Была бы такой, как Мириам или Юлька, – наверняка закатила бы истерику, едва услыхав о предстоящей мне полугодовой трансокеанской командировке. Но Велия – это Велия, античная испанка до мозга костей. Надо – значит надо, и нечего тут обсуждать или на судьбу свою сетовать. Испанские иберы – тоже ни разу не истинные арийцы, и характер у большинства из них – тоже ни разу не нордический. Тоже южане, и если заведутся – спасайся, кто может, мало не покажется никому. Да только вот заводятся они пореже и повдумчивее – сказывается, видимо, многовековая традиция ношения меча или фалькаты каждым вторым, а хорошего ножа, вполне пригодного и для продырявливания обидчика – каждым первым. Психи и долботрахи в такой среде подолгу не живут и потомство после себя оставить обычно не успевают. И в результате у них получается вполне приемлемый социум. Но финикийцы карфагенские – это нечто! Наверное, потому и не носят в городе ножей, что иначе пыряли бы ими друг друга по любому пустяку. Ведь склочники же, каких ещё надо поискать. И в Мириам эта неприятная черта проскальзывает и раздражает ощутимо, но она-то баба, и баба не только молодая и смазливая, которой в силу этого многое прощается, но и как-то воспитанная – аристократка, как-никак. А вот простонародье это ихнее, как в поле трава выросшее – мля, доннер веттер, где мои рогатая каска и «шмайссер»! Хоть и не евреи, но тоже семиты типичнейшие, и с этой омерзительнейшей семитской – в точности как у евреев – бесцеремонной настырностью, за которую иной раз на месте поубивать хочется. Встречаются такие порой – и в нашем современном мире, и в этом – ага, тут таких полный Карфаген. При этом прекрасные моряки, прекрасные строители, прекрасные мастеровые – рукастые, работящие, говна не делают и баклуши бить с детства не приучены, но – это же финикийцы! Даже с друзьями и соседями ухитряются как-то ссориться на каждом шагу и по любой ерунде, да так, что в осадок с них выпадаешь. Ко мне-то, вооружённому и при охране, никто цепляться не смел, но мне ведь несложно поставить себя мысленно на место другого – безоружного, никем не охраняемого и вынужденного терпеть подобное хамьё. Пообщаешься с такими поближе и поплотнее, чем хотелось бы – и невольно начинаешь понимать и Катона, и одного кавалера Железного креста в ефрейторском чине, художника ещё неплохого. Пробираясь по городским улицам к себе и наблюдая очередную склоку опять завёвшихся на ровном месте из-за какой-то хрени карфагенских горожан, я как-то вдруг спохватился, что насвистываю себе под нос «Шварцбраун». Никто не объяснит мне, почему мне так нравятся немецкие марши?
Когда я вернулся наконец-то домой, то застал занимательную картину маслом. Юлька – мля, ну легка даже на мысленном помине – возясь вместе с Велией с Волнием, читала ему по памяти какие-то детские стишки – ага, то и дело запинаясь, поскольку сама помнила их не очень-то хорошо, зато на нормальном человеческом языке, то есть русском. Ну и славненько – я-то их сам вообще практически не помню, хотя мелким был – помнил, кажется, все. Вылетает ведь из башки всё, что не требуется по работе или в повседневной жизни. Счастливая мать и гостья, увлёкшиеся вознёй с карапузом, моего прихода как-то и не заметили, а выглянувшей с кухни Софонибе я, ухмыльнувшись, подал знак молчать, и только сам мой спиногрыз при виде меня ловко взобрался на стенку своей клетки, явно задавшись целью форсировать преграду. Юлька, перепугавшись, подхватила его на руки – и остолбенела, не поняв юмора. Велия, проследившая за взглядом карапуза и увидевшая наконец моё появление, всё расценила правильно и юмор ситуёвины поняла, после чего мы с ней расхохотались над Юлькиным изумлением.
– Канатбаев, он у тебя какой-то…
– Ага, антиграв включил, – подтвердил я, принимая у неё из рук наследника и подбрасывая его несколько раз в воздух. – Всё нормально, он у нас такой. Когда захочет, чтобы его подняли повыше, то и сам помогает, как умеет.
Потом я спустил его на пол, на котором были рассыпаны в полном беспорядке деревянные кубики.
– Мы тут с ним пробовали домик построить, а ему неинтересно, – пожаловалась Юлька. – Это разве нормально?
– Для него – нормально. Вы же, небось, какую-нибудь халупу строить пытались – что интересного в таком примитиве? Ничего, мы с ним сейчас крепость строить будем, – отцепив перевязь с мечом и пояс с кинжалом, я тоже уселся на пол и принялся сооружать квадратный в плане периметр стен с воротами и башнями по углам.
Волний сначала просто следил за мной, высунув язычок, потом начал подавать мне кубики, а там уже и сам, въехав в суть незамысловатого архитектурного проекта, стал добавлять недостающие строительные блоки – ставил их сикось-накось, конечно, так что я подправлял их за ним, стараясь делать это понезаметнее. Особенно когда надстраивали с ним перемычку над проёмом ворот. Наконец, пристроив большую часть крупных кубиков, взялись за мелкие и выложили из них поверху стены парапет с зубцами.
– Ты его сразу таким сложным вещам учишь? – поразилась наша педагогичка.
– Нормально, пусть привыкает. Жизнь – она ведь вообще штука сложная. Так, теперь в углу главную башню замка пристроим…
В общем, ужин нам подавался прямо на пол, где мы и поглощали его – ага, без отрыва от производства. К тому моменту, как свод из маленьких кубиков наверху башни достроили – пару раз обваливался, сволочь, и приходилось перестраивать заново – как раз и доели. Потом, увидев, как мы усаживаемся за стол поболтать за жизнь, карапуз снова попросился на руки, а оттуда – на колени, и Велия прыснула в кулачок, потому как уже поняла, что сейчас будет. Юльку же наш обезьянёнок застиг врасплох, и она выпучила глаза, когда мелкий вдруг посерьёзнел, сосредоточился – и небольшой лесной орешек, предварительно очищенный мной от скорлупы, вдруг САМ покатился по столешнице к нему. Ну, покатился – это громко сказано, на самом деле процесс был прерывистым, пару раз я ему даже незаметно помог, но в основном он всё же справлялся сам.
– Ты его уже и ЭТОМУ учишь?!
– Естественно. А когда же его ещё начинать этому учить? Чем больше освоит сейчас – тем легче будет потом осваивать остальное.
– Ну ты прям сверхчеловека какого-то растишь! Ницше, что ли, начитался?
– Ага, «Так говорил Заратустра» – и его в своё время в том числе. А кого ты мне растить из него предлагаешь? Винтика? Государева холопа? Рабочего муравья для горячо любимой