Анна Асти
Ирина
Гордей прижимает меня к себе, а я задыхаюсь от нахлынувших эмоций. По щекам текут слёзы.
Он так редко говорил мне такие слова!
Почему он так редко делал это?
Почему я о них не просила? Ведь так хотела услышать!
В груди всё дрожит, я сама дрожу вся. Обхватываю его лицо ладонями и смотрю в глаза.
А в них столько боли… столько сожаления.
Столько искренности.
И желания. Он весь пропитан им сейчас. Желанием любить меня — и моё тело, и мою душу.
Почему же он не давал мне почувствовать это раньше? Почему заставил усомниться в его любви?
— Иришка, — шепчет, припадая губами к шее. Целует-целует-целует. Влажно так, страстно, будто съесть готов. Впитать без остатся всю и прямо сейчас.
Всё внутри отзывается на его пьяные ласки, всё стремится к нему навстречу. Кричит, хочет к нему.
— Стой, — пытаюсь притормозить его. — Ты ранен. Давай обработаю ссадины.
— Не надо, Ира, не надо, — шепчет нетерпеливо. — В больнице сделали уже всё. Долго так держали. То рентгены там, то МРТ всякие. Здоров я, сотрясения нет — повезло. Поцарапало только и связки порвал на запястье. Но это мелочи. А, и прав, похоже, лет на пять лишат.
А сам целует. Через каждое слово. Прижимает крепче.
— Дурак ты, — шепчу в ответ. Чувствую, что злиться начинаю. Из-за страха такая реакция вспыхивает. За беспечность его, за то, что не тем местом думал, когда за руль пьяным садился. — Разве имел ты право так рисковать собой? А как же мы? Наша дочь? Я? Как мы без тебя? Безумный…
Про ещё одного малыша в животе я не говорю. Нас обоих так швыряет в эмоциях. А я хочу видеть в его глазах, хочу, чтобы солнечно и светло было, когда новость такую светлую сообщу ему. Чтобы трезвый был.
Утром скажу. Сядем завтракать — и скажу.
— Ты бы без меня не смогла, да, Ир? — сминает пальцами мои губы, в глаза заглядывает, ответ там утвердительный ищет. — Скажи, что не смогла бы…
— Не смогла, — качаю головой и закусываю нижнюю губу, чтобы не разрыдаться. — Представлять даже не хочу я жизнь, в которой тебя нет.
Гордей обнимает меня, крепко голову мою к груди своей ладонью прижимает. Так и стоим. Не знаю, как долго. Будто обратно срастись пытаемся.
И свободно так в груди становится, и дышать легко теперь. Уходит тяжесть — рождаются крылья.
Как же хорошо в его руках…
Говорят, что пьяный секс — это грязный секс. Или неинтересный.
Второй у нас был до развода, первый — после.
А сейчас… сейчас мы планируем опровергнуть это утверждение и доказать, что пьяный секс и нежным бывает, желанным.
Пьянящим…
Мы обнимаем друг друга за талию и идём в спальню. В нашу спальню.
Наверное, с гипсом и столькими ссадинами Гордею будет нелегко, но его взгляд горит таким отчаянным желанием, что я не могу ему запретить. И самой… самой так хочется!
На постель мы опускаемся осторожно. Будто оба хрустальные. А дальше следует долгая череда нежных, осторожных прикосновений. Ласк и нежных слов.
Словно это наш первый раз. Новых нас. В какой-то степени так и получается.
Когда Гордей стаскивает с моего плеча полу халата, я убираю его руку и встаю. Отхожу на пару шагов от кровати. Хочу сама раздеться перед ним, хочу ощущать его взгляд на себе. Жадный, восторженный, влюблённый.
Мне понравилось, КАК он смотрел на меня, когда говорил, что любит. И я хочу ещё. Хочу ощущать себя богиней, купаться в его восторге. Мне так этого всегда не хватало.
Медленно стаскиваю халат сначала с одного плеча, потом с другого. Развязываю пояс — и вот уже нежная шёлковая ткань тёмной лужицей лежит у ног.
О! Мне нравится эффект! Голодный взгляд, скользящий по моему телу. Нравится, какое нетерпение сквозит в нём.
То же самое я проделываю с ночной сорочкой. Когда она падает на пол, обнажая моё тело, Гордей подаётся вперёд. Тихо ругается себе под нос, опираясь на загипсованную руку, но пыла его это не усмиряет.
Подхожу к нему ближе, Гордей обнимает меня здоровой рукой и сжимает ягодицу. Это дико возбуждает. Провоцирует.
Гордей проводит пальцами по моему всё ещё плоскому животу и целует его. Чуть ниже пупка. Так нежно и трепетно, будто чувствует на каком-то тонком эмоциональном уровне, что во мне его ребёнок.
Я скажу. Конечно же, всё скажу. Но сейчас мне так хочется ощущать его близость молча. То спокойствие, которое разливается внутри, ощущение защищённости. Я так скучала за этим — чувствовать себя в безопасности за своим мужчиной.
Мы занимаемся любовью так, будто утро никогда не наступит. Никуда не спешим, не торопимся. Дарим ласки, наслаждаемся каждым вздохом друг друга. Каждое движение, каждый его толчок внутри меня наполнен таким ощущением ценности, что тесно в груди становится от переизбытка чувств.
Наша любовь восстаёт. Возрождается ещё более сильной и красивой. Она ведь и не умирала, просто мы перестали заботиться о ней, лелеять. Ведь любовь — это драгоценный и нежный цветок, который требует отношения бережного и внимательного. Тогда он набирает силы, раскрывается и наполняет мир каждого, кто любит, светом и силой.
А мы с Гордеем об этом забыли… потеряли это в череде дней и забот.
И получили урок. Ценный урок. На всю жизнь, думаю, усвоим.
После оргазма Гордей упирается лбом в моё плечо и тяжело дышит. Я провожу пальцами по его плечам и чувствую, как из них уходит напряжение. Он расслабляется. Не только после секса, это физика, а после сложного и болезненного забега под названием “Развод”. Тяжёлая горящая печать в наших паспортах и на наших душах. Но с последних мы смоем любовью. А паспорт… его и заменить можно.
Я продолжаю ласкать его, гладить по плечам, по шее, зарываться в волосы. Хочу сказать о ребёнке сейчас. Даже сердце ход ускоряет, а в кончиках пальцев электричество бьёт.
— Я хотела тебе сказать… — голос трепещет, но так, наверное, и надо, ведь я хочу произнести такие важные слова. — Я…
И тут я понимаю, что он спит. Выключился. Авария, эмоции… его просто вырубило.
— … беременна, — тихо заканчиваю, улыбаясь.
Завтра я скажу ему это ещё раз. Громко.
Glava 42
Гордей
— Доброе утро, папочка!
Вика запрыгивает на кровать прямо с разбега, падает рядом и обнимает меня за шею. Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, где я и какие события произошли накануне.
— Привет, принцесса, — обнимаю её в ответ и крепко прижимаю к себе. — Задушишь.
— Просыпайся, папочка! Я нам завтрак сделала.
— Сама? Ничего себе.
Сажусь и пытаюсь осознать реальные размеры своей головы, потом что есть ощущение, что она просто огромная. И пустая, как медный чан. И звенит так же.
Чёрт, и рука в гипсе.
Ощущение, что по мне танком проехались.
Хотя, наверное, мне грех жаловаться, учитывая, что я пьяным за руль сел, а потом мне встретился столб. Живой остался — и на том Богу благодарность.
— Да-а-а! Еле стерпела тебя раньше разбудить.
— А мама где?
— Уехала по делам, а мы с тобой спали. Она мне позвонила и разбудила, сказала, что ты дома и чтобы я о тебе позаботилась, пока она не вернётся, но не будила. Но я уже не выдержала, — Вика опускает стыдливо глаза, но потом снова вскидывает и хитренько смотрит. — Ты ведь не обиделся?
— Нет, конечно, — усмехаюсь и обнимаю свою чудо в пижаме со слонятами, а потом смотрю на часы и присвистываю. Почти десять. Ничего себе я спал. — Давно надо было. Времени скоро полдень.
Вспоминаю, что под одеялом я раздет, поэтому отправляю Вику в гостиную включить телевизор с обещанием посмотреть после завтрака её любимый мультфильм.
По делам, значит, уехала. Куда же, Ирина?
Надеюсь, в магазин решила съездить.
Беру телефон и набираю её, но она сбрасывает. Однако спустя минуту прилетает сообщение.
“Буду около двенадцати, мне нужно решить важные вопросы. Завтракайте пока. Лекарства я переложила, если нужны обезболивающие — аптечка теперь в ванной на верхней полке в шкафчике”