аппарата. Таким иллюминатом следует считать и графа Максимилиана Иозефа Монжела (1759—1838)[648], который примкнул к ордену иллюминатов, будучи студентом в Ингольштадте, и которого преемник умершего в феврале 1799 г. баварского курфюрста Карла Теодора — Макс Иосиф — назначил ведущим министром[649].
При Монжела баварская политика после неудачного исхода второй коалиционной войны 1799—1801 гг. переориентировалась на тесную связь с Францией, которой в качестве консула правил Наполеон.
Отныне подозрение в иллюминатстве, которое во время Французской революции было равносильно подозрению в якобинстве, У христианско-консервативных традиционалистов стали вызывать и поборники политики в духе просвещенного абсолютизма. Так, например, в 1800 г. видный баварский розенкрейцер граф Иоганн Август фон Тёрринг в памятной записке[650], переданной баварскому курфюрсту, с разочарованием отмечал, что «принципы Вейсгаупта значат больше, чем княжеское слово». При этом он упрекал курфюрста, что того «опутали» ученики иллюминатов.
Понятно, что баварская политика более всего беспокоила австрийское правительство. Так, в рапорте за октябрь 1801 г.[651], который для венского министра полиции составил австрийский агент, внедренный в Баварию, говорится, что правящий министр Монжела — «иллюминат из раннего периода» и воспитан полностью «в духе ордена»[652]. Тот факт, что «посвященные, питомцы и исчадия ордена иллюминатов» держат в своей власти курфюрста и основные отрасли государственной администрации, по его словам, не подлежал сомнению[653]. Впрочем, агент вполне обоснованно отличал иллюминатов типа Монжела от «факции» «патриотов», сторонников конституционализма, не без преувеличения отмечая: «Обе факции стремятся к потрясению фундаментальных основ церковного и политического устройства страны, иллюминаты — через посредство философско-литературно-политического, патриоты — через посредство чисто политического духа времени. Первые — тайные, скрытые, вторые — открытые враги государя; первые воздействуют на высшие, образованные сословия, вторые — на низшие классы народа...»[654]
Хотя наполеоновская Франция сама приняла «антииллюминатский» курс, причем образ врага, описанный в категориях иллюминатства, распространялся не только на республиканцев, но и на все антифранцузские направления и движения, тем не менее приверженцы Старого порядка воспринимали преобразование Европы, произведенное Наполеоном, как триумф гибельного иллюминатства. Так, Фридрих Леопольд цу Штольберг, когда-то участвовавший в работе «Эвдемонии», после заключения Пресбургского мира в декабре 1805 г., официально закрепившего упразднение «Священной Римской империи германской нации», писал брату: «Давно разработанный план иллюминатов теперь осуществляется повсюду в Европе». Несколько позже, 17 марта 1806 г., он горестно восклицал, обращаясь к тому же адресату: «Как по всей Европе развертывается великая вейсгауптовская драма!»[655]
«Контрреволюционный» поворот французской политики, который нашел выражение в назначении Наполеона пожизненным консулом в 1802 г. и, наконец, в его коронации императорской короной в 1804 г., вызвал к жизни республиканское сопротивление. Чтобы стабилизировать в духе просвещенного абсолютизма свою санкционированную плебисцитом диктатуру, которой отныне угрожали в основном республиканцы, Наполеон искал примирения не только с французским дворянством, но и с католической церковью, с которой 16 июля 1801 г. заключил конкордат. На основании этого конкордата и аббат Баррюэль вернулся из английской эмиграции в Париж, где был назначен каноником собора Парижской Богоматери. В 1802 г. в Париже впервые во Франции были изданы его «Памятные записки по истории якобинства». Кстати, ловко приспосабливаясь к изменившейся ситуации, в игру снова попытался вступить и Леопольд Алоиз Хоффман, уже в 1800 г. отправивший «Послание господину обер-консулу Франции», где он предупреждал Наполеона об угрозе, исходящей от немецких иллюминатов и якобинцев на левом — французском — берегу Рейна[656].
Здесь не место подробно вникать в детали антинаполеоновских заговоров республиканских и роялистских офицеров, заговоров, где (все еще не выясненную из-за нехватки источников) роль играли «филадельфы» (Filadelfi)[657]. Эти заговоры, кульминацией которых стали попытки путчей в 1802 и 1812 гг.[658], в нашем контексте вызывают интерес в связи с этими часто упоминаемыми и загадочными филадельфами. Их квазимасонская организация бесспорно была создана в 1799 г. офицерами-республиканцами в Безансоне[659] и перемещалась вместе с наполеоновскими войсками. Вероятно, в 1803 или 1804 г. к филадельфам примкнул и Филиппо Микеле Буонарроти (1761—1837)[660], человек, который в эпоху Реставрации играл выдающуюся роль среди республиканцев, а также среди ранних социалистов и которого его биограф Элизабет Эйзенстайн[661] назвала первым профессиональным революционером.
После того как флорентинец Буонарроти, которого французское правительство назначило комиссаром в Южную Францию, был в 1795 г. ненадолго арестован, Директория собиралась направить его в качестве посредника для связи с итальянскими патриотами в главную квартиру Наполеона. До этого, правда, дело не дошло, потому что он оказался замешанным в «Заговоре равных»[662], 10 мая 1796 г. был арестован и приговорен к многолетнему изгнанию. Возможно, Буонарроти вступил в какую-то флорентинскую ложу еще в 1786 г. Правда, многократно высказанное предположение, что он тогда принадлежал к ордену иллюминатов[663], приходится воспринимать как крайне сомнительное, тем более что этот орден как организация не выходил за пределы немецкоязычных земель.
Утверждение Баррюэля, будто бы «Заговор равных» дышал духом Адама Вейсгаупта[664], следует расценивать как контрреволюционную полемику, хотя нельзя исключать, что масонские организационные принципы — чисто в инструментальном отношении — оказали свое влияние на конспираторскую практику «Равных»[665]. По всей вероятности, на утверждение аббата повлиял тот факт, что Буонарроти был близко знаком с орденом иллюминатов. Баррюэль парадоксальным образом поспособствовал, чтобы о революционных политических обществах сложилось представление как о «масонстве в масонстве»[666]. Так тиролец Иоахим де Прати, близкий сотрудник Буонарроти, характеризовал республиканское общество, для маскировки принявшее название «Ложа искренних друзей» (Loge des Amis Sincères)[667]. Возможно, название «Орден перфектибилистов», первоначально предназначавшееся для ордена иллюминатов, повлияло на выбор имени для основанной Буонарроти в 1808 или 1809 г. организации «Высокодостойные мастера» (Sublimes Maïtres Parfaits), ставившей своей целью республиканизацию Европы и породившей «Великую Твердь» (Grand Firmament, о которой речь пойдет позже[668].
Несравненно больше французского республиканизма наполеоновский режим беспокоили национально-освободительные движения, выступавшие против системы французской гегемонии[669]. Поэтому наполеоновская пропаганда охотно клеветала на них, называя проявлением «иллюминатства». Этим объясняется, почему Наполеон 13 октября 1809 г. в Шёнбрунне так обратился к студенту Штапсу после неудачного покушения последнего на императора французов: «Вы сумасшедший, молодой человек, вы иллюминат!»[670] В памятной записке, составленной в 1810 г. шефом французской осведомительной службы в Германии, легенда о заговоре иллюминатов была воскрешена в специфически наполеоновском варианте[671]. Там говорится, что орден иллюминатов, предположительно основанный несколькими главами ордена иезуитов (!), якобы стремится к свержению существующих политических режимов и замене их республиками. Утверждается, что орден Вейсгаупта перешагнул