Читать интересную книгу Динамит пахнет ладаном - Евгений Костюченко

— Я ненадолго, — сказал он.

— Как тебя приняли у Фарберов?

Он остановился у бревна, лежащего возле тропы. Судя по его отполированному боку, бревно тут было вроде лавочки. Вера присела рядом. Теребя косу, она смотрела на макушки сосен, согретые закатным солнцем. Из леса уже накатывались волны ночного холода.

— У Фарберов? Не много их осталось, Фарберов-то. Профессор живет один. Дочь с мужем давно уехали. В доме только прислуга. Старик был рад появлению нового человека.

— Он меня вспомнил?

— Он и не забывал. Газеты заставили его изрядно поволноваться. Но я объяснил, что тебе ничего не грозит, что все это выдумки журналистов, и что тебе оказывают помощь серьезные люди. Фарбер в душе социалист, оказывается. Почти анархист. Читал Бакунина. А с Реклю[7] даже в переписке состоит. Убежден в скором упразднении государства. Мы каждый вечер проводили за философскими беседами.

— Паша, не томи, — попросила она. — Мы можем перебраться в Денвер?

— Нет.

— Что ж, хорошо хотя бы, что ты вернулся оттуда целый и невредимый. Значит, они все-таки догадались, где меня искать.

— Надеюсь, теперь они от тебя отвяжутся.

— Ты там встретил кого-то?

— Да.

— И, конечно, не упустил случая подраться…

В ее голосе послышались теплые нотки, но Вера по-прежнему не смотрела на него. Казалось, ее больше всего на свете сейчас занимали розовые облака, протянувшиеся над лесом.

Орлов принялся докладывать:

— Слежку я заметил в тот же вечер, когда приехал. Возможно, за домом и раньше следили. Но как-то вяло и неаккуратно. Просто сидел человек в кафе напротив входа и смотрел на ворота. По нечетным часам наблюдатели меняли друг друга, причем садились за один и тот же столик. Полнейший дилетантизм. Но самое забавное впереди. Ровно в девять вечера кафе закрылось. И наблюдатель ушел домой. А утром, в одиннадцать, стоял перед кафе, ожидая, пока оно откроется.

— Да, грубая работа, — кивнула Вера.

— Я не выходил из дома, наблюдал за ними изнутри. Надо было подумать, как покинуть Фарбера, не повредив его репутации. Разработал хитрый план. Можно сказать, провокацию. Док сказал в университете, что собирается отлучиться, и слежка тут же усилилась. Появились новые лица. Чуть ли не в открытую караулили возле забора. Под утро я выехал. Признаться, поначалу настроение мое упало. Еду, еду, а позади — никого. Я уж грешным делом подумывал вернуться. Думаю — а вдруг они решат, пока профессор в отъезде, заглянуть в дом? Это был бы логичный ход, если они ждали тебя там застать. — Он достал трубку, но не стал ее раскуривать. Ему просто хотелось занять задрожавшие пальцы. — В общем, решил так. Если до моста никого не встречу — возвращаюсь. Съезжаю с моста — никого. Я уж начинаю разворачиваться. И тут вижу: целый эскадрон стоит за кустами. Сворачиваю в сторону гор. Слышу, за спиной: «цок-цок». Клюнули, голубчики. Ну, а дальше уже было легче.

— То есть, ты хочешь сказать, они напали на тебя?

— Можно и так выразиться. Напали.

— Значит, Стиллер… — Она вопросительно подняла брови.

— Увы, — неохотно произнес Орлов. — Стиллера среди них не было. С ним что-то случилось, он в больнице. Но зато я знаю, на кого они работали. Тебе знакома фамилия Гочкис?

— Нет, — помедлив, ответила Вера. — Все, что я слышала — «Стиллер прикроет конвой», «Стиллер исполнит в лучшем виде», «Это деньги Стиллера, тут они лежат мертвым грузом, а нам пригодятся». Никакой Гочкис не упоминался.

— Постой, постой, — Орлов чуть не выронил трубку. — Какой еще конвой? Ты сказала, он прикроет конвой? Точно? Тебе не послышалось?

— Не понимаю, что тебя так удивляет.

— «Конвоем» называют контрабандную перевозку грузов через границу, — пояснил он. — Значит, твои… Значит, эти ребята занимаются еще и контрабандой! Как хорошо, что Стиллер мне не попался в этот раз! Нет, теперь придется молиться о его здоровье. Нужно с ним встретиться, очень нужно…

— Загорелся, загорелся, — насмешливо протянула она. — Как мальчик на новую игрушку.

— Жаль, ты раньше про конвой не говорила. Ну, ладно, об этом довольно. Как тебе здесь?

— Хорошо.

— В первое время, когда я гостил у команчей, мне больше всего нравилось то, что я не понимал их языка, — сказал Орлов. — Так хорошо. Они себе щебечут, а ты ничего не понимаешь. Чужие голоса как шум леса. Просто шум. Здесь я отдыхал от людей. От слов. От чужих забот.

— Нет, при мне они все говорят по-английски. А ты давно их знаешь?

— Давно. Лет десять уже.

Вера кивнула с таким видом, словно и не ожидала услышать ничего иного:

— Тогда понятно, почему здесь есть девочка по имени Таня.

— Что же непонятного? — удивился Орлов. — Родилась в январе, крестили по имени мученицы Татьяны. Тут все крещеные. А Таня — моя крестница.

— Как у тебя все складно выходит… Когда ты уезжаешь? — спросила Вера.

— Дай хоть чаю попить, — немного обиженно сказал он, вставая с бревна и поднимая корзину.

* * *

Чай у Кливленда не пили. Пили кофе или свои ягодные морсы. Спиртного здесь не держали, и капитан Орлов терпеливо ждал окончания ужина. Наконец, они с Джошуа вышли из палатки, чтобы покурить, любуясь звездами, и Орлов попросил:

— Пусть оседлают моего жеребца. Поеду домой.

— Почему ночью?

Он быстро придумал ответ:

— Так спокойнее. Не хочу, чтобы кто-то видел, как я возвращаюсь.

— В твои годы я тоже мог не слезать с коня от рассвета до рассвета. Где теперь тот отчаянный воин? — Джошуа посмотрел в небо, выпуская струю дыма. — Куда уходят наши счастливые дни?

— Туда же, куда и несчастливые.

— Не знаю. Наверно, они все-таки растекаются в разные стороны, как две реки на разных склонах одного хребта. Счастливая река и несчастная река.

— Реки впадают в море, — сказал Орлов. — Ты хочешь доплыть до моря счастья?

— Все мы туда приплывем однажды.

— Смотря в какую реку войдешь.

Покидая лагерь, Орлов проехал мимо женских палаток. Там слышался смех. «Ей весело, — подумал он. — Ей тут хорошо. Вот и ладно».

Кремнистая дорога была хорошо видна под луной. Жеребец плелся шагом, не мешая хозяину наслаждаться содержимым небольшой фляжки, таившейся до поры в седельной сумке.

Едва Орлов выехал из леса, стал задувать холодный ветер. Он развернул брезентовый плащ с капюшоном и укрылся под ним. Защитившись от холода снаружи, он продолжал греться изнутри и, пока доехал до Севастополя, фляжка опустела.

Он думал о Вере. Злился на себя, старался обдумать планы охоты на Стиллера, заставлял всплывать в памяти самые тяжелые картины недавней схватки — но перед глазами стояло ее лицо, и в ушах звучал ее голос. «Тогда понятно, почему одну девочку зовут Таней…». Что она хотела этим сказать? Что Таня — его дочка? Конечно, Вере трудно разобраться в переплетениях родственных связей клана Джошуа. Но как она могла подумать такое! Чтобы капитан Орлов мог иметь связь с женой своего друга! Неужели ревность лишает разума не только мужчин, но и женщин?

Ревность? Разве она способна ревновать? Ведь они совершенно чужие друг другу. Ничего общего. Кроме врагов.

Надо думать о врагах. О том, как вытащить их на пространство, пригодное для спокойного истребления. Надо было думать о чем угодно, только не о Вере, потому что мысли о ней лишали его сил. Он обмяк в седле, и прикладывался к фляжке, словно целуя её. Её? Кого — «её»? Верку Муравьеву? Граф, очнитесь!

Так, смеясь над самим собой и вспоминая запах ее духов, он провел почти всю ночь, то плетясь шагом, то посылая жеребца в галоп. И только речной холод немного остудил его романтический пыл.

С реки ползли туманы, и капитан Орлов насторожился. Чем меньше видишь, тем ближе надо держать оружие…

Понаблюдав за своим домом, Орлов не заметил никаких сигналов тревоги. Но на всякий случай привязал коня под деревом, а сам подкрался к дому со стороны реки, и еще с полчаса прислушивался, приглядывался, принюхивался.

Постучал в окошко тети Аниты. Она отозвалась не сразу, и ее ворчание успокоило его окончательно. Если бы в доме была засада, старушка не спала бы так крепко.

— В доме никого? — спросил он.

— Чисто, — она зевнула, выходя из флигеля со связкой ключей.

— А в чулане?

— Шериф их увел на третий день. Не думаю, чтоб они были тому рады. Я их кормила. А в камере, небось, одни сухари грызут.

— Почему в камере?

— Шериф их засадил за вторжение в частный дом и еще за то, что у них были ненастоящие значки. Они же сказали, что их прислала какая-то компания. А из компании пришел ответ, мол, таких не знаем. Вот они и сидят у него под замком.

Она открыла перед ним двери дома и остановилась на пороге.

— Есть будешь? Могу разогреть что-нибудь. Или омлет?

— Не знаю. Для ужина поздно, для завтрака рано. Ты разбуди меня через пару часов, вместе и позавтракаем.