белокаменных, Вы бросили якорь в III Отделение, – это уже из рук вон. Оставьте пожинать лавры на этом поприще всяким немецким ср… и поезжайте в Москву преобразовывать полицию на
русский лад (только не на немецкий, т. е. не на чиновнический). Этим Вы избавите честное русское имя от позора и принесете действительную пользу русскому народу. Не сомневаясь в Вашем благородстве, я думаю, что Вы примете этот совет.
P. S. Если Вы встретите г. Шувалова, то передайте ему от меня мое русское спасибо за то, что он отказался украшать своим присутствием III Отделение, чем он избавил еще одно русское имя от сраму и вечного позора.
Примечание: Манифест об освобождении крестьян я не причисляю даже к утопиям, это такая х…, что не нахожу довольно слов, чтобы выразить его суть: вообще он подл ниже всякой подлости, скверен ниже всякой скверности, мерзок ниже всякой мерзости, нелеп ниже всякой нелепости и гадок ниже всякой гадости…
Михайло Бейдеман.
В этом произведении останавливает наше внимание несколько бережное и до известной степени снисходительное отношение к Потапову, не в пример бичуемой Бейдеманом компании Аддерберга, Муравьева, Игнатьева и т. д. Потапов для него еще не определился. Некоторые подробности о Потапове Бейдеман мог читать в «Колоколе». В № 84 от 1 ноября 1860 года Потапов, тогда исправлявший должность петербургского полицмейстера, был задет в заметке «Полицейский маскарад Игнатьева». В № 92 от 15 февраля 1861 года, сообщая о вступлении Потапова в должность московского обер-полицмейстера, Герцен рекомендовал ему обратить внимание на клоповники при московской яме. По поводу этой заметки Герцен получил любопытное «исправительное» письмо, которое он напечатал в № 95 от 1 апреля 1861 года. Автор письма вступился за обиженного Герценом Потапова; он пишет, что Потапов заслуживает благодарности за учрежденный им словесный суд (в полиции) в Москве, за увеличение жалованья полицейским чиновникам и т. д. Герцен иронически высмеивал автора письма, но не отказался признать хорошие черты в деятельности Потапова: «Нас упрекают, что мы, отдавая полную справедливость клопам, не хотим ее отдать Потапову. Помилуйте, господа, да мы Потапова не знаем, готовы верить, что он будет хороший обер-полицмейстер, а свойство клопов знаем очень хорошо. Да, Потапов добродетельный обер-полицмейстер, – мы не спорим, – мало ли что есть в Москве, там еще есть Степан Петрович Шевырев, тот очень хороший человек…» Несомненно, впечатлением этой полемики между Герценом и автором «исправительного» письма объясняется известная терпимость Бейдемана к Потапову.
Князь Долгоруков, прочитав произведение Бейдемана, приказал «приобщить его к делу для соображения в случае надобности».
Приобщены к делу и литературные произведения Бейдемана: статья «Славянофильство как принцип», статья «Об учреждении ярмарки в м. Довское» и довольно большая поэма в стихах «Ванюша» – подражание древнерусской повести «Горе-Злосчастие». О втором из названных произведений мы не будем говорить по совершенной его незначительности.
Поэма «Ванюша» – подражание древнерусской повести «Горе-Злосчастие», не имеет художественных достоинств и в резкой фривольной форме повторяет в стихах те же мысли, которые раньше Бейдеман излагал в прозе. Общая тема – обман крестьянства, совершенный Александром II в Положении 19 февраля. Вот ее краткое содержание с выдержками, которые дадут представление о стиле и пафосе произведения [ «Повесть о Горе-Злосчастии» была открыта А.Н. Пыпиным и впервые опубликована в «Современнике» в 1856 году. Произведение Бейдемана – подделка под эту народную повесть, с заимствованием слов, эпитетов, целых стихов. Литературный анализ не входит в задачу нашей работы]. Выезжает крестьянский сын Ванюша из села Неробкого в Москву за золотой казной да за товаром красным. Предостерегают его родители против горя злосчастного:
Берегись, Ванюша, горя злосчастного,
Ходит горе по кабакам большим, по придорожным,
Нашего брата выглядывает да высматривает;
Сидит горе за большим столом, за зеленым,
Бумаги пишет хитрые, красной печатью пропечатывает.
Хуже гада земного да лютого зверя горе злосчастное…
На столбовой дороге завидело горе злосчастное Ванюшу; завидны стали горю прыть молодецкая и сила богатырская. Первое столкновение с горем произошло на постоялом дворе.
Надевало на себя мундир горе злосчастное,
Шпагу чиновную сбоку цепляло горе горемычное,
Каску с гербом на голову клало горе проклятое,
Царских солдатиков громко сзывало горе окаянное,
Входило во постоялый двор горе-гореваньице.
Позарилось горе на богатство Ванюши и обобрало его, связало по рукам и ногам, бросило в тюрьму, затем высекло его и выбросило на дорогу.
Выходил Ванюша-богатырь на большую дорогу,
Горькую жисть да горе злосчастное проклинаючи:
«Ах ты, горе проклятое, злосчастное,
Уж до чего ты меня, горе, домыкало,
До чего, горе горемычное, доехало».
Оглянулся богатырь, а перед ним горе злосчастное,
Страшное горе горемычное:
Нет на горе злосчастном ни кожи, ни рожи,
Хуже старой ведьмы, безобразной, горе проклятое.
Серый кафтан на горе злосчастном весь в заплатках;
Из дырявых сапог у горя грязные пальцы выходят,
А штаны на горемычном солдатские, все в лоскутьях;
На спине у горя, с песком, ранец собачий,
А на боку у проклятого шпага чиновная;
В одном кармане у горя перо канцелярское,
А в другом кармане у горя чернила казенные;
Болтаются на груди у горя две пуговки мундирные,
А на одной травке висит бумага гербовая,
А на другой висит мешок большой полотняный.
Денежки в том мешке наворованные да награбленные;
Все в крови руки у горя злосчастного,
Все в грязи да в крови у горя горемычного;
А в правой руке у горя плеточка сыромятная,
А уж в левой руке у горя розочка вербовая;
Под одною мышкою у злосчастного книжка конторская,
Под другою у горемычного сказка ревизская,
Полголовы у горя гладко выстрижена,
А другая у проклятого гладко выбрита,
Окровавлен нос у горя злосчастного,
Повышиблены все зубы у горя горемычного,
А на щеках и на лбу у горя знаки черные,
А на спине у проклятого рубцы синие.
Таково олицетворение крепостного права. Совсем было готов был склониться перед горем Ванюша, но, вспомнив о родных, о селе и о милой, оправился.
Да пошел по дороге столбовой,
А от его шагу могучего, богатырского
Ходуном заходила земля подорожная.
Долго ходил Ванюша-богатырь по дороге по столбовой,
Долго мерял большую шагами саженными,
Не по дням, а по часам росла в плечах мощь богатырская,