враньём!
Борис сплюнул, включил фонарик и вошёл в дом бабы Шуры.
* * *
Прапор обвёл присутствующих взглядом, подошёл к Капельке и протянул ей коробку с птицей.
— Последишь за ней?
— Конечно! — девочка охотно забрала у него птицу и принялась осторожно гладить её по шейке и спинке, приговаривая: — Бедненькая… У тебя крылышко сломано, да? Ну ничего, ничего, ты скоро поправишься и снова будешь летать.
Виталий проводил Прапора в комнату, в которой на кровати лежала баба Шура, после чего удалился. Прапор сел на краешек кровати, взял пожилую женщину за руку.
— Что, старая, скучно стало и решила привлечь к себе внимание?
— Дурак ты, — ответила она беззлобно. — И самогонкой от тебя несёт как всегда.
— Выпил чуток, чтобы от страха не обделаться, — улыбнулся Прапор. — Ты же знаешь, у меня на всё одно лекарство. А если серьёзно, ты как Шурка?
Она наморщила нос.
— Уже лучше. Ноги вот только и голова немного кружится… Ну ничего, полежу маленько и всё нормально будет. Я хоть и старая, но крепкая, ты же знаешь, Прапор. И молодёжь вон за мной ухаживает. Оклемаюсь, даст Бог.
— Ох, Шурка… Ты никогда не была любительницей скулить и жаловаться. За то и уважаю.
Она слегка сжала его ладонь.
— Такой уж Господь меня сделал.
— Ну да, ну да… Господь, кто же ещё… Ну ты уж давай, оклёмывайся. Кто ещё кроме тебя народ подбивать будет, чтобы круги вокруг деревни нарезать?
Баба Шура теперь сжимала ладонь Прапора крепко, а голос её зазвучал твёрдо:
— Ты всем в деревне скажи: эти твари снаружи — зло! Я как их увидела, сразу поняла, что они демоны. Всем скажи, слышишь? Им нельзя верить, нельзя ни в коем случае!
Прапор кивнул.
— Скажу, Шура, обязательно скажу. Но, думаю, все это и так поняли.
Отношения Прапора и бабы Шуры были не совсем нормальными. Они постоянно друг с другом ругались, причём из-за каждого пустяка. Потом мирились, даже иногда выпивали по стопке за примирение… и снова ругались, словно бы по привычке. Баба Шура иной раз просто не могла пройти мимо Прапора, не высказав ему несколько нелицеприятных слов. А его так и тянуло подойти к ней и обозвать, к примеру, колошей старой. Так и жили. Но это не мешало им поддерживать друг друга в трудные минуты.
Такие, как сейчас.
— Можешь ещё пару свечек зажечь? — попросила баба Шура. — Мне спокойней, когда светло. И скажи ребятам, что если нужно, у меня дома целая коробка свечей. И лампа керосиновая имеется и продукты. Пускай всё это заберут.
Прапор вышел из комнаты, вернулся со свечами, которые ему выделил Виталий. А ещё через минуту в комнату вошли все остальные, включая Бориса с тонометром и таблетками.
Давление бабе Шуре мерила Вероника. Она вынесла такой вердикт:
— Сто пятьдесят на девяносто. Высокое, но не критичное.
Баба Шура приняла таблетку, запив её берёзовым соком, и скоро уснула. Прапор, забрав у Капельки галку, отправился домой. Валерий с Вероникой устроились в гостиной на диване. Борис — в кресле. В полудрёме он смотрел на полку на стене, на которой стояли книги, все без исключения — фантастика. Сергей Лукьяненко, Василий Головачёв, Аркадий и Борис Стругацкие, Кир Булычёв, Иван Ефремов… Что это говорит о владельце книг? То, что он фантазёр, мечтатель. Виталий и выглядел фантазёром и мечтателем, причём какой-то старой фармации. Бородач с весёлыми глазами. Хотя уже нет, весёлые искорки в глазах угасли. Угасли у всех на этом островке нормального мира.
Борис уснул, и ему снова привиделась круглая сцена, на которой он играл на гитаре что-то безобразно психоделическое, безумно нервное. Сцена сужалась, сужалась, серые монстры во тьме подступали, из сотен зубастых пастей капала пена…
Виталий с Мариной стояли у окна на кухне, глядели на окутанных сумерками людей за периметром.
— Какой же я глупостью занималась, — после долгого молчания заговорила Марина. Её голос звучал меланхолично, отстранённо. — Несколько лет вела видео блог о всяких диетах, здоровом питании, пользе закаливания. Показывала, какие упражнения нужно делать, чтобы грудь была красивая. Учила шампуни и кремы самостоятельно готовить. А сколько советов на тему «здоровый образ жизни» я надавала… А подписчики мои: «спасибо, спасибо, Марина. Вы так всё хорошо рассказываете и показываете, ваши советы бесценны…» Все думали, что у меня медицинское образование, что я какой-то опытный врач. На самом же деле, я эти советы в журналах вычитывала. В наших журналах, в иностранных. Что может быть проще, правда? И ведь людям нравилось — больше миллиона подписчиков. Никто ведь даже не догадывался, что весь мой медицинский опыт заключается в смазывании йодом ссадин на коленках Капельки и поедании малинового варенья при простуде. А ведь учила людей, будто я действительно врач и имею на это полное право.
— Не думаю, что твои советы кому-то навредили, — встал на её защиту Виталий. — Я ведь смотрел твой видео блог, там нет ничего такого, что может навредить. Упражнения всякие, дыхательная гимнастика…
— Чушь всё это, — вздохнула Марина. — Я учила, а нужно было самой учиться. Причём учиться тому, что действительно нужно, что может однажды жизнь спасти. Вчера, когда я не могла разбудить Капельку… я почувствовала себя такой беспомощной, бесполезной, глупой. Я поняла, что совершенно не знаю, как поступать в таких ситуациях. У меня была паника. Натуральная паническая атака. Я стояла и мямлила: «Прошу, доченька, проснись. Прошу, проснись…» И ничего сделать не могла. Зато я отлично знала, как правильно обливаться холодной водой или как варить полезное для кожи мыло. Но на черта мне эти знания, когда случается беда? Вон баба Шура в комнате лежит, а лучшее, что я могу ей сказать, это чтобы она сильно не волновалась, потому что волноваться вредно для здоровья.
— По мне, так это хороший совет, — вяло улыбнулся Виталий. — Думаешь, опытный врач сказал бы что-то другое? Дело не в знаниях, а возможностях. Будь ты хоть светилом медицины, но здесь и сейчас возможностей просто нет. И вообще я не понимаю, с чего ты взялась себя в чём-то винить?
Марина посмотрела ему в глаза.
— Просто страшно чувствовать себя никчёмной, Виталь. Хочется что-то сделать, помочь, а в голове ни единой разумной мысли, — она помолчала и добавила: — Дура я, да?
— Не больше, чем все мы.
Глава тринадцатая
Ладони болели, словно в них вонзались сотни крошечных иголок. Маргарита уже пятый раз мыла руки в тазу с водой и ругала себя за то, что вышла за периметр и прикоснулась к Бибе. Идиотка!