— Я помню, что ты сильно изменилась в той поездке, — кивнула Каона. — Ты стала такая веселая…
— Потому что все для меня встало на место, — согласилась с ней мать. — И на душе стало легко, и все, что я делала, наполнилось смыслом.
— Поэтому ты и приезжаешь сюда — напоминаешь себе об этом?
— Не только, — мать усмехнулась. — Уж такое-то трудно забыть. Тут еще и родня, и место красивое. А у отца здесь постоянно какие-то дела, ведь он с твоими дядьями до сих пор партнерствует в торговле.
— А есть для тебя место еще более родное, чем Заречное? — Каона с интересом всматривалась в мамино лицо. Она еще совсем не старая, а когда смеется — похожа на девчонку. Но в волосах полно седины, а руки давно огрубели от домашней работы.
— Ну, наш дом, конечно, — растерялась мать.
— А еще?
— А еще лесная заимка, — мама улыбнулась своим воспоминаниям. — Она тут за рекой в полутора десятках миль, путь порядочный. Меня туда дедушка брал, когда они охотились. В лес, конечно, мне ходу не было, так в заимке и хозяйничала, пока мужчины делом заняты. Но там такая особенная тишина. Вокруг дома сосны стоят, словно вечный закат за окном. Широкая поляна слегка покатая, за поляной тропа начинается. Дальше в лесу растут дубы, там мрачно и зелено. Ручей журчит в пяти шагах от крыльца. И такие колокольчики — выше моего роста! Там их никто не рвет и не косит. Я иногда ложилась в траву и лежала часами, глядя как синие цветы сливаются с синим небом. Там тихо, монстры почему-то обходят это место.
— Я там никогда не была, — удивилась Каона.
— Попрошу кого-нибудь их охотников, пусть вас туда свозят, — предложила мать.
— Хорошо! — согласилась девушка. — Только давай ближе к отъезду? Нам все равно на восток отсюда двигаться.
— Ладно, — легко кивнула мать, не удивляясь словам дочери. Ее внутреннее спокойствие действовало на юную чародейку умиротворяюще. Дорога в тысячу миль начинается с маленького шага. Каона все сделает правильно и найдет свои ответы, так же как и мама.
— А помнишь, как вы с братьями тут по ночам за козлиной шерстью в хлев лазали? — внезапно вспомнила мать. — Мы-то с отцом все видели в окошко, а вы так крались, так прятались!
— Помню-помню! — обрадовалась воспоминанию девушка. — Мы эту шерсть жгли и пепел подсыпали Гунтяшке, помнишь, толстому такому? Он нас все дразнил городскими, а нам кто-то наболтал, что от этого пепла у Гунтяшки рога вырастут. Обе женщины, юная и зрелая, весело рассмеялись. Мама поднялась, может быть чуточку тяжелее, чем раньше, слегка опираясь на руку Каоны.
— Пойдем спать, — предложила она. — В Заречном рано поднимаются, ты же знаешь.
— Да-да, — рассеяно отозвалась девушка. Она не могла оторвать глаз от трех детских фигурок, которые в тени хлева подсаживали друг дружку в узкое оконце. Слегка затрещала чья-то рубашонка, зацепившаяся за гвозь. Кто-то сдавлено пискнул. В хлеву беспокойно взмемекнул черный косматый козел — вожак смешанного козье-овечьего стада Заречного. Каона прыснула в ладонь, стараясь не спугнуть маленьких заговорщиков. «Детство — это место и время… — подумала она. — И место остается навсегда. А время уходит навеки.» Может быть, это не самый важный ответ из тех, которые ей предстоит найти для себя, но Каоне почему-то стало легче, глядя на эти детские силуэты в темноте. На охотничью заимку Каона с Рамио попали через десять дней. Попрощавшись с родными, обняв отца и маму, девушка бодро зашагала следом за артелью охотников в сторону Мертвецкого леса. Разумеется, зареченцы не охотились в проклятом месте. Их угодья лежали в северном Двухвостье, в Угловом лесу, зажатом расходящимися руслами Ветрохвостки — Дальним и Ближним Хвостами. Но гать начиналась на самой границе запретного места, и Каона невольно озиралась на темные ели, стерегущие тайны живых мертвецов.
— Тут пахнет сухой мертвечиной, — подлил масла в огонь Рамио, сжимая рукоять меча.
— Далеко от нас? — встревожено спросила Каона. — Да, довольно-таки, больше мили, — успокоил ее артеас. — И движутся не в нашу сторону.
— Ничо, девонька, если упыряки к нам сунутся, мы их приголубим, — старший охотник погладил свой лук, выглядевший на первый взгляд просто и непритязательно. Однако, Рамио с трудом сумел согнуть его и накинуть тетиву.
После этого охотники зауважали гостя, а он — людей, чье самодельное оружие, оказалось более грозным, чем узорчатые эльфийские боевые луки, с которыми он тренировался в Гильдии.
— Днем не упырей надо бояться, — поежилась Каона.
Действительно, главная опасность Мертвецкого леса была в его жителях, обреченных медленно вырождаться под действием проклятия. До поры до времени это были обычные люди: мужчины, женщины и дети. В какой именно миг у них наступало превращение в монстра, не мог сказать даже опытный маг. Поэтому на границе Мертвецкого леса опасной могла оказаться и пятилетняя девочка, спросившая у путника дорогу, и малыш, попросивший вынуть ему занозу, и милая девушка, предлагающая лукошко свежих ягод. Не у каждого хватало окаянства «испытать» встреченного доброй сталью меча или стрелой. Часть проклятых оставалась людьми долгие годы, не в силах покинуть уже давно обернувшихся монстрами родных, детей, жен, родителей.
— По хорошему выходит, — бурчал старшой по прозвищу Чул, — что ежели всех в Мертвецком лесу перебить, так это тока на пользу и им и нам. Да кто ж за это возьмется, когда их там нежить защищает? Опять же, дети у них, это вам не телята. У кого рука подымится? Я б не смог.
— А как же дети, если половина взрослых уже мертвяки? — спросил Рамио.
— Потому как проклятие, — степенно пояснил охотник. — Они вроде как живые на вид и мертвые внутри. И дети родятся и родятся, чтоб проклятию конца не было. Так уж их приложило этим колдовством.
— Нужно спросить магистров, — сказала Рамио девушка. — Может быть, если распутать основу заклинания, жители разделятся на нежить и обычных людей. Тогда людей можно вывести и лес понемногу очистить.
— Напиши письмо из ближайшего городка, — посоветовал артеас. — В Грации нет почтовиков, если ты помнишь.
— Ладно, — согласилась та. — А это что за шум? — девушка всмотрелась в кусты, шевелящиеся в паре десятков шагов от дороги.
— Это кто-то живой, — уверенно сказал Рамио. — Живой и маленький.
К дороге приближался смешной всадник: на большом лохматом волке — судя по тусклой шерсти и седым ушам, уже немолодом и матером — к охотникам ехал мальчик лет пяти. В руке у ребенка был дротик, которым он погонял зверя.
— Мир вам! — звонко крикнул он, подъехав совсем близко. Охотники настороженно и неохотно поздоровались. — Можно мне пойти с вами? — Каона поняла, что голос мальчишки кажется таким звонким от с трудом сдерживаемых слез.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});