Читать интересную книгу Русалка на суше (СИ) - Максонова Мария

Она покорно свернулась под одеялом калачиком по-детски подложив под пухлую щеку ладони.

Я проследила за тем, как успокоились ее и без того приглушенные после пробуждения эмоции, как разгладилась морщинка между светло-русых бровей. Кажется, открыла в себе новую способность — управлять эмоциями людей, конкретного человека. Вовремя, однако, зато она выдала свою историю без истерик и сопротивления, будто про другого человека рассказывала.

Я наконец смогла немного расслабиться: сполоснуться тоже пресной водой и одеться в человеческую одежду, а то плавала-то я в одной длинной шелковой майке, которую, кстати, умудрилась где-то зацепить и порвать. Надо будет потом отдать, чтобы зашили. Сунула высушенную майку на дно сундука, оделась в приличное и наконец уселась в свое самодвижущееся кресло.

— Что случилось? — встретил меня вопросом капитан Гарт на капитанском мостике.

Мы стояли на якоре, так что не было совершенно никакого повода для него, чтобы не спать посреди ночи, но он все же меня ждал, в его эмоциях царило волнение.

— Урод один случился, — призналась я откровенно, — сделал предложение девушке, запудрил голову, уехал и не вернулся, а она узнала, что беременная. Еще и деревенские плохо восприняли.

— Избили ее и в море столкнули? — напрягся капитан.

— А у вас и такое случается?! — я была шокирована.

Он пожал плечами неопределенно. Твою ж…

— Нет, просто уволили ее с должности учительницы и в город никто везти не соглашался.

А она беременная, на эмоциях, — я не могла перевести слова «на гармонах», — вот и, — махнула рукой. А потом выдала, понимая, что надо сказать все и не скрывать: — со скалы она прыгнула, отчаялась совсем и хотела умереть. И одновременно жить хотела, жизнь своему ребенку сохранить, — усмехнулась невесело, — беременные женщины — это такое… все мозги отключаются.

— И что теперь? — напряженно осведомился капитан Гарт.

Глупо это было как-то было называть его по фамилии, особенно после всего пережитого и после знакомства с его братом. Что уж там, я ведь даже Оларга давно зову по имени, чем Гарт хуже?

— Можно я буду называть тебя «Лим»? — предложила я.

— Что? — он удивленно моргнул от перемены темы.

— Твое имя «Олимон» на моем языке не очень благозвучно, — призналась я. — Но у нас принято сокращать имена. Мне нравится сокращение «Лим», можно я так тебя буду звать?

— Да, — он произнес неожиданно хрипло, в эмоциях проскользнуло что-то непонятное, но положительное.

— Так вот теперь, Лим, мы должны плыть дальше на восток до деревни, где живет Барби.

— Вы собираетесь ее там оставить?! — прозвучало испуганно и возмущенно.

— Я хочу забрать ее вещи. И учебники, — я усмехнулась расчетливо. — Мне как раз требовался учитель — надо разобраться с местной грамматикой. Да и детей поучить не помешает. О, и еще нужен секретарь, Марус ведь совсем не образован…

— Вы собираетесь таскать беременную незамужнюю девушку с собой по деловым сделкам в качестве секретаря? — брови Гарта взлетели вверх.

— Может, объявить ее тоже вдовой?

— Она ведь имеет именной патент, ее брак должен был бы быть на нем отпечатан, — покачал головой Лим. — Вот если бы она была крестьянкой без документов, было бы проще, да и то могло бы всплыть.

Я вздохнула тяжко. И почему во всех фэнтези-книжках, которые мне встречались, люди попадали в дикое средневековье без документов, где можно что угодно соврать и все поверят? Хотя с другой стороны местная цивилизованность мне и нравилась, не совсем дикие нравы, никаких религиозных фанатиков и сжиганий ведьм на кострах.

— Ладно, завтра разберемся, — решила я, — а пока надо выспаться.

Я махнула рукой, и сама с удивлением заметила, как от моей руки отделилось что-то вроде легкого облака, окутавшего Гарта. Он немедленно зевнул и заморгал, будто вот срочно захотел спать. Пожелал «спокойной ночи» и, пошатываясь, направился в свою каюту.

Я же нахмурилась. Как-то надо лучше себя контролировать и не делать так больше.

На следующей день я проснулась от того, что на меня с любопытством кто-то пялился. Сперва я пыталась перевернуться, чтобы скрыться от навязчивого взгляда, но проснулся Кракен и заворчал:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Чего ей надо? Чего она не спит? Спать мешает…»

Я все же разлепила глаза и огляделась. На моей кровати сидела, укутавшись в одеяло, Барби и с любопытством смотрела за нами с Кракеном, спящими в гигантском водном пузыре, будто за рыбками в аквариуме. Я опустилась в свое кресло и покосилась на нее неодобрительно:

— Тебе не говорили, что неприлично так глазеть на спящих людей… и нелюдей? — поправила себя, запнувшись.

— Простите, — пробормотала девушка, потупившись, — любопытство всегда было моей слабостью. Люблю узнавать все новое, а о существовании русалок не слышали уже многие тысячи лет…

— И не услышат, — нахмурилась я. — Сегодня ты принесешь мне клятву в том, что никогда не расскажешь никому о моей сущности. Для всех, кроме принесших мне клятву, я обычная женщина, пострадавшая во время кораблекрушения. В общем, сориентируешься по ходу, я тебе все расскажу. А пока одевайся и пойдем завтракать, — велела я, сливая воду из большого пузыря, в котором спала, за борт. — Познакомлю тебя с командой.

Барби, причесанная и повеселевшая, произвела на всех мужчин на корабле положительное впечатление, правда, на всех по-разному. Она на всех смотрела с любопытством и много улыбалась, словно солнышко. У нее была не яркая, но очень привлекательная мягкая красота, а пухлые щечки и большие голубые глаза делали ее похожей на ребенка. Если бы ее еще немного подкрасить: подвести глаза, накрасить ресницы и брови, подчеркнуть розовым губы, добавить чуть румянца на щеки — вообще бы от поклонников прохода не было бы. Но пока, конечно, это было совершенно не актуально.

Больше всего я опасалась какого-то негатива от полуорков, но за завтраком оба подкладывали Барби самые лакомые кусочки, позволили пощупать свою зеленоватую кожу и разглядеть поближе традиционные татуировки. Меня заинтересовала эта реакция, и я после спросила Зэраса. Ответ меня удивил и не удивил одновременно:

— Разве может женщина, тем более такая молодая, отвечать за свои действия? Это ее отец виноват, что отправил дочь одну работать так далеко без поддержки своей или доверенного опекуна.

Нет, я, конечно, была согласна, что Барби — совсем еще девчонка, мне сложно было представить ее в роли строгой учительницы в чужой деревне, но и считать так огульно, что все женщины нуждаются в опекунстве, будто недееспособные — это адский сексизм.

— Ты что, считаешь, что и мне тоже требуется опекун?

— Нет, конечно, госпожа, — удивился он вполне искренне. Только я не поняла, это потому что я в его голове не совсем женщина или это такой признак уважения к моей взрослости и мудрости? Или просто потому что я не человек? Черт его знает.

Кракену девушка сперва не понравилась, он ворчанием по ее поводу наполнял мою голову и, кажется, ревновал. А затем, наконец, увлекся катанием деревянного шарика по палубе. Барби, наблюдая за ним, похохатывала, а, когда шарик подкатился к ее ноге… нет, не пнула его, сделала движение рукой — и шарик вернулся к Кракену, хотя она к нему не прикасалась.

— Ты маг? — удивилась я.

— Немного, — она смутилась. — Я нигде не училась, но кое-что получается интуитивно. Денег на академию магии у нас не было, а для получения стипендии моего дара не хватило. Отец говорил, что я могу поработать учительницей несколько лет и, если не тратиться, накопить денег, а он добавит, и я смогу поступить в местную академию. Но не получилось… — она положила руку на живот, и я, перенастроившись на водное зрение, смогла увидеть, как в этот мент ребенок пнул ее по внутренностям, словно в ответ на ее эмоции. Только теперь я могла для этого не закрывать глаза и будто бы видеть одновременно и обычным зрением и водные формы, что было странно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А еще неожиданно заметила внутри у Барби словно бы маленькие искорки разных цветов: голубую, желтую, красную и зеленую. Они вертелись друг вокруг друга в районе груди. И такие же были видны в теле ее ребенка, только у него голубая была сильнее прочих раза в два.