Сюда приходили пугливые косули.
Маркиз старался двигаться очень тихо по густой высокой траве, высматривая девушку. Наконец, как и ожидал, он заметил ее на другом конце поляны.
Она сидела на земле, среди травы, белая юбка ее платья светлым пятном выделялась на темно-зеленом фоне. А рядом, всего в шести футах от нее, стояла косуля.
Животное было совсем небольшим, не выше его пояса, но поражало красотой и грациозным изяществом, неожиданно напомнившим маркизу саму девушку.
Он видел, как Мина не отрываясь смотрит на косулю, и понимал, что в эти мгновения она посылает животному мысли, используя то, что она называла своей «магией», чтобы привлечь его к себе, заставляя подходить к ней все ближе и ближе.
Она использовала колдовство, которое существовало со дня сотворения мира и было, возможно, известно еще тогда, когда первый человек только-только появился на земле.
Маркиз продолжал молча наблюдать за ними. Он не шевелился, но, видимо, одного его присутствия оказалось достаточно, чтобы косуля почувствовала присутствие чужого.
Она повернула свою изящную голову в его сторону и принюхалась, ноздри ее затрепетали, и спустя мгновение животное умчалось прочь быстрее ветра и тут же растворилось среди деревьев, словно существовало всего лишь в его воображении.
Маркиз двинулся вперед, и, хотя Мина даже не повернула головы в его сторону, он знал, что она слышит его шаги и догадывается о том, кто к ней приближается.
Подойдя к девушке, он сел возле нее, а затем растянулся во весь рост на траве, облокотясь и подперев рукой щеку.
Девушка сидела опустив голову и уставившись неподвижным взглядом на свои руки, стиснутые на коленях. Она даже не шелохнулась, как сделал бы любой на ее месте.
Маркиз, не произнося ни слова, долго смотрел на нее. Какое-то время был слышен лишь шелест листьев на деревьях над их головами да треск цикад в траве. Наконец маркиз заговорил:
— Простите меня, Мина!
Девушка ничего не ответила, но он догадывался, о чем она думала, поэтому через мгновение продолжил:
— Я знаю, вы потрясены и огорчены всем тем, что услышали из уст леди Батлет, но вы ведь очень много читаете и должны знать, что подобные вещи случались всегда с незапамятных времен.
Вновь повисла тишина. А затем с трудом, словно он вынуждал ее отвечать ему, Мина еле слышно произнесла:
— Она ведь… замужем!
И маркиз понял, что она сейчас думает не только о леди Батлет, но также и о своей мачехе.
— Так же как и королева Гуинивер, жена короля Артура, — сказал он тихо, — и Клеопатра или Елена Троянская. Нет необходимости продолжать этот список, вы и сами можете его легко дополнить.
На какое-то короткое мгновение она подняла на него глаза, и он понял, что ей никогда не приходило в голову рассматривать все это с такой точки зрения, но, подумав немного, Мина сказала:
— Но ведь это… дурно.
— Разумеется, если смотреть с точки зрения морали, — согласился он, — но жизнь так коротка, и человеку свойственно искать счастья там, где только он может его найти, так же, как это делают и животные.
Маркиз почувствовал, что она уже не так напряжена, как была еще несколько минут назад, и поспешно продолжил:
— Я думаю, вы не станете осуждать фазана, у которого полдюжины жен, или многих других птиц, у которых весьма беспорядочные отношения и которые, с вашей точки зрения, ужасно безнравственны.
Маркиз знал, как задеть Мину за живое. Тут уж она никак не могла промолчать и не внести свою лепту в рассуждения, касающиеся животных, тем более что совсем недавно она думала об этом. Они так часто спорили и разговаривали на самые разные темы, что она помимо своей воли включилась в разговор:
— Грачи… редко имеют больше одной жены. Только, если что-нибудь случается… да и то…
Решив, что ему все-таки удалось разрушить невидимый барьер, который она воздвигла вокруг себя, маркиз с облегчением улыбнулся.
— Это правда. Один старый лесник рассказывал мне, когда я был еще совсем мальчишкой, что если некий повеса из грачиного племени, или, может быть, вы бы назвали его распутником, пытался соблазнить жену своего соседа, то целая колония набрасывалась на него и задавала жару этому прохвосту.
— У них есть настоящий… трибунал.
— Точно, — с улыбкой согласился маркиз. — И я даже слышал, что в случае ссоры одного грача с другим суд выносит свой вердикт, на подсудимого набрасывается вся стая, его клюют, гоняют и иногда даже забивают насмерть!
Он знал, что Мина внимательно его слушает, поэтому очень мягко спросил у нее:
— Это именно то, что вы бы хотели со мной сделать?
Маркиз замолчал, ожидая ее ответа, надеясь и в то же самое время страшась, какой вердикт она ему вынесет. Он знал ее доброту, но знал и то, насколько Мина чиста и невинна. И еще он знал, как порой упряма она была в своих суждениях, которые считала правильными.
И вдруг в наступившей тишине раздался громкий выстрел. Стреляли где-то совсем близко.
Это было так неожиданно и так страшно — услышать звук, предвещавший смерть в этом мире, где царили красота и покой, что и Мина, и маркиз мгновенно вскочили на ноги, еще не успев как следует понять, что произошло.
Не сказав ни слова друг другу, они оба бросились бежать в том направлении, откуда раздался выстрел. Не сделав и десятка шагов, они увидели стадо пятнистых оленей, несущихся огромными прыжками по высокой траве. Животные были охвачены паникой.
Маркизу и Мине пришлось пробежать еще совсем немного, когда они увидели, что произошло.
За толстыми стволами деревьев стоял человек со старым длинноствольным ружьем в руках, а возле его ног в густой высокой траве лежал мертвый олень.
В ту же секунду, едва их увидев, охотник тут же бросился прочь. Он бежал, перепрыгивая через поваленные стволы деревьев, почти с такой же скоростью, что и вспугнутые им олени, и поэтому маркиз решил, что человек был молод и очень хорошо развит физически.
К тому времени, когда Мина и маркиз подбежали к лежащему на земле оленю, человек уже скрылся из виду.
А затем они увидели, что убитой оказалась молодая стельная олениха. Пуля угодила несчастному животному прямо в грудь, но мышцы еще подергивались, и длинные, чуть дрожащие ресницы медленно опустились, закрывая по-детски огромные испуганные глаза.
— Браконьер! — в ярости прошипел маркиз.
Мина тем временем опустилась на колени возле убитой оленихи и провела рукой по ее шее.
Она ничего не могла тут сделать и понимала это. Поэтому так же молча девушка снова поднялась на ноги. Когда она заговорила, голос ее дрожал.