и выяснить, почему прошляпила она, работники милиции не сумели.
Остается бухгалтерия. С ней Семенов поступил просто: паспорта не показывал, а заявил, что он вообще некоторым образом не женат. Ему поверили на слово и несколько месяцев с бывшего отца удерживали налог за бездетность, а не алименты.
Штамп в паспорте у злостных неплательщиков ведь и ставится как раз для тех кадровиков и бухгалтеров, которые принимают человека на работу и по долгу службы своей обязаны очень внимательно изучить его документы и сделать соответствующие выводы.
Новокузнецкий городской отдел внутренних дел разыскивал некоего Шатохина Александра Григорьевича, 1936 года рождения, уклоняющегося от уплаты алиментов.
Разыскали беглеца, сделали внушение. Предупредили, между прочим, о статье 122 Уголовного кодекса, карающей лишением свободы за злостное уклонение от своих отцовских обязанностей. И на прощанье поставили в паспорт тот самый штамп.
Поступает Шатохин в строительно-монтажное управление. А ребенок его не получает от бывшего отца ни копейки.
Оказывается, отдел кадров не поставил в известность бухгалтерию о том, что у Шатохина в паспорте стоит отметка об алиментах.
— Эка беда, забыли…
Зарплату получать не забывают, могу ручаться. Трижды объявлялся милицией розыск некоего Ласкателева Владимира Борисовича. Наконец удалось выяснить, что он работает сантехником в тресте Сельстрой и, несмотря на то, что штамп в паспорте у него поставлен, алименты он не платит.
Отдел внутренних дел направил официальное письмо администрации треста. В письме был задан один вопрос: почему вы, товарищи, не выполняете Указ Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1967 года?
И что же? А ничего. Как говорится в подобных случаях, ни ответа, ни привета от руководителей треста Сельстрой. А таким бывшим отцам, как Ласкателев, подобная позиция нравится. Задолженность у Ласкателева по алиментам — тридцать один месяц. Это значит — почти три года женщина, мать, при живом и здоровом отце одна вынуждена содержать ребенка и в известной степени лишать его многих радостей детства.
Я хочу закончить фельетон хорошо всем известным положением. Законы полагается исполнять неукоснительно. Для того они и пишутся.
Это относится и к работникам отделов кадров. И бухгалтерий. И к руководителям предприятий. Как мелких, так и крупных.
В противном случае, дорогие граждане, вас ждут неприятности. Крупные неприятности. Это гарантирует, между прочим, все тот же закон.
1971
НАХОДЯСЬ В СОСТОЯНИИ…
Гр-н Карась из оперы Гулак-Артемовского «Запорожец за Дунаем» выпил на двоих с кумом, если вы помните, ни много ни мало — «цилу кварту». По современным понятиям это как раз путевка в вытрезвитель. Тютелька в тютельку.
И вот, говоря языком милицейских протоколов, находясь в состоянии сильного опьянения, гр-н Карась решил все же отправиться к месту своего жительства, а конкретно — к ожидавшей его супруге гр-ке Одарке. Поскольку вытрезвителей в ту пору еще не было.
Трудно сказать, когда дождалась бы вышеупомянутая Одарка своего Карася, ежели бы не «добры волы», которые благополучно доставили подгулявшего хозяина до дому, до хаты.
Современные средства транспорта в этом смысле коренным образом отличаются от допотопной тягловой силы. И когда нынешние запьянцовские караси, находясь в состоянии сильного градуса, вступают с ними в непосредственный контакт, это довольно часто кончается плохо. И для тех, и для других.
Гр-н А. Зубров, постоянно проживающий в городе Миллерово, Ростовской области, хлебнув неустановленную «кварту» сорокаградусной, взнуздал своего «Ижа», вскочил в седло и помчался к куме Алле Тимофеевне по личным делам. Личные дела мотоциклиста состояли в том, чтобы одолжить у кумы один рубль в наличных деньгах. Возможно, гр-н Зубров намеревался с помощью этого рубля вступить в пай по распитию следующей кварты. Не установлено.
Кума рубль одолжила. А кум в знак благодарности вызвался покатать на своем мотожеребце сыновей кумы. Николая, одиннадцати лет, он посадил на заднее сиденье, а Геннадия, шести лет, — в люльку. Кума не возражала.
Поэт сказал о таких, как гр-н Зубров: «…и мотоциклисты, как дьяволы в белых ночных горшках». А тут дьявол — вдобавок еще и под градусом. Представляете, какая захватывающая прогулочка ждала малолетних братьев по магистралям родного города Миллерова.
При лихом повороте на улицу Горького мотоцикл опрокинулся, и младший из братьев, Геннадий, упав, сломал руку.
И вот теперь родители пострадавшего пишут заявления в суд, в редакцию и требуют сурово наказать мотоциклиста и взыскать с него в судебном порядке деньги на лечение ребенка.
Понять этих родителей можно. Но, с другой стороны, что же можно сказать о матери, которая сажает малолетнее дитя свое в коляску к пьяному мотоциклисту?
Ведь все могло кончиться куда хуже.
Другой вдребезги пьяный мотоциклист, Л. Жуликов из Черниговского района, Приморского края, на бешеной скорости сбил сразу двух граждан, одному из них причинил тяжкие телесные повреждения.
Причем, как потом выяснилось, этот Жуликов был не только пьян. Получив в предыдущей аварии травму головного мозга, он страдал манией преследования и лечился в психоневрологической больнице. И вот такой человек садится за руль мотоцикла, жмет на железку и мчит по дорогам.
Пьяный авто-мото и т. д. лихач еще меньше заботится о последствиях, когда он седлает не свой собственный мотоцикл, а, к примеру, колхозный трактор. Тем более что он — железный.
Тракторист Б. Михайленко из колхоза имени Ленина, Николаевской области, получил от бригадира наряд на перевозку кукурузы. Кукурузу Михайленко перевез. А потом то ли кума, то ли еще кто попросил тракториста съездить в соседнее село Гуляницкое за углем.
Тракторист, чтобы в дороге не скучно было, прихватил с собой двоих приятелей — Луценко и Гришниченко. И вот на колхозном тракторе уже мчатся три кума и соображают кварту на всех троих.
Ехали козаки!..
С этой песней они въехали в село Гуляницкое. В Гуляницком делали сразу два дела — грузили уголь и гуляли. А погрузив и погуляв, отправились в обратный путь — до дому, до хаты. В родном селе разгрузили уголь и опять поехали на тракторе с веселой песней на устах.
Теперь они занимались уже только одним делом — только гуляли.
Где-то на очередном ухабе Михайленко потерял своих сотрапезников и, оставшись на тракторе один, помчал опять в Гуляницкое — догуливать.
— Сам пью, сам гуляю!..
На полпути, в поле, трактор забуксовал и стал. Между тем дело к ночи, а на дворе зима. А дома, наверное, плакала Одарка:
Ты гуляешь дни и ночи,
Я ж, сердешна, все одна…
Трудно сказать,