Но вслух этого ни всемогущий банкир, ни организатор контрреволюции не говорили. Вместо этого Крудж дополнил свою мысль некоторыми сомнениями о войне.
— Конечно, это была бы убийственная для большевиков война, которая возбудила бы против них все европейские государства, несмотря на всеобщее денежное обнищание. При обеспеченном финансировании держав не воевали бы только ангелы. Но, сэр Уолкинс, думаете ли вы, что финансов одного человека, хотя бы и такого, как я, достаточно, чтобы справиться с теми передрягами, какими грозит ваш план? Политика лично мне стоит очень дорого…
Сэр Уолкинс кивнул головой.
— Мы одни не справились бы, и об этом я больше всего беспокоился. Но теперь мы не одни…
— Как не одни?
— Смотрите… — Уолкинс поднялся, извлекая из папки какой-то документ и подал его Круджу.
— Как? Грагам тоже? Это после большевистских интриг в Китае и Японии?
— Да, Грагам после нового соглашения Советов с Китаем, последовавшего без достаточного протеста со стороны конгресса, подписал формулу магистра и дает деньги. Переговоры я с ним через подставных лиц вел давно…
— Ну, тогда препятствий нет! Это половина всех капиталов Америки! Берегите эту подписочку. С ним надо устроить совещание.
— Да… Но после этого я предлагаю немедленно же собрать Совет Ложи.
— Необходимо.
— Я думаю через три недели. Для того, чтобы отовсюду съехались старейшины и старшины.
— Согласен…
— Поставим на обсуждение: трехперсонность директории, определение того буферного государства, которое можно использовать против Советов, невмешательство Америки до момента, когда потребуются деньги. Наметим формулу обязательств при предоставлении займов правительствам. Установим расписание разгона и уничтожения большевистских гнезд в союзных странах после низвержения Советов.
— Согласен…
— Кстати о большевиках. Эти молодцы что-то пронюхали о наших планах. Здесь показались московские агенты, уличенные в наблюдении за нашими резидентами и даже дежурившие возле моего дома…
— Ого! — воскликнул Крудж. — Значит они и здесь не спят?
— Да… Двух из этих негодяев наша агентура изловила и сейчас они находятся в моем тайнике. Хотите посмотреть пока они существуют еще?
— Отчего же, с удовольствием кого-нибудь из них стегану собственноручно, — воскликнул Крудж, взяв со стола газетодержатель.
Уолкинс позвонил. Граудин затрепетал и впился в просвет отдушины.
Он еле сдержал готовое вырваться восклицание, когда увидел, кого ввели фашисты.
Это были Дранницын — масленщик курского вокзала, он же шофер лондонской транспортно-прокатной конторы, и его помощник, настоящий шофер этой же конторы, член тред-юниона Гарри Хейтон.
Их ввели в кабинет фашистского главаря три джентльменски одетых агента Уолкинса и Пит Граф.
Граудин снова тронул механизм натурографа, склонил беспомощно голову и стал слушать.
Несколько секунд продолжалось молчание любопытного рассматривания введенных. Затем Крудж своим бабьим голосом спросил:
— Попались молодцы?
Ему никто не ответил из арестованных. Зато Пит Граф излился.
— Они следили за мной после побега из-под ареста в совдепии и дежурили на автомобиле здесь, возле дома сэра Уолкинса. Один из них русский, другой — местный член тред-юниона. У них есть здесь их комиссар, которого я знаю в лицо, но, к сожалению, не имел возможности сразу схватить, как только увидел его. Они, сколько я понимаю, напали на след совета магистров и пытаются открыть его. Существует еще опасность, что они что-нибудь узнают, пока их главарь не в наших руках.
Граудин не шелохнулся при этом сообщении профессионального шпиона контр-революции и продолжал слушать.
— Вы знаете, кто мы? — повелительно повысив голос, спросил Уолкинс.
— Душегубы! — коротко отрезал Дранницын.
— Вы знаете, что мы душегубы?
— Печати на лбу нет у вас, но что джентльменские перчатки чаще всего прикрывают окровавленные руки, это мы знаем… — подтвердил, глядя исподлобья на окружавших его и не предвещавших своим видом добра бар, Гарри Хейтон.
Агенты в сюртуках во главе с Пит Графом передернулись, схватились за одежду своих жертв и вопросительно повернули головы к своим повелителям.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Уолкинс стоял и глядел на своих пленников со спокойно заложенными назад руками, как будто перед ним были заинтересовавшие его, но не новые для него бездушные вещи. Крудж же приходил во все более свирепое возбуждение.
— Я этого бандита хочу хлопнуть по морде! — кивал он головой на Гарри Хейтона и вопросительно смотрел на Уолкинса. — Я этого бандита хочу хлопнуть по морде! — повторял он. И вдруг, сделав короткий быстрый шажок отдышливого человека, он изо всей силы бацнул по зубам угрюмо блиставшего глазами шофера, которому одновременно агенты набросились на руки.
— Собаки! — зарычал Гарри, попробовав рвануться и тут же оставив эту попытку. — Слушайте и бейте, душегубы, я вам заявляю, что вы собаки! И ты, миллионер — животное! Палач! Мясник! Тьфу!
И Гарри плюнул слюну с кровью на сюртук и крахмал Круджа.
Поднявший руку, чтобы броситься к товарищу, Дранницын был схвачен другими двумя джентльменами.
Он также крикнул:
— Собаки!
Крудж очутился перед ним.
— Собаки? — задыхаясь переспросил он.
— Собаки! Вы действуете не в застенке и не на краю света. Бейте и убивайте, но помните, что мы знаем вас. Знаем не мы одни, а кое-кто другой, кто не спускает с вас ни на минуту глаз. Крудж и Уолкинс! Магистры шпионов, убийц и провокаторов, желающие быть распорядителями мира, вас оплюют с ног и до головы кровью если не сегодня, то завтра… тьфу!
Новый плевок брызнул на Уолкинса, по-прежнему спокойно было стоявшего с руками за спиной перед жертвой и нагло ждавшего результата. Увидев вдруг на рукаве слюну, он как остервенелый зверь бросился на Дранницына.
— Бейте, — прохрипел он, ударяя сам масленщика и чувствуя вдруг, что его кулак опустился на падающее тело.
Несколько агентов, опустив кулаки и также почувствовав, что бьют безжизненное тело, недоумевающе посмотрели друг на друга и нагнулись к лежавшему Дранницыну, больное сердце которого не выдержало его «раскорячек» и разорвалось вместе с плевком на врага. Он был мертв.
Агент ткнул его ногой.
Другая группа терзала Гарри Хейтона. Тот захрипел и также упал.
— Кончено… — выпрямился Уолкинс. Крудж пыхтел и отдувался, стирая платком плевок. Джентльмены агенты снова вопросительно обернулись к Уолкинсу.
— Сейчас по улице рано таскаться с ними, — посмотрел на часы Крудж. — Через два часа на машину и в Темзу. Обождите в приемной покамест. Кабинет я закрою. Мистер Крудж, пройдемте к гардеробу, там мы можем привести себя в порядок. Мистер Пит Граф, я прошу завтра вас для сообщения мне сведений по поводу их главаря.
Кабинет опустел, в дверях щелкнул замок. Стало мертвенно тихо. И только теперь Граудин решился поднять голову, выпрямляясь над отдушиной.
У него отекли все члены, звенело в ушах, но он этого не замечал. Только его спокойствие после того, как произошла расправа на его глазах, делалось устрашающим.
На минуту он снова опустил голову и в его глазах засветился огонек возбуждения мелькнувшей у него мысли.
Он приподнялся и осмотрел еще раз из отдушины внутренность кабинета.
Мертво светилась люстра на потолке, горела лампа под зеленым абажуром возле бумаг на столе, на ковре возле стола мешками лежали два трупа.
Граудин внимательно осмотрел их, насколько это допускало расстояние, затем прислушался к тому, что происходит в соседних комнатах. И, очевидно, успокоив свои сомнения, решил действовать.
Он отступил от своего первоначального намерения выбраться отсюда так же, как он забрался, в виде полотера. Для этого пришлось бы прождать в лучшем случае еще до утра, если полотеров вызовут снова немедленно. При обычных условиях они должны были прийти только еще через два дня. Но не станут ли за ними теперь смотреть во все глаза? А сама собой создалась возможность уйти и немедленно и более верно, чем он этого мог ожидать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})