что в случае вашей свадьбы я даю тебе приличное приданое. Этот вопрос Вествуд может обсудить лично со мной. Нуждаться и считать гроши вы, уж наверняка, не будете, — пообещал Антонелли.
— Ты чудо, чудо, прост чудо! — бросилась на шею Стефано Бэ-Бэ. Прекрасная идея, Кристи!
— У меня свой расчет и долг чести, — остановил её порыв Стефано. Во-первых, на правах друга покойного Франко я должен уберечь Риту от неудачного брака и, в случае развода, потери части состояния. Во-вторых, я хочу пристроить Кристи и нянчить её детей. — Он погладил её по голове и грустно добавил. — Сегодня у меня тяжелый день, я навещал в клинике своего сына. Несчастный мальчик — ему уже тридцать пять, а он так обрадовался игрушечной лошадке… Он не играет с оружием, как современные дети, не любит заводные машинки… И ложится спать с плюшевым медведем. Развитие Тано остановилось где-то в пятилетнем возрасте… Я сидел у его постели и гладил по голове, — уже лысеющей голове, пока мой мальчик не засопел, улыбаясь во сне новой игрушке… И все держал меня за руку, шепча сквозь сон: «Не уходи, папочка».
На глазах Стефано блеснули слезы. Он отошел к окну, рассматривая усыпанный звездами небосвод.
Да, сегодня он, действительно, посетил клинику для душевнобольных, где уже двадцать восемь лет находился Гаэтано Антонелли. Последний раз он был там три месяца назад, объяснив врачам свое долгое отсутствие неотложными делами.
Пожилая женщина проводила сеньора Антонелли в комнату сына и тихонько удалилась за свой столик в холле. Ее сердце всегда разрывалось от этих сцен — благородный, седовласый синьор и его несчастный сын, пытающийся залезть на колени к отцу, целующий его слюнявыми губами…
Через пару минут из комнаты Тано донеслись страшные вопли. Прибежавшая медсестра не могла оттащить вцепившегося в горло отцу великовозрастного дебила. Умалишенного удалось привязать к кровати, он шипел и плевался в сторону Антонелли, пока ему не сделали успокоительный укол.
— Бедный малыш, — сказал отец, опустив искаженное страданием лицо.
— У Тано, вероятно, рецидив. То же самое было три месяца назад… как бы извиняясь, напомнил врач.
Стефано помнил. Именно поэтому он старался теперь наносить визиты в клинику как можно реже: бедный сумасшедший уже третий раз пытался перегрызть ему горло…
— Милый, перестань впадать в транс, — в конце концов мальчик не догадывается о своем несчастье. — Бэ-Бэ усадила Антонелли на диван и протянула ему бокал с вином. — Посмотри, какие у тебя послушные, красивые и умненькие девочки. Мы нарожаем тебе кучу внучат! — Бэ-Бэ подмигнула Кристи и захохотал, как от щекотки.
— Стефано, я очень благодарна вам за идею с приданым. Мне вряд ли придется ею воспользоваться. Я не нужна Вествуду — с деньгами или без.
— Вот это мы и проверим, — сказала Бэ-Бэ.
После долгих обсуждений Кристина согласилась на составленный Берберой план. Через два дня состоится большой благотворительный бал во дворце Тинтури. Стефано отправится туда с Берберой и Кристиной, а Вествуд со своей бригадой непременно явится снимать это замечательное событие. Позже, когда торжественная часть будет завершена, начнется ужин и танцы, Кристина, улучив момент, поговорит с Элмером. А приглашенный за столик Антонелли, узнает от Стефано о приданом и получит почти отеческое благословение.
Кристина относилась к заговору скептически. Она пообещала явиться на бал и подумать ещё о разговоре с Вествудом, хотя в душе знала, что ни за что на свете не станет прельщать Элмера обещанным приданым.
Кристина получила разрешение одеть на бал вечерний туалет из коллекции Живанши, в котором она была запечатлена на обложке каталога осеннего показа. Нечто шуршащее, переливающееся из голубой тонкой тафты с необъятно-пышной юбкой и узеньким открытым корсажем, усыпанным незабудками из стразовых сапфиров. Эудженио собственноручно соорудил из волос Кристины небрежно-роскошную гриву, падающую крупными завитками на плечи и спину.
Прибыв к Антонелли, она обнаружила в холле полностью готового к выходу хозяина и Бэ-Бэ в обтягивающем, сверкающем подобно чешую платье. Она обмахивалась веером из черных страусовых перьев, а на спинке кресла лежало её новое норковое манто.
— Веера — гвоздь этого сезона, — вместо приветствия доложила она и, оглядев Кристи, добавила, — Ты выглядишь сногсшибательно. Уж если там окажется Рита, то непременно лопнет от зависти.
— Это не входит в наши планы, — остановил Бэ-Бэ Стефано и открыл огромную коробку, лежавшую на диване. — Оставь свою накидку, девочка. Эти меха как раз для твоих нежных плечиков. Между прочим, русская серебристая лиса. — Антонелли накинул на плечи Кристины нежный, пушистый палантин, пахнущий не дубленой кожей, как это положено в московских магазинах «Меха», а чем-то изысканно-пряным. Богатством, наверное.
— Я… я не могу… Это очень дорого, — испугалась Кристина.
— В счет приданого, девочка. И потом — ведь я до противного богат, могу доставить себе маленькое удовольствие. — Антонелли с гордой улыбкой подвел девушку к большому венецианскому зеркалу. — С такими спутницами меня просто не смогут не заметить!
Несмотря на обилие автомобилей, толчею любопытных и полицейский кордон, окружавший вход во дворец, Кристина сразу заметила автобус с эмблемой телестудии и похолодела. Она надеялась, что Вествуд не будет снимать празднество, что его заменит кто-то другой и разговор не состоится. Но русая голова Элмера маячила над толпой телегруппы, выгружавшей оборудование, и уж совсем не сложно было угадать, что приземистая фигура рядом с ним в темно-лиловом костюме принадлежит Рите.
Собираясь на бал, Кристина решила, что разговора с Элмером не будет. Она лишь покажется ему во всем блеске и исчезнет, как Золушка, в самый разгар веселья. Однако, Бэ-Бэ тоже заметила Вествуда и толкнула Кристину:
— Ну, все участники представления на месте. Кажется, нам предстоит стать свидетелями знаменательного события.
— Перестань накалять страсти, Бэ-Бэ. Девочка и так дрожит. — Взяв спутниц под руки, Антонелли направился по ковровой дорожке к распахнутым дверям дворца.
Они шли по ярко освещенному коридору между шеренг фоторепортеров и толпы любопытных прохожих, с завистью и восхищением наблюдавшей феерическое зрелище. Пару метров, — а на самом деле — непреодолимая пропасть разделяла тех, кто, вынырнув из недр роскошного автомобиля, направлялся в сияющий подъезд праздничного дворца, и прохожих, случайно заглянувших за приоткрывшиеся дверцы сказочной жизни высшего общества.