Нет, читатель не сошел с ума и никаких хитрых гипнотехник по отношению к нему питерские издатели не применяли – закономерность успеха Понизовского становится понятна, в общем, с первой же страницы. Несмотря на пафосную тему, полифоничную структуру и обилие, как сказала бы кэрролловская Алиса, «разговоров», «Обращение в слух» – добротный, классно придуманный и мастерски сделанный массовый продукт в самом высоком и благородном смысле этого слова.
Открываешь роман – и сразу словно бы оказываешься на пронизывающем ветру: безымянная женщина (сама она именует себя «незаконнорожденная») рассказывает свою историю. Жизнь без отца, детский дом, тяжелая работа, болезнь и смерть матери – всё невыплаканное, непроговоренное многолетнее женское горе выплескивается на читателя с такой экспрессией и силой, что ощущение звучащего голоса становится почти физическим. Так и тянет оглянуться – где она, эта женщина? Откуда идет звук? Однако не успеваешь ты немного прийти в себя от первого потрясения (не столько, к слову сказать, эстетического, сколько эмоционального), как выясняется, что речь эта и впрямь звучит: рассказ «незаконнорожденной» – запись на пленке, которую прослушивают главные герои романа. Героев этих четверо – молодой антрополог Федор, обеспеченные супруги средних лет Дмитрий и Анна, и юная Леля – молчаливая девушка без определенных занятий.
Все они волею исландского вулкана с непроизносимым названием оказались заперты в живописном городке в швейцарских Альпах – все, кроме Федора, давнишнего швейцарского жителя и ассистента профессора в местном университете. Не имея возможности вернуться с затянувшихся каникул домой (аэропорт закрыт, самолеты не летают), на протяжении последующих пятисот страниц они будут слушать монологи безымянных русских мужчин и женщин, которые Федя расшифровывает по просьбе своего профессора, и пытаться на их основании описать и осмыслить пресловутую русскую душу. Что в ней главное – смирение или жестокость, инфантилизм или мудрость? Об этом двое мужчин и две женщины будут вести неспешные фиолософские диалоги-диатрибы в духе Достоевского (неоднократно, разумеется, в романе упомянутого).
У каждого из четырех героев собственное тщательно простроенное амплуа. Дмитрий – умный циник-либерал; Федя – мечтательный богоискатель; Анна на все вопросы смотрит с гендерной точки зрения; Леля – типичная «свежая голова», способная в любом споре найти неожиданный ракурс. Между ними даже завязываются какие-то отношения, но в силу намеренного схематизма героев всерьез увлечься ими сложно.
А вот монологи – монологи совсем другое дело: они увлекают по-настоящему. Для того, чтобы поймать и засахарить десятки голосов, говоров, интонаций, автор, как сообщает нам издатель, арендовал на несколько месяцев ларек на одном из столичных рынков и записал десятки интервью с его посетителями и торговцами. За небольшие деньги, а чаще совсем бесплатно они без всяких подсказок и наводящих вопросов рассказывали обращавшемуся, надо полагать, в слух Понизовскому то, что было важным для них самих. И вещи, важные для этих случайных и по большей части совсем простых людей, в силу своей базовости оказываются важны для каждого читателя. Именно они – простые, живые, горячие – и формируют «бестселлерную» составляющую книги. А интеллигентские диалоги по их поводу играют роль красивой багетной рамы. Несколько безжизненной, пожалуй, но с другой стороны, кто же станет ждать кипучей жизни от багетных рам.
Лена Элтанг
Каменные клены
[69]
Первый роман поэтессы Лены Элтанг «Побег куманики», вышедший два года назад, вызвал в литературном мире микробурю: книга дебютантки из Вильнюса сразу вошла в шорт-листы премий «Национальный бестселлер» и Андрея Белого, получила восторженную прессу и определение «шедевр» из уст критика Виктора Топорова, вовсе не славящегося любовью к завышенным оценкам.
Однако наряду с пылкими поклонниками у Лены Элтанг и «Побега куманики» появились не то чтобы недоброжелатели – нет, просто читатели, которые, мягко говоря, чего-то недопоняли. Волшебная (иначе об этой литературе не скажешь) красота прозы Элтанг, по мнению многих, как-то не вполне компенсировала отсутствие в романе понятных мыслей и композиционной цельности. Да и вообще, концентрированное ощущение тайны, пронизывающее буквально каждую строчку романа, кому-то казалось мастерским приемом, а кому-то – следствием литературной неумелости и желания нагнать побольше дыма.
Именно поэтому второй книги Элтанг читатели ждали с понятным любопытством: казалось, что она принесет отгадку всем загадкам и наконец прояснит, что же представлял собой «Побег куманики» – случайный успех или первую ступень лестницы, ведущей в литературный пантеон.
«Каменные клены» – новая книга Элтанг – соотносится с этими ожиданиями как-то по касательной. Прежде всего, по части таинственности «Каменные клены» дадут «Побегу куманики» сто очков форы: если в первом романе тайна всё же служила приправой к энергичному сюжету, то здесь она становится основным предметом повествования.
Сашу Сонли, хозяйку пансиона «Каменные клены», расположенного где-то в валлийской глубинке, местные жители считают ведьмой – и относятся к ней соответственно. В самом деле, особа она престранная: ведет сразу несколько дневников (предназначенных для прочтения разными людьми), поддерживает отношения с давно умершей матерью, а в оранжерее хранит кенотаф младшей сестры, которая то ли уехала, то ли исчезла, то ли была убита. Надо ли говорить, что в смерти юной Эдны Александрины аборигены склонны винить именно Сашу Сонли. Докопаться до корней этой коллизии на спор с соседом берется Луэллин – давний обитатель деревни, вернувшийся домой после многолетнего отсутствия.
Но то, что в пересказе кажется добротным детективным сюжетом, на практике куда больше напоминает китайскую костяную шкатулочку: откроешь – а там еще одна, в ней еще, и так до бесконечности. Рассказчики, от лица которых ведется повествование (весь текст сшит из дневников, писем и воспоминаний главных героев), ненадежны; истории, ими изложенные, происходят то ли в реальности, то ли в их воображении, а взаимоотношения персонажей друг с другом бесконечно затруднены многочисленными барьерами, которыми они сами же пытаются отгородить свой внутренний мир от посягательств извне. Добавьте к этому колоссальный массив прямых и косвенных цитат (впрочем, здесь писатель идет читателю навстречу: разобраться в них могут помочь объемистые примечания в конце книги), и вы поймете, что счесть «Каменные клены» той «виртуозной игрой в детектив», которую сулит нам аннотация на обложке, будет по меньшей мере опрометчиво.
Однако – и в этом-то и состоит уникальность литературного дара Лены Элтанг – со всем этим неподъемным багажом, под весом которого любой другой текст сплющился бы в лепешку, «Каменные клены» ухитряются воспарить. Подобно сирене или русалке, Элтанг обволакивает читателя своим божественно-сладкозвучным нарративом, заставляя зачарованно следить за хитросплетением сюжетных линий, плавно сходящихся к развязке, которая – опять же! – представляет собой то ли очередную обманку, то ли, наконец, истину в последней инстанции.
Красно-зеленая, бело-золотая, кельто-романская магия «Каменных кленов» сохраняет свою власть еще некоторое время после прочтения. Но когда она всё же рассеивается (неторопливо, как и подобает настоящему волшебству), в голове читателя поселяются новые вопросы. Зачем Лене Элтанг понадобилось городить весь этот немыслимой сложности огород? Что она хотела сказать на самом деле? И почему написанный по-русски роман как две капли воды похож на великолепного качества перевод с английского? Похоже, для того чтобы получить на них ответ, придется дожидаться следующего романа. А там ведь и до аддикции недалеко.
Сухбат Афлатуни
Поклонение волхвов
[70]
«Поклонение волхвов» Сухбата Афлатуни (под этим затейливым псевдонимом – «Диалоги Платона» по-киргизски – прячется поэт и прозаик из Ташкента Евгений Абдуллаев) словно специально адресовано тем, кто привычно не читает современной русской прозы на том основании, что ее якобы нет. Так вот, она есть, а кому нужны доказательства, то извольте – семьсот страниц отличного русского нарратива, одновременно увлекательного и поэтичного.
Три части романа – три эпохи русской истории, объединенные довольно причудливой историей семьи Триярских и еще более необычной историей мистической секты «рождественников» или «волхвов» (отсюда, собственно, и вынесенное в заголовок «поклонение»). Накладываясь друг на друга, сплетаясь и расплетаясь, две эти линии приводят в действие хитрую романную машинерию, шестеренки которой крутятся сразу и во времени (от смерти Пушкина до девяностых годов XX века), и в пространстве (от Петербурга до Японии).