Стоя под затененной площадкой наверху башни — травяной навес был весьма кстати, потому что уже настало лето и дни становились все жарче — Абрам глубоко вдыхал свежий утренний воздух, надеясь охладить свой жар, чтобы сосредоточиться на своем занятии — высматривать на холмах и в лощинах признаки приближения кочевников. Он хотел хорошо выполнять свою работу. Год назад, когда кочевники налетели на них с востока, их никто не предупредил. Они зверски зарезали его мать и увезли его сестер. После этого авва построил башню, с которой Абрам должен был вести наблюдение, чтобы предупредить о возможном нападении.
Они нападали не каждый год, и предсказать время их появления было невозможно. Это были дикие племена, обитавшие по ту сторону восточных гор и промышлявшие охотой и грабежом. Никто не знал, кто они и как живут, потому что никто ни разу не осмелился пойти по их следам после очередного набега. Но кое-какие слухи ходили. Говорили, что налетчики питаются камнями и песком, что у них нет своих женщин, поэтому, чтобы их выжить, они похищают женщин из других племен. Во сне их души могут выходить из тела. А еще это оборотни, которые часто прокрадываются к селению у Неиссякаемого Источника в образе ворон или крыс. Они также поедают своих мертвецов.
Поэтому очень важно быть бдительным. Однако не так-то просто все время смотреть на горизонт, высматривая кочевников, или искать воров в виноградниках, особенно если никак не удается не думать о Марит и не вспоминать восхитительный сон, который приснился ему прошлой ночью. Он был уверен, что ни один мужчина никогда так не изнывал от желания. Даже его авва, Юбаль, который при всех рыдал над мертвой матерью Абрама и говорил, что она была единственной женщиной, которую он любил.
Мальчик расправил плечи и стал наблюдать.
Над восточными горами уже розовело небо, и поселение, называвшееся Местом у Неиссякаемого Источника, лежавшее в половине дня пути на запад от реки, которую люди прозвали Иордан (что означало «спускающаяся», потому что она текла с севера на юг) — медленно просыпалось в рассветной дымке. Весело горели костры, на которых готовили пищу, воздух наполнялся ароматами печеного хлеба и жареного мяса, слышались сердитые, радостные, удивленные и нетерпеливые голоса. С того места, где стоял Абрам, ему были видны не только виноградник его аввы и ячменные поля Серофии, а также оливковые рощи, гранатовые сады и ряды финиковых пальм — ему было прекрасно видно все большое поселение, где около двух тысяч душ обитали в домах из кирпича и глины, травяных шатрах и палатках из козьих шкур или спали просто на земле, укрывшись меховыми шкурами, положив под головы свои нехитрые пожитки.
Если одни жили здесь постоянно, то другие пришли лишь вчера, чтобы на следующий день уйти, когда придут новые, чтобы также назавтра уйти. Люди приходили в Место у Неиссякаемого Источника, чтобы обменять обсидиан на соль, ракушки каури на льняное семя, зеленый малахит на полотно, пиво на вино и мясо — на хлеб. И посередине этого человеческого муравейника, раскинувшего, подобно паучьим ногам, длинные оросительные каналы, бурлил неиссякаемый источник с вкусной водой, из которого даже сейчас, на рассвете, девушки и женщины черпали корзинами и калебасами воду.
Абрам беспокойно вздыхал. Среди них нет ни одной женщины, которая была бы так же красива и пленительна, как его возлюбленная Марит.
Как и большинство своих ровесников, Абрам имел кое-какой сексуальный опыт. Однако с Марит у него ничего такого не было. За всю жизнь, что они прожили в соседних владениях, они не обменялись и единым словом. Он не сомневался, что, если попытается хотя бы заговорить с ней, его бабушка убьет его на месте.
Абрам сожалел, что живет не в Старые Времена, которые, как ему казалось, были гораздо лучше теперешних. Ему нравилось слушать рассказы о предках — не о Талите и Серофии, а об очень далеких предках, когда его народ кочевал с места на место, все жили одним большим племенем и мужчины с женщинами предавались плотским утехам с кем пожелают. Но они уже давно перестали кочевать большими кланами и теперь живут маленькими семьями в одном доме на одном клочке земли, и почему-то думают, что те, кто живет в этом месте, лучше тех, кто живет в другом. «Вино Юбаля по вкусу напоминает ослиную мочу», — всегда говорил Молок, авва Марит. «Молок выжал свое пиво из кабаньих яиц», — отвечал на это авва Абрама, Юбаль. И нет чтобы высказать это друг другу в лицо. Члены семейств Талиты и Серофии вот уже на протяжении нескольких поколений не разговаривают друг с другом.
Поэтому можно было не сомневаться в том, что никогда и ни за что мальчику из одного дома и девочке из другого не позволят соединиться.
Абрам считал, что это несправедливо. Ссору затеяли предки, а не он. И они отвечали за свои поступки. А Абрам живет здесь и сейчас. Он мечтал о том, как они убегут вместе с Марит (как только он найдет способ заговорить с ней), и он увезет ее далеко от своих виноградников и ее ячменного поля, далеко от их селения, и они будут вместе странствовать по свету. Потому что он родился мечтателем с беспокойной душой и ищущим умом. Если бы он родился в другое время, то стал бы астрономом или исследователем, изобретателем или ученым. Но телескопы и корабли, металлургия и алфавит, даже колесо и домашние животные никому еще даже не снились.
Отвязав ячменную лепешку, он отломил от нее кусочек и, прожевывая хлеб, обратил свой взгляд в сторону неказистых строений из глины и кирпича, теснившихся на краю ячменного поля Серофии — там были гумно, сарай, в котором бродили ячменные зерна, и дом, в котором жила семья Марит, — и тоскливо вздохнул, чувствуя, как пожирающий его огонь вновь разгорается ярким пламенем, потому что он не знает, как Марит относится к нему.
Порой ему казалось, что он ловит на себе ее взгляд. Всего несколько недель назад, на праздновании весеннего равноденствия, она внезапно отвернулась, и ее щеки вспыхнули румянцем. Можно ли считать это добрым знаком? Означает ли это, что она разделяет его чувства? Если бы только он мог узнать!
И, пока над далекими горами всходило солнце, Абрам внимательно осматривал поселение, надеясь увидеть Марит, — он верил, что если он увидит ее хотя бы мельком в этот ранний час, то это будет добрым знаком и день сложится удачно. Но он увидел только толстую Кочаву, которая гналась с палкой за своими детьми; двух каменщиков, которые громко спорили за бочкой с пивом (видимо, они пили всю ночь); зубодера Энока и повитуху Ли, которые торопливо совокуплялись под деревом. Чуть дальше он увидел, как рыбак Даган с жалким видом выбирается из хижины Махалии, а вслед за ним летят его пожитки. Последний месяц Даган жил с Зивой, а за месяц до этого — с Анат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});