«– Вы утверждали, что Сталин хорошо разбирался а людях, знал им истинную цену… Как же хорошо, если ошибся в Хрущеве, Берии, Вышинском, в других входивших в его окружение людях?
– Не думаю, что это было ошибкой. Сталин, как и Ленин, умел использовать людей, политический облик которых считал сомнительным, небольшевистским. Не одни ведь 100-процентные марксисты-ленинцы обладают монополией на умение работать, высокие деловые качества… И Вышинский, и Мехлис, и Берия имели меньшевистское прошлое, „темные пятна“ в своей биографии. Но их профессиональные „плюсы“ явно перевешивали, тем более что к формированию политической стратегии этих деятелей не допускали. Позволил же Ленин занять высокие посты Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Бухарину, которых не считал настоящими большевиками и подлинно марксистскими теоретиками.
У нас всегда крайности. Если хвалим, до небес, если ругаем, обязательно надо в порошок стереть… Либо дьявол, либо ангел, а что посередине, то этого как бы не бывает, хотя в жизни, напротив, бывает, и очень часто.
Возьмите, например, Берию. Его преподносят как скопище всех мыслимых и немыслимых пороков. Да, пороки у него имелись, человек был непорядочный, нечистоплотный – как и другим наркомам, мне от него немало натерпеться пришлось. Но при всех своих бесспорных изъянах Берия обладал сильной волей, качествами организатора, умением быстро схватывать суть вопроса и быстро ориентироваться в сложной обстановке, определяя ее главные и второстепенные моменты.
Ведь это факт, что под руководством Берии было осуществлено, и в кратчайшие сроки, создание атомного оружия, а в годы войны с рекордной быстротой сооружались объекты оборонного значения.
Но Берия умел небольшой ошибке придать видимость сознательного умысла, даже „политических“ намерений. Думаю, Берию, как и Мехлиса, Сталин использовал как своего рода „дубинку страха“, с чьей помощью из руководителей всех рангов выбивалось разгильдяйство, ротозейство, беспечность и другие наши болячки, которые Ленин весьма точно окрестил „русской обломовщиной“. И, надо сказать, подобный, не очень привлекательный метод срабатывал эффективно»[1090].
Правда, и Бенедиктов не ограничился только дифирамбами в честь Сталина и вынужден был признать, что, к сожалению, необходимые строгость и последовательность проявлялись не всегда. В ряде случаев Сталин, может быть, из-за острой нехватки людей, может быть, по каким-то личным соображениям, допускал назначения, и на высокие посты, людей, склонных к угодливости, умеющих ловко пристраиваться к сложившейся конъюнктуре. Так было, на мой взгляд, с выдвижением А.Я. Вышинского, занимавшего некоторое время даже пост министра иностранных дел, – человека редкого ораторского дара, блестящей образованности и глубоких знаний, но приспособленца по своей сути. Обычно же, повторяю, предпочтение отдавалось принципиальным, самостоятельно мыслящим людям. И не случайно в годы Великой Отечественной войны Сталин открыто называл своим преемником Г.К. Жукова, а в первые послевоенные годы – Н.А. Вознесенского – людей железной воли, с твердым и прямым характером, чаще других возражавших ему при обсуждении военных и государственных вопросов[1091].
В дальнейшем мы еще коснемся вопроса о преемниках Сталина, но здесь мне хочется сделать одно небольшое замечание: Сталин открыто нигде не высказывался о том, что пишет бывший министр. Мне думается, что все это следует отнести к разряду политических игр, которые так умело вел вождь, ставя в тупик порой даже тех, кто, казалось бы, должен был его хорошо знать. Здесь вождь не придумал ничего нового и особенного. Он просто последовательно руководствовался древним римским правилом – divide et impera – разделяй и властвуй!
Вождь не только блестяще усвоил суть этого девиза, но и довел его до совершенства, наполнив содержанием, соответствующим реалиям эпохи, получившей его имя. Собственно, весь путь к вершинам власти, а затем тяжелая и повседневная, не знающая никаких пауз борьба за сохранение своей власти, прошла у Сталина именно под знаком использования этого универсального девиза. А этот девиз прошел испытание на свою эффективность на протяжении не просто столетий, а даже тысячелетий. В данном случае вождь полностью полагался на исторический опыт – он-то уже не подведет!
Словом, основной метод держать своих соратников в полном подчинении, не допускать возможности того, чтобы они (упаси, Боже!) вдруг на почве страха перед Сталиным и неопределенности их собственной судьбы не организовали против него нечто вроде коллективного заговора с целью отстранения от власти, – основной метод был стар, как мир. И соратники это прекрасно понимали. Тем более, задним числом становится все более очевидным, что они вообще были неспособны к каким-либо радикальным действиям, направленным против вождя. Ведь Сталин обладал не только верховной властью, но и олицетворял собой незыблемость установившегося режима, и любое выступление против него ставило под серьезную угрозу вообще стабильность в стране. Однако это все – мои досужие рассуждения, поскольку, повторяю, ни о каком реальном заговоре с целью устранения Сталина с его постов не могло быть и речи, учитывая и положение самого вождя и личные качества его ближайших соратников.
Но фактом остается то, что вождя, видимо, всерьез сверлила мысль о своем преемнике. Писать какое-либо завещание было бессмысленно: он знал всю историю с ленинским завещанием и отдавал себе отчет, что это – пустое и абсолютно неэффективное средство. О том, что в его сознании все-таки тлела мысль о преемнике, как это не покажется странным, он поведал во время Потсдамской конференции не кому-либо, а премьеру Великобритании У. Черчиллю. Согласно воспоминанию премьера, «Сталин говорил о преемственности советской политики. Если с ним что-нибудь случится, то имеются хорошие люди, готовые стать на его место. Он думал на тридцать лет вперед»[1092].
Что касается его утверждения, что он думал на тридцать лет вперед, то это явное преувеличение. При том положении, в котором был сам вождь и том составе соратников, думать на тридцать лет вперед было чистейшей маниловщиной. Вообще в большой политике заглядывать на тридцать лет вперед – вещь не то что малореальная, а просто невозможная.
Но, тем не менее, есть основания предполагать, что в качестве своего преемника он тогда имел в виду Молотова. Однако не прошло и нескольких месяцев, как на мнимого преемника обрушился удар сокрушительной силы. И нанес этот удар именно Сталин. В начале декабря 1945 года, находясь на отдыхе на юге, он отправил в Москву следующую шифровку:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});