Стояла жара, воздух, наполненный влажностью океана, был тягуч, как сосновая смола. Но хуже всего было по ночам. В голове, словно стайка тараканов, постоянно роились варианты побега, но исходной информации, чтобы учесть все возможные нюансы и сложности, было слишком мало. Не было плана города, не было денег, не было оружия, он говорил с акцентом жителя империи и его, как чужака, легко могли бы распознать на улице. Кроме того, было не ясно, куда именно бежать – все улицы к имперскому консулату при побеге, вероятнее всего, перекроют, военный порт слишком хорошо охраняется. Оставался гражданский, при хорошем везении можно было найти корабль, идущий в империю и, забравшись в трюм, отсидеться. Но как тогда быть с пограничным и таможенным досмотром? Наконец, он просто не мог бросить тут мичмана Стени, которого не видел уже много недель и о судьбе которого ничего не знал. Вопросов было больше чем ответов, но эта мысль продолжала грызть его каждую ночь, не давая уснуть.
И, как это часто бывает, судьба дала ему возможность выбирать. Тот день был совсем не похож на другие. Когда в размеренном распорядке тюрьмы происходит сбой, это всегда бросается в глаза ее обитателям. В это утро цепочка сбоев была, на удивление длинной. Первое, что бросилось в глаза капитану Берроузу, когда его вели на прогулку, была строительная тура, стоявшая у той самой стены, которую за многие одинаковые дни заприметил капитан. Одинокий маляр, то ли вольнонаемный, то ли из прикормленных заключенных, неспешно катал зеленый валик, выкрашивая кирпичи к очередной инспекции какого-то высокого чина. Деревянная тура, на которой он стоял, удерживая равновесие, высотой была почти в половину стены, ограждающей тюремный боковой двор. Внизу на топчане у основания туры дремал послеобеденным сном охранник. Лицо его, лоснившееся от влажного полуденного тепла, выражало умиротворенное спокойствие, он сонно глянул на проходящих и вновь сомкнул веки. Во рту охранника торчала уже давно потухшая бумажная папироса. Человек был на службе.
Но странности этого дня не закончились этим, казалось бы, незначительным изменением привычного хода вещей. То ли тюремная охрана что-то напутала с расписанием прогулок, то ли охранник решил поговорить с давним другом, но о существовании Берроуза в колодце бетонного двора на время забыли. По его ощущениям прошло примерно полчаса, пока, наконец, на фоне низких облаков, ползущих по небу, не появилась голова охранника. Раздался размеренный топот тяжелых сапог, и дверь в прогулочную камеру отворилась.
– Выходи скорее, засиделся ты тут, – грубо скомандовал конвоир, – Иди вперед, руки за спину.
Пройдя темными, освещенными электрическими лампами коридорами второго корпуса, они опять вышли на ту самую тюремную улочку, где рабочий докрашивал свой забор. Наметанным взглядом моряка, привыкшего улавливать малейшие изменения на море, Берроуз быстро оценил ситуацию. В несколько локтях от туры стоял арестантский грузовик с высоким кузовом, кабина водителя была пуста. Охранник, сидевший у туры, по-прежнему спал, а рабочего не было видно за грузовиком вовсе. Но это было еще не все. По дорожке, по которой обычно водили заключенных, враскачку навстречу ему шел, в сопровождении конвоира, другой заключенный.
Эту фигуру Берроуз узнал бы, наверное, из тысячи других. Конвойный вел навстречу ему мичмана Стени. Мичман тоже узнал его еще издали, по его лицу расплылась довольная солнечная улыбка. Мысли внезапно стали кристально ясными, словно бы Берроуз и не шел по тюремному двору, а рассчитывал кинжальный торпедный удар в командной рубке своей субмарины, измеряя секунды действий невидимым метрономом.
Убрать конвоиров, оглушить охранника и маляра у стены. Забрать оружие и, не поднимая лишнего шума, бежать через крышу машины и туру за стену – и туда, в долгожданную свободу незнакомого города. Потом уходить, уходить подальше от этого гиблого места. К морю, в сторону торгового порта, где, возможно, удастся укрыться в трюме транспорта, идущего прочь от республиканских границ. Охранников трое, все вооружены. Один неосторожный выстрел – и поднимется тревога, дежурное отделение будет тут через две-три минуты, не больше. Если их не расстреляют сразу, то кинут в холодный подвал карцера на долгие месяцы. Шансов почти нет. А вдруг…? – не унимался чертенок упрямой надежды. Возможно, это единственный шанс и второго больше не будет, стучало в голове.
И когда до мичмана оставалось не более десяти шагов, судьба решила неразрешимую дилемму капитана. Неловким движением маляр случайно задел ведро с краской, и оно с громким хлопком упало вниз. На его беду, как раз в этот момент конвоир, ведущий Стени, проходил рядом с турой. Плотная зеленая жижа облила половину его мундира и брюки. Потеряв от такого оскорбления дар речи, охранник остановился, ловя ртом воздух, будто в полном затмении. Ошарашенный, простояв несколько секунд, он, наконец, заорал не своим голосом:
– Идиот! Голова всмятку! Обезьян криворукий! Ты соображаешь, что ты наделал?! Да я тебя, червяк ты могильный, сгною в каземате! Ты будешь у меня крыс жрать с водой из гальюна пополам!
Достав из кобуры пистолет, он метнулся вверх к туре. От удивления второй охранник, что вел Берроуза, даже раскрыл рот, остановился и уставился на редкое в тюремной рутине зрелище. Маляр, поняв, что дело пахнет жареным, пытался было слезть с высокой туры, но оскорбленный преследователь вцепился в его ногу и потянул вниз. Проснувшись, к побоищу присоединился спавший до этого у туры третий тюремщик. Маляр цеплялся за туру, словно гигантский морской кальмар, обхватив своими ручищами деревянные опоры, но вскоре его вторая нога тоже была крепко схвачена, и стало ясно, что долго ему уже не устоять. Борющихся присвистыванием поддерживал надзиратель Берроуза. Он не вмешивался в драку, лишь время от времени, не забывая посматривать за капитаном и Стени, стоявшим буквально в нескольких шагах.
И в этот момент Берроуз понял, что время пришло. Он поднял подбородок, медленно повел им слева направо, слегка споткнулся, словно оступившись о камень. Они с мичманом вместе служили многие годы, и тот понял его без слов. В следующее мгновение Стени оступился, наклонился на бок и со стоном завалился к стене. Тренированный тюремщик, тут же приказал Берроузу встать к стене, но капитан мог боковым зрением видеть дальнейшие события. Упав на спину, мичман схватился за живот, и надзиратель склонился над ним проверить, что же случилось с арестантом. Что и оказалось его роковой ошибкой. Выдернув пистолет из кобуры охранника, мичман обрушил всю силу удара на висок противника. Тот с оханьем завалился на моряка сверху.