старости лет готовлюсь фату примерить, – покраснела наша дама. – Уже подали в ЗАГС заявление. Не миллионер, конечно. И не Head of branch, но лю-юбит! – и махнула рукой куда-то в сторону. Там у колонны, с букетиком ромашек, маялся в ожидании наш печальный бортинженер Шурик.
Магадан
Вторая половина девяностых. Меня вызывают на странный чартерный рейс, в Магадан. Странный тем, что туда летим пустые, обратно везем полный самолет детей. Дети c Колымы летят на отдых в какой-то подмосковный лагерь. Не спрашивайте про смысл. И почему в Подмосковье, а не в Сочи. Это были девяностые, и очень непонятные программы и мероприятия созревали в головах чиновников.
У нас рейс тоже непонятный. Без отдыха. Диспетчер предложила поспать на прямом пути, когда летим без пассажиров. Потом два часа стоянки, загружаем деток – и домой. Конечно, это неправильно – почти сутки в самолете. Но как откажешься, если летаешь первый год? Засовываешь куда подальше свои амбиции, протесты и ссылки на КЗОТ – и марш работать.
Уже на подлете к пункту назначения разглядывала в иллюминатор легендарный Колымский край. Безжалостный карцер ГУЛАГа, в котором сгинули сотни тысяч наших сограждан. Впрочем, когда сидишь в мягком кресле, завернутая в теплый плед и с чашкой кофе, чтоб окончательно проснуться, – пейзажи внизу совсем не навевают страх. Скорее вопрос – если мы летим на самолете над безлюдной тайгой уже минимум пять часов, то сколько же недель и даже месяцев добирались сюда люди по земле? В этот богом забытый медвежий угол? Реки, змеясь и блестя на солнце, разрезают вековые чащи. Сиреневые сопки прячут свои вершины в легкой дымке. Мощь первозданной природы заставляет ощущать себя песчинкой в океане. Простите за пафос, но именно такие мысли и роились тогда у меня в голове.
Приземлились, чуть не оторвали шасси на какой-то из выбоин треснувшей полосы. Наш, в принципе не новый, «Ил-62» на местном аэродроме смотрелся просто летающей тарелкой. На фоне облупившегося аэровокзала, косо уложенных бетонных плит и местного парка авиации, который состоял из совсем убитых «Яков» и вертолетов.
Подогнали нам трап. И вот тут, вместе с представителем аэропорта, пришло пренеприятнейшее известие. Стоянка затянется. И рассчитывать надо не на два часа, а на пять-шесть. Ну что ж. Зато есть время прогуляться к аэровокзалу. По заверениям уборщиков, которые с вениками и мусорными мешками споро поднялись на борт, в здании вокзала можно купить икру и рыбу.
Начало июня. В Москве стояла жара, а в Магадане было градусов на десять прохладнее. Заматываемся в пледы, как в пончо. Идем.
Воздух – сумасшедший. Густой, плотный, чистейший. Я такого «вкусного» не встречала даже в горах. Один кислород! Еще и период цветения. Травы, кусты-медоносы. Все эти запахи просто накрывают. После загазованной Москвы и легкой гипоксии в самолете – голова начинает кружиться. Хотелось остаться и замереть в этом облаке, наверное, так пахнет в раю. Но нас ждет икра. А потом и пассажиры.
Двухэтажный аэровокзал напоминал скорее автовокзал в каком-нибудь Ельце или в Волоколамске. Или крытый колхозный рынок там же. Похожая архитектура, панельные плиты в строительстве. Сходство с рынком оказалось и внутри. Большой зал, по периметру – стойки, обложенные кафелем. Всего на двух идет регистрация. На остальных – разложили свой товар «кооперативщики». Турецкие свитера и юбки, египетская парфюмерия, книги и журналы в дорогу, пластиковые детские игрушки.
Но основной товар, конечно же, съедобный. Копченые балыки нерки, горбуши и еще бог знает каких вкусных рыб. Красная икра в пластиковых ведерках. Таежный мед.
Все такое аппетитное, такое пахучее. Не удержались – набрали полные сумки. У кого не было с собой денег – коллеги одолжили. Когда еще попадем в такое место?
На выходе на летное поле – нереально серьезный досмотр. Просто как на космодром. Или в штаб-квартиру ЦРУ. Рамки настроены так, что звенит даже фольга в сигаретной пачке. Нас держали по пять-семь минут каждого, проверяя металлоискателями каждую пуговицу и молнию. Выворачивали всё, все карманы. На наше возмущение и большие глаза «Мол, мы же экипаж. Из Москвы. Только что заходили и что вообще тут происходит?» – охранники в камуфляже добродушно пояснили: «Регламент такой и должностные инструкции. На Чукотке золото моют. Так досматривают всех, чтоб не вывозили контрабандой на Большую Землю».
Наконец мы на самолете. Готовимся к приему пассажиров. Наш мальчик-повар Миша снял пиджак, закатал рукава и полез в подвал. Я тоже заглянула вниз – и ахнула. Весь подвал нашего «Ил-62» забит упаковками с бутылками Seven-Up, Coca-Cola, Fanta. Штабеля двухлитровых баллонов заняли все пространство, и конца края им не видно.
– Ого! Такого еще не видела, зачем столько?
Миша, переставляя упаковки газировки из лифта на кухню, смахнул пот.
– Не переживай, все выпьют. Уже летал этим чартером.
И правда. Весь рейс у нас шел «водопой». Все девять часов полета. Детишки, каждый уже со своим пластмассовым стаканом, сохраненным с первоначальной раздачи напитков, выстраивались в длиннющую, через весь салон, очередь к нам на кухню. Протягивали стаканчик и просили: «А можно мне воон того, черного сока?» – «Кока-колы?» – «Ага… Наверное. Очень вкусный. А из чего он?» – «Это просто газировка. Ты раньше не пробовал?» – «Нет». – «У вас разве не продается?» – «Продается, наверное. Но дорого очень. Родители не купят такое никогда. Очень дорого».
Ну и сами дети…
С нами летели девочки и мальчики в возрасте от десяти до четырнадцати лет.
Шумные и застенчивые. Задиристые и вежливые. Разные. Дети как дети. Но это издалека. А когда начала помогать рассаживаться, как присмотрелась… Все же дрогнула и на взлете плакала в туалете.
Почти все мальчики были стрижены под машинку. Такая стрижка зэка. У многих в улыбках уже сверкали золотые коронки во рту.