Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

Аппий посмотрел на нее как будто с трудом веря, что эти слова были действительно произнесены ею. Но она в одно и то же время улыбалась с насмешкой и угрозой.

Он не мог более сомневаться, что от ответа зависела его участь, однако он не колебался.

Одетый в свою белую тогу, вышитую пурпуром, он сделал несколько шагов к порогу спальни и громко, крикнул.

– Рабы! скорее ищите доктора! Ее величество страдает припадком безумия.

Через два дня Аппий был приговорен к смерти.

Что за причины заставили Мессалину желать смерти Аппия, который был уже не молод, когда женился на Лепиде, а следовательно мог надеяться, что будет в безопасности от преследований своей кровожадно-страстной падчерицы.

Но Мессалина обладала, гением зла; ее прельщало только то, что выходило из ряду обыкновенных вещей, по своему безобразию. Кроме того Лепиде не нравился ее второй муж. Однажды она жаловалась своей дочери на холодность Аппия.

– Он надоедает тебе, – отвечала Мессалина; – успокойся: мы от него избавимся.

Мы видели, что от него действительно избавились.

Другой сенатор, Вициний, подобно Аппию, заплатил жизнью за свой отказ на предложение Мессалины. Но он умер иначе. Нужно же разнообразить свои удовольствия!

В одном из предместий Рима жила женщина по имени Локуста, занимавшаяся приготовлением ядов, Она несколько раз была приговариваема к смерти за свои преступления; но каждый раз невидимая рука спасала ее от наказаний. К этой-то Локусте обратилась Мессалина, чтобы отмстить Вицинию, и молодой сенатор упал во время обеда, как пораженный громом, попробовав блюдо из шампиньонов. Позже от яда той же самой Локусты, налитого Нероном, погиб сын Мессалины и Клавдия Британик.

Когда постыдная страсть Мессалины делала ее смертельным врагом человека, то страсть к золоту побуждала ее к убийству. Так погиб консул Валерий Азиатик за то, что обладал великолепными садами окружавшими его дворец, в которых впервые были выращены вишневые деревья.

Два знатных римских всадника, родственники Аттика были приговорены Клавдием на смерть в цирке в бою с гладиаторами.

Совершенно покорный прихотям своей жены и отпущенников, Kлaвдий мало-помалу привык назначать смертную казнь так же спокойно, как будто дело шло о пире. Видеть страдания стало для него наслаждением. Он присутствовал на всех казнях отцеубийц; однажды, когда он обещал присутствовать в Тибуре, при пытке по древнему обычаю, врага государства, палач не явился, и любезный император прождал до самого вечера другого палата, которого велел привезти из Рима.

Но бои гладиаторов всего более восхищали Клавдия. Когда один из них падал пораженный на смерть, Клавдий, если можно так сказать, обонял его корчи и приказывал прикачивать тех, которые упадали даже случайно, чтобы созерцать их искаженные страданием лица.

При особенно торжественных случаях Мессалина и Нарцисс изобретали для народа какой-нибудь остроумный сюрприз.

Пойдемте, читатель,; в один из этих дней в амфитеатр Августа.

С солнечным восходом герольды приклеивали афиши во всех храмах и портиках Рима, объявляя, что в четвертом часу, соответствующем нашему десятому часу утра, в означенном амфитеатре будет публичное зрелище.

Еще не было третьего часа, когда народ входил в цирк по тридцати лестницам в верхний ярус, где только и было дозволено ему сидеть. Через час в среднем ярусе поместились всадники, под ними сенаторы, все в сопровождении своих жен и детей: потом над императорской ставкой, еще пустой, в уровень с сенаторскими местами, в ложе охраняемой четырьмя ликторами, вооруженными розгами, явились пять закутанных женщин, вид которых произвел на некоторое время почтительное молчание. То были весталки с великой жрицей во главе.

Наконец явился император, вместе с императрицей и были встречены, восторженным криком толпы, повторявшимся три раза: «Да сохранят вас боги!»

Мы не станем подробно описывать всех актов. зрелища и займемся описанием сюрприза, приготовленного Мессалиной и Нарциссом для Клавдия и народа.

Представление началось охотой за оленями; затем происходила конная битва, потом борьба ста человек с несколькими львами, тиграми, медведями и т. п. Зрелище было великолепно. Но герольд, при самом начале объявил, что оно окончится битвой братьев Петра, всадников, с гладиаторами.

Римляне особенно нетерпеливо ожидали этой битвы.

Это нетерпение еще усиливалось вследствие любопытства при виде громадной эстрады, устроенной на кирпичах посредине арены, и окруженной громадной толщины кольями, соединенными цепями, как будто для того, чтоб помешать приближаться и людям и зверям.

– Гладиаторы будут сражаться на этой эстраде? – спросил Клавдий у Мессалины и Нарциса. – Но как они взойдут? я не вижу лестницы.

– Только бы взошли, а то о чем беспокоиться Вашему Величеству.

– В полу быть может есть трап?

– Может быть.

– Они спрятаны под этим полом?

– Мы не говорим «нет».

В назначенную минуту,– как в наших волшебных пьесах дьяволы, на сцене появились двести гладиаторов и между ними оба всадника, все одетые в приличные случаю костюмы в indicula или тунику без рукавов, стянутую поясом; с головами покрытыми шлемами; с мечами в правой руке, на которой были надеты стальные перчатки.

Они разделились на пары и один из них – Друз Петра, младший из братьев, обращаясь к императорской ставке проговорил от лица всех:

– Цезарь, привет тебе от тех, которые должны умереть.

Цезарь поклонился.

Битва началась. Жестокая битва без жалости и пощады. А между тем эти люди не имели никакой ненависти друг к другу. Они убивали вследствие приказания. Но самолюбие, за отсутствием справедливого гнева, оживляя их, заставляло их защищаться и убивать возможно большее число противников.

Битва продолжалась уже около получаса; треть сражавшихся валялось на полу, истекая кровью. Император веселился. Однако нечто отравляло эту его радость. Роза имела шипы. До настоящей минуты братья Петра, помогая друг другу, с невероятной ловкостью, оставались живы и здоровы.

– Ах! неужели не убьют их! – ворчал он.

Как будто в ответ на великодушное желание повелителя, братья убили еще двух противников.

– Это постыдно! – вскричал император.– Гладиаторы, люди, которых обязанность состоит в том, чтобы убивать, позволяют побеждать себя простым любителям.

– Вы хотите, чтоб они тотчас же умерли? – спросила Мессалина, наклоняясь к своему супругу.

– Да, да! – ответил он, не подумав, иначе он признал бы невозможным исполнение своего желания. Всадники должны бы были пасть, но только тогда, когда утомились бы битвой.

– Приказание Вашего Величества будет исполнено, – сказала Мессалина.

В левой руке у ней был красный шелковый платок. Три раза она махнула этим платном. То был сигнал начальнику цирка.

Раздался свисток, и опять-таки, словно по волшебству, в одну минуту, пол, на котором сражались гладиаторы, раскрылся, и живые и мертвые, победители и побежденные провалились в бездну, из которой, как из кратера, вылетало пламя и дым.

Крик восторга двадцати тысяч зрителей, мужчин, женщин и детей приветствовал это столь же неожиданное, сколь быстрое, исчезновение.

Народ чудовищ, ты был достоин чудовищ-правителей!

– Ну что же? – сказали Мессалина и Нарцисс Клавдию, который от изумления сидел с раскрытым ртом и блуждающими глазами. – Довольны ли вы теперь? Хорошо?

– Очень хорошо, – ответил император. – Но, – прибавил он со вздохом, – Очень скоро кончилось.

Из кожи несчастных, отданных по инсинуациям императора палачам и диким зверям, Мессалина сделала себе носилки.

Ей; расточительность не знала границ. В ее апартаментах попирали ногами пурпур. Она ела только на золоте, оставляя серебро Клавдию. В ее спальне, на бронзовом треножнике постоянно курились самые драгоценные ароматы, за громадные издержки доставляемые из Аравии и Абиссинии.

В этой то комнате, в обществе самых красивых женщин и юношей Рима по крайней мере раз в неделю происходили празднества в честь Венеры.

Мессалина. Художник Крёйер Педер Северин. 1881 г.

Не трудно догадаться, что происходило на этих ночных оргиях: они скандализировали всю империю. Но Мессалина мало заботилась об общественном мнении, и еще менее об оппозиции, встречаемой ею со стороны тех, которых она призывала на эти празднества.

Кто бы она ни была: мать ли самого честного семейства, невинная ли девушка, женщина ли, девственница– она должна была повиноваться приказанию присутствовать во дворце Августы на ночной оргии.

На одной из площадей Рима возвышалась колонна, называвшаяся Лакторией, у подножия которой оставляли найдёнышей.

Однажды Мессалине пришла фантазия отправиться к этой колонне. Когда она сходила с носилок, то заметила молодую женщину, выразительная и приятная физиономия которой поразила ее. На руках у этой женщины был ребенок, которого она подняла с каменных ступеней статуи. Ее сопровождал молодой человек с мужественными и суровыми чертами лица.