утренней газеты.
Я усмехнулась про себя. Не потому ли сбежала Сара, что Ральф просил ее читать статьи из утренних газет? Они ведь скучные!
Пирси задумалась. Недоверчиво посмотрела на Ральфа, окинула его оценивающим взглядом. Мол, может ли этот человек быть уверенным в том, о чем говорит? Наверное, может. Все-таки не бедняк какой, не кузнец, не плотник.
А я подумала: “Может ли Ральф считаться достойным мужчиной?”. Наверняка. Я мало что знала о наследниках из магических семей, но точно была уверена, что в мире, в котором от магии остались лишь крохи хранимые артефактниками, мужчины из магических родов явно пользуются популярностью у девушек. Ральф не аристократ. Не граф, не герцог, не племянник короля. Но он куда более завидный жених, нежели любой аристократ, не имеющий в своем тайнике хоть парочку артефактов.
– Ты испепелишь меня взглядом, – усмехнулся Ральф.
Я вздрогнула и поняла, что смотрю на него уже долго, не отрывая взора. Засмущавшись, улыбнулась. В ответ поймала теплую улыбку. Мы переглядывались под наблюдением девочек и совсем об этом забыли, пока Шенни не расхохоталась.
– Влюбились!
– Маленькая еще, что б ты понимала? – Пирси показала ей язык.
Они окончательно вогнали меня в краску, и мне пришлось первой уйти на кухню. Там я замерла у стола, прижав холодные ладони к пылающим щекам. Ральф слишком часто вызывал во мне смущение. В его присутствии мне хотелось то одернуть платье, то поправить волосы. Голос часто преломлялся, а слова я подбирала даже тщательнее, чем на приеме у главы города.
Пирси оказалась способной ученицей. Я, в каком-то безумном порыве чувств, все хотела ее обнять и сказать, какая она умница, но сдерживалась. Во мне еще были живы воспоминания о плохих оценках Нюры, о том, как она постоянно теряла тетради и ручки, а первые три буквы алфавита забывала напрочь. Пирси на ее фоне казалась мне гением.
Нюра, к счастью, уже после своей смерти и перемещения в Ассон позволила мне подтянуть ее знания. Я тогда учила ее всему, что сама помнила, скорее для того, чтобы не забыть. Мне было очень страшно стать в чужом мире кем-то вроде Ясины – безмерно глупой девушки, которую интересует лишь, как стать еще худее.
Пока Пирси скрупулезно переписывала на листок бумаги слова из первой попавшейся мне под руки книги, я наблюдала за тем, как рисуют Ральф и Шенни. Еле сдерживалась от смеха, когда они начинали спорить.
– На лапке котика четыре пальчика, – серьезным тоном говорил Ральф. – Четыре пальчика и подушечка.
– Пять, – Шенни насупилась. – Вот здесь пятый, маленький. Рисуйте пятый!
– Но…
– Она права, – не выдержала я и фыркнула. – Четыре пальчика и пятый, совсем маленький, чуть выше остальных, на самой лапке.
Ральф взглядом пригвоздил меня к стулу, а потом задумался. И таким сосредоточенным он выглядел в этот момент, что Пирси от смеха сползла под стол.
Я занялась готовкой, время от времени подсказывая своей ученице, что и как написать. С пером у нее отношения не сложились, карандаш держать в руке ей было непривычно, но все равно, уже к концу первого “учебного” дня, Пирси смогла более-менее сносно выводить буквы.
Мэй появилась на кухне с сияющим лицом, когда Ральф и Шенни уже дорисовали своих несчастных котиков. Кто получился с четырьмя пальчиками, кто с пятью. Отец и дочь договорились, что их котята будут иметь такие лапки, какие захотят.
– Я распустила шарф, – объявила Мэй, – и начала новый. Он будет гораздо красивее, в самый раз под цвет глаз Лии.
– Мальчишки уже вяжут, как профессионалы, – заметила я. – Они всегда интересовались рукоделием?
Мэй только открыла рот, чтобы ответить мне, а я отвернулась к плите, потому что соус принялся булькать и выплескиваться из кастрюльки. Раздался оглушающий звон разбитого стекла, через долю секунды на пол грохнулось что-то очень тяжелое. В помещение ворвался морозный воздух с осколками льда, за спиной вскрикнула Пирси и заплакала Шенни. Ральф метнулся к окну, я следом за ним. Удаляющиеся спины двоих хулиганов успела зацепить взглядом, но лиц разглядеть было невозможно.
– Ничего страшного не произошло, – Ральф поспешил к Шенни, поднял ее на руки и обнял. – Соседские мальчишки балуются.
– Балуются? – девочка распахнула мокрые от слез глаза. – Их же наругают!
– Обязательно, – подтвердила Мэй.
Шенни успокоилась, и Ральф унес ее в гостиную.
– Нужно позвать Густава, – вздохнула я, поежившись от холода. – Мы замерзнем до утра, если не заделать окно хоть чем-то.
– Можно завесить старыми одеялами, – предложила Мэй. – Мы ведь не выбросили их, после того, как купили новые.
Идея воспитанницы имела место быть, и мы торопливо вытащили из кладовой все пять одеял. Прибить их к рамам вызвался Ральф. Передал дочь Пирси и притащил на кухню инструменты. Вскоре окно было наглухо забито – хватило двух одеял. Еще три мы постелили на подоконник и пол. В кухне стало темно, пришлось зажечь свечи.
– Знать бы, чьи это дети, – немного рассерженно сказал мужчина. – Стоит поговорить с их родителями.
– Я не видела их лиц, – пробормотала я задумчиво. – Но, подозреваю, что разговор с их родными все равно бы не помог. Леди Райра предупреждала меня, что будут проблемы с соседями. Кажется, нашествие крыс было лишь первым звоночком. Я боюсь оставаться в этом месте, но и другого у нас нет.
– Хочешь испуганно сдаться и сбежать? Не лучшая мысль.
– А что ты предлагаешь? Не терпеть же нападки, в самом-то деле.
– Противостоять, – хмыкнул Ральф. – В следующий раз мы будем готовы.
– К чему, например? Я не могу даже представить, что еще взбредет в голову тем, кто нам пакостит… Мэй?
– Да? – девушка вскинула голову.
– Кто из соседей больше всего ненавидит приют?
– Не могу знать наверняка. Никто, кроме леди Райры не был на стороне госпожи Миртеллы, когда она превратила свой дом в сиротское пристанище. Богатеи, все, как один, были против, чтобы возле их домов бегали беспризорники. Они боялись, что их дети заведут с нами дружбу и нахватаются уличных словечек или, того хуже, заразу какую подцепят.
– А соседские дети с рвением пытались с вами подружиться? – без иронии