— Так ты не злишься? — осторожно прощупывал почву.
— Нет, — улыбнулась.
— Все еще бухая? — гадал.
Может это я повредился рассудком? Пора завязывать с пьянкой.
— Уже нет, — ответила, будто я просто поинтересовался ее здоровьем. Похоже, она не улавливала подтекста моих вопросов, иначе я бы давно с лихвой получил. — Ты видел ее? — скинула с плеча рюкзак и достала камеру. — Она великолепна! — и начала сыпать цифрами и понятными только фотографу терминами.
Не важно, что я ни черта не понимал; наплевать, что конкретно она говорила, главное — она светится от счастья. Как будто ребенку вручили игрушку, о которой он давно мечтал. Вот каково это: быть счастливым только от того, что счастлив кто-то другой.
— Можешь в это поверить? — видимо Вика закончила лекцию о технической стороне и ждала от меня такой же восторженной реакции. — Прости, — слова извинений от нее словно раскат грома среди ясного неба, — ты, наверное, ничего не понял из того, что я сказала. Сейчас я объясню на “человеческом” языке. Затвор ….
— Поверю тебе на слово, — прервал ее, не желая выслушивать всё с самого начала.
— Прости, — стала вдруг трогательной девочкой, — иногда забываю, что нормальные люди, в отличии от меня, не одержимы фотографией.
— Я привык, что ты с приветом.
Ожидал получить от нее колкость или даже оплеуху, но она виновато улыбнулась:
— Знаю, со мной сложно.
Твою мать, да что происходит!?
— Я, правда, верну деньги, — снова пообещала.
Для нее эта сумма была непомерной, для меня же — сущим пустяком.
— Пусть будет подарком.
— Нет, — покачала головой. — Правила…
— Порой у правил есть исключения.
Глупо продолжать придерживаться правил, если мы на каждом шагу нарушаем их.
— Это может плохо кончится, — предостерегла, нервно терзая руками ремень камеры.
— Например? Думаешь, мы поженимся и обзаведемся кучей детишек?
— Да никогда! — воскликнула, будто я говорил о чем-то противоестественном.
— Значит всё в порядке, — заверил, что нашим идеальным отношениям ничего не грозит. Но Вика продолжала хмуриться.
Тогда я привлек ее себе, надеясь убедить если не словами, так действия. Она уперлась ладонями мне в грудь и вскинула голову, одними глазами говоря, что все еще не уверена, что мы не совершаем ошибку, переходя установленные ранее границы. Вспомнилась прошлая ночь, сохранившаяся в памяти сумбурно и отрывочно, и четкое осознание, что нарушать правила мне понравилось. Из тлеющих углей вчерашней страсти снова вспыхнуло пламя и жадно поцеловал Вику. Раздел бы и снова трахнул.
Если бы не звонок в дверь, я, наверное, так бы и поступил. Что за день открытых дверей? Все сговорились с самого утра ходить ко мне в гости?
— Наверное, очередная любовница с требованием не дарить ей подарки, — пошутил, когда Вика вопросительно посмотрела.
— Предупреждаю сразу, — пригрозила пальцем, — я не участвую в тройничках.
Возможно раньше я бы и огорчился, но по странным стечениям обстоятельств вот уже несколько недель она единственная женщина, с которой я сплю. К тому же сама мысль делить ее с кем-то покоробила. Впервые за это время я задумался, есть ли у Вики еще кто-то кроме меня. И от того ревность схватила за горло, лишая воздуха.
В дверь продолжали звонить, но я не мог уйти, не выяснив правду.
— Ты спишь только со мной?
— Кто-то сильно хочет тебя видеть, — намекнула на настойчивую трель.
Да пусть хоть дверь выламывают, я должен знать.
— Я задал вопрос, — старался выглядеть спокойным, а у самого внутри всё клокотало.
— Странный вопрос, хочу заметить, — ее игривое настроение только больше нервировало.
— Просто ответь, — шумно выдохнул, из последних сил стараясь не сорваться.
Видимо, она почувствовала, что обстановка накалилась, и больше не выглядела легкомысленной.
— Только с тобой, — произнесла с беспричинной злобой. Хотя и моя внезапная вспышка, наверное, тоже казалась ей таковой.
— Подожди пока я выпровожу этого болвана, — не хотел, чтобы она вот так уходила, — пожалуйста, — решил немного смягчить грубую просьбу.
Она сверлила меня глазами, но потом все-таки опустилась в кресло, соглашаясь остаться.
Незваному гостю грозило стать идеальной жертвой для того, чтобы спустить пар. Но на пороге стоял человек, которому я и слова поперек не смел сказать.
— Отец? Что ты тут делаешь? Дома что-то случилось?
— Ты видишь, чтобы я умирал? — смотрел из под густых, практически седых, бровей. — Или у меня скорбное лицо?
— Нет, — тоном пристыженного ребенка. Сколько бы времени не прошло, чего бы я не достиг в жизни, но рядом с отцом всегда чувствовал себя мальчишкой.
— Ну тогда чего разводишь панику на ровном месте, точно как твоя мать? — прогремел его, несмотря на возраст, все еще сильный и полный жизни голос.
— Потому что слишком рано для визитов, — захлопнул за ним дверь. — И ты не предупреждал, что приедешь.
— Да был в больнице здесь рядом, — объяснял буднично. А я даже представления не имел, что у него какие-то сложности со здоровьем. Не успел ни о чем расспросить, как он продолжил монолог о тяготах жизни. — Знаешь, с этой старостью столько хлопот: болит то там, то тут. Твоя мать не отстанет, пока меня всего с ног до головы не обколют иглами и не заверят, что опасаться нечего. Так что я остался сегодня без завтрака из-за этих анализов и решил, раз уж так совпало, убью двух зайцев сразу: и поем, и повидаюсь с сыном. Ты ж вчера чуть ли не сбежал с ужина. Мать была недовольна.
— У меня были срочные дела, — повторил уже приевшуюся банальность, следуя за отцом в гостиную.
— И я, кажется, вижу их причину, — он остановился, разглядывая Вику. Она вскочила с кресла, не ожидая увидеть кого-то кроме меня. — Здравствуйте, — дружелюбно поприветствовал, — я Лев Викторович, отец Андрея. А вас как зовут?
Она не отвечала и вопросительно смотрела на меня, растерявшись. Мы договаривались не знакомиться с родней, но тот пакт уже устарел. Но я все равно не хотел, чтобы ее затянуло в трясину непомерной любви и заботы семейства Соболевых.
— Это Вика, — сдался, чувствуя себя идиотом от развернувшейся немой сцены. — Мы с ней…
— Работаем вместе, — первой сообразила она. — Я фотограф, — продемонстрировала камеру, — снимаю Дару. Знаете Дару? — делала ложь как можно правдоподобней, добавляя подлинные детали.
Перевел взгляд с нее на меня и обратно.
— Я, конечно, стар, но не настолько, чтобы верить, что ранним утром женщина находится в квартире мужчины ради работы.
Пойманная на лжи и ошарашенная бесцеремонностью отца, она онемела и снова уставилась на меня. А потом онемел я от того, что она все-таки ему ответила:
— Знает, вы правы, — сложила руки на груди, принимая вызов, — нет у нас никакой общей работы, мы просто спим вместе. И сейчас собирались заняться сексом, но вы помешали своим появлением.
Одновременно захотелось покурить, выпить и выпрыгнуть из окна.
Моя семья далеко не интеллигенция и голубая кровь в наших жилах не текла, но ей было чуждо подобное обращение. Это только я был своеобразной белой вороной и позволял себе нахальство и неприкрытую грубость. Мать в детстве била меня по губам за каждое грязное слово, но это, к ее сожалению, не помогло. И теперь я боялся представить реакцию отца.
— Это хорошо, — кивнул он одобрительно, повергая меня в шок, — а то его мать начала подозревать, что он гей, раз у него нет серьезных отношений.
Вика, наоборот, расслабилась, будто найдя общий язык с ним.
— Можете успокоить ее, — со знанием дела заверяла, — Андрей стопроцентно только по женщинам.
— Так и я о том же, — будто жаловался на больной мозоль. — Говорю ей, что надо быть благодарными, что он не таскает в дом этих пустоголовых девиц, которых назавтра и не вспомнит.
— Разумно, — поддакивала та, втираюсь в доверие.
— А ты вижу, с головой на плечах, — во всем читалось его расположение к ней. — Составишь нам компанию, мы с Андреем собирались где-нибудь перекусить?