— Угрожает? — воскликнул Дат. — Имоджен, он не в состоянии причинить вред ни мне, ни тебе. Должна же ты это понимать. Неважно, каковым был мотив нашего союза и каковы были наши намерения, но после той ночи, когда мы с тобой сделали наш брак реальностью. Фил потерял всякую возможность навредить нам. Теперь он ничего не способен сделать, у него нет на это никаких законных оснований.
— Да… законных, — тоскливо согласилась Имоджен.
Даг нахмурился.
— Имоджен, в чем дело? Что ты хочешь этим сказать?
Внезапно ей стало очень холодно. Ее забила дрожь, ощущение было такое, как будто она заразилась каким-то очень опасным вирусом.
— Фил все время уговаривает меня положить конец нашему браку, — тихо призналась она. — Он думает, что ты пытаешься… Он полагает… — Покраснев, Имоджен быстро наклонила голову, не в силах заставить себя смотреть ему в глаза, и неуверенно продолжила: — Фил считает, что если у нас с тобой будет ребенок то это сильно укрепит твои права на бизнес Энсли Он говорит, что из-за этого ты и женился на мне Он даже угрожал… — Она с трудом сглотнула и невесело рассмеялась. — Женщину в интересном положении, как он выразился, подстерегает множество опасностей, и она может очень легко потерять ребенка…
— Что?! — В голосе Дага прозвучала такая ярость, что Имоджен вздрогнула. — Подожди здесь! — приказал он.
Даг отсутствовал менее получаса, а когда вернулся, то его лишенное всякого выражения лицо напугало Имоджен. Что он сказал Филу и, самое главное, что Фил сказал ему? Описал ли он Дагу ее чувства? Сделал ли…
— Фил убрался отсюда, Имоджен, — бесстрастно произнес он. — И никогда больше не попадется нам на пути.
Имоджен уставилась на него в полном ошеломлении. Каким образом удалось Дагу заставить мерзкого типа убраться отсюда на ночь глядя? Где он проведет ночь? И как доберется до дома?
— Убрался? Но ведь ты сам говорил, сколь рискованно портить с ним отношения.
На глазах ее вновь выступили слезы, но на этот раз это были слезы облегчения.
— О Боже, Имоджен, не плачь…
Даг пододвинулся ближе, очевидно желая обнять и успокоить ее. Но Имоджен, съежившись и глядя на него расширившимися от испуга глазами, отпрянула.
— Тебе нет необходимости шарахаться от меня… Я до тебя не дотронусь.
— Да, я знаю, — безжизненно согласилась Имоджен, отворачиваясь и чувствуя пустоту в сердце.
— А если знаешь, то почему же, черт возьми… — начал Даг. И вдруг попросил тихим, странно изменившимся голосом: — Имоджен, посмотри на меня.
— Не могу, — прошептала она. — Не могу.
— Нет, можешь.
Взяв ее за подбородок, Даг поднял его вверх и заглянул в блестящие от слез глаза.
— Так как же? — тихо спросил он. — Если ты знаешь, что я до тебя не дотронусь, тогда почему же шарахаешься от меня?
Имоджен отчаянно заморгала, пытаясь подавить слезы, но не преуспела в этом. Губы ее затряслись, и неожиданно все затаенные эмоции, преодолев защитные барьеры, выплеснулись наружу.
— Потому что я хочу, чтобы ты коснулся меня! — воскликнула она измученным, надтреснутым голосом. — Потому что люблю тебя, хочу тебя и не в состоянии вынести… О, Даг… Даг…
Готовые вырваться обвинения замерли у нее на устах. Протянув руки, он обнял ее так крепко, что Имоджен ощутила биение его сердца так же ясно, как своего.
— Имоджен… Имоджен…
Нет, это невозможно: Даг, обнимающий ее таким образом, целующий ее губы, лицо, шею… Говорящий, как сильно он любит ее, страстно и давно. Что половину своей жизни он надеялся услышать то, что она только что сказала.
— Но ты не можешь любить меня, — дрожащим голосом возразила Имоджен, слегка отстраняясь и с удивлением заглядывая в его глаза. — Ты всегда не любил меня… даже ненавидел.
— О, Имоджен, — простонал Даг. — Только ты одна могла думать так. И только ты одна так думаешь. Как ты считаешь, почему я на тебе женился?
Она нахмурилась.
— Потому что я тебя об этом попросила. Потому что хотел стать полновластным хозяином сети ресторанов Энсли.
— Нет, Имоджен, — возразил Даг. — Я хотел тебя. Хотел, хочу и буду хотеть! — сказал он, беря ее за руку и подчеркивая каждое утверждение нежным поцелуем очередного пальца.
— Но ведь ты не собирался жениться на мне. Это я сделала тебе предложение, — напомнила она слабеющим голосом. — А ты сказал, что тебе нужно время…
— Время на то, чтобы взять себя в руки и обдумать, способен ли я соответствовать тому, что ты мне предлагаешь. Тебе чертовски повезло, что я не схватил тогда тебя в охапку и не потащил прямо в постель, чтобы показать, какого я мнения о твоих планах на наше «деловое» замужество… А может быть, именно это мне и следовало сделать? — спросил он, заглядывая ей в глаза.
Имоджен не могла скрыть ни пробежавшей по телу легкой дрожи возбуждения, ни жаркой краски, залившей щеки.
— Понравилось бы это тебе, Имоджен? — снова спросил Даг, давая ей понять, до какой степени возбудила его ее реакция. — Понравилось бы тебе, если бы я тогда затащил тебя в постель и занялся бы с тобой любовью?
— Я… О, Даг, как же ты мог любить меня, ничем себя не выдавая?
— Это было нелегко. Я чертовски ревновал тебя.
— Ты ревновал? К кому?
— Во-первых, к Джону, — признался Даг. — А потом к Гонсалесу. Боже мой, когда я увидел, как ты позволяешь этому парню заигрывать с тобой… Я всегда считал себя очень рассудительным и сдержанным человеком. Но тем вечером мне захотелось заявить всему миру, что ты — моя собственность, чтобы ни один муж чина не рискнул бы подойти к тебе на расстояние пушечного выстрела.
— Фил сказал, что ты меня не любишь, а просто хочешь заполучить наследство деда, — сказала Имоджен с болью в сердце. — Он еще сказал, что у тебя есть другая женщина, наверняка более привлекательная. Она звонит тебе, и вы встречаетесь…
— Да, мне звонила женщина. Это была Мария Эстер. Она хотела еще раз поблагодарить за те венецианские бокалы, что ты купила к годовщине их свадьбы. И еще она приглашала как-нибудь заехать к ним и посидеть вечерком… Но одна мысль о том, что там будет Энрике, который начнет флиртовать с тобой, сводила меня с ума.
— Если ты любишь меня, Даг, то почему… почему ты не… — Имоджен на секунду замолчала и бросила на него умоляющий взгляд. — Ничего не сказал мне в ту ночь?
— О, Имоджен. Как мало ты знаешь жизнь, — ответил Даг, но на этот раз его ирония была направлена скорее на самого себя, чем на нее. — Я злился, что выпустил ситуацию из-под контроля, позволил своим желаниям возобладать над разумом. В страхе и панике, ты обратилась ко мне за утешением, и я не должен был пользоваться ситуацией… Но мне казалось, что ты догадалась о моих чувствах и именно поэтому отказывалась позднее говорить о случившемся.