– О… – радостно удивилась она.
А потом… он устал ждать. Она идеально подходила ему – такая гладкая и горячая, что он сразу вошел в нее без препятствий.
– Ты очень тугая, – прохрипел он, – мне это нравится.
Закрыв глаза, она впилась ногтями в его спину. Он с наслаждением целовал ее, ласкал губами грудь, покусывая соски. Хотелось быть только внутри, проникать все глубже и глубже… Он был словно в коконе, из которого изо всех сил пытался вырваться на свободу. Почти, вот уже совсем немного…
«Ведьма, а не женщина! Что ты со мной сделала!»
– Джеймс, – прошептала Диана, – я люблю тебя.
– Черт тебя подери… – Он даже не заметил, как сказал это, пока не услышал эхо. Из ее глаз снова чуть не полились слезы. – Ну, тогда съешь меня заживо!
Он привстал и потянул ее за собой, затем бросил на кровать, прижимая к матрасу. Становилось все жарче, все больше влаги проступало на их разгоряченных телах. Он входил в нее, неистово стремясь закончить начатое и понимая, что ничего подобного ему еще не приходилось испытать. Его захлестнула волна такой радости и ликования, что было уже все равно – жить вечно или умереть прямо сейчас.
Он не замечал ничего: ни комков в матрасе, ни холодного ветра из окна, ни воды, лившейся ручьями с волос на кожу. Ему было плевать на маленькую комнату, мокрый пол и узкую кровать. В его мире существовала лишь Она – так было, есть и будет.
Из его горла, возможно, вылетали крики, но это было не важно. Он весь трясся, по телу пробежала судорога, а Диана плакала. Не выходя из нее, он лег сверху, поцеловал ее в щеки, пробормотал что-то ласковое и бессвязное и тут же крепко заснул.
Джеймс, должно быть, посреди ночи сменил положение, потому что проснулся он на своей половине. Диана крепко спала, прижавшись к нему спиной, и он вдыхал аромат длинных густых волос. Они лежали голые, и он потихоньку, чтобы не разбудить ее, дотянулся до скомканного покрывала. Накрыв себя и Диану, он снова лег рядом.
Диана не шелохнулась. Она так вымоталась, бедная. Прошедший день выдался безумным, но теперь это не имело значения. Казалось, кто-то залез в него и почистил изнутри.
Он сделал свой выбор и ненавидел себя за это. Но если бы он сейчас, как предполагалось, плыл на корабле, уже на полпути к Франции, Диана возненавидела бы его еще больше. Вместо этого она сейчас лежала здесь, рядом с ним.
Однажды Грейсон Финли, пират, объездивший полсвета со спущенными штанами, серьезно сказал Джеймсу, что испытывал к Александре Аластер совершенно иные чувства. Зная, какой милой и необычной была эта женщина, Джеймс все равно не поверил ему. Но сейчас, лежа в этой постели, окутанный Дианиными волосами, он понял, как ошибался и что имел в виду Финли.
Диана не только нашла ключик от его внутренних тайников, но и открыла их, произведя в нем жесткий и болезненный переворот, который он переживал спокойно и даже с удовольствием.
Много лет Джеймс жаждал мести – против множества врагов, Финли и особенно тех, кто отнял жизнь у его брата и счастье у всей семьи Ардмор. Но теперь он стал уязвимым. Ему вспомнились новорожденные жеребята из отцовских конюшен, неуверенно стоявшие на слабеньких трясущихся ножках, и он понял, как нелегко им приходилось.
Когда волна выбросила его на берег Хейвена, он был слишком слаб, чтобы двигаться и тем более защищаться. Но Диана, хоть и не обрадовалась такой находке, отнесла его в дом и выходила, причем помогал ей его опаснейший враг.
Размышляя, он тихо лежал и привыкал к своей вновь обретенной слабости. Время от времени Джеймс прикасался к волосам и коже Дианы и просто радовался приятному ощущению. Ветер, проникавший через полуоткрытое окно, становился все холоднее, но у Джеймса не было надобности закрывать ставни – тепло Дианы достаточно согревало его.
«Это совершенно иное!» – говорил ему Грейсон. Объяснение, конечно, не очень точное, но любой, испытавший подобное, сказал бы, что лишь оно и подходит.
Джеймс уже влюблялся однажды, много лет назад. По крайней мере ему так казалось, но в любом случае Диана была права: привязанность не назовешь любовью.
Ту женщину звали Сара, она была полинезийкой. Именно из-за нее состоялась первая битва между Джеймсом, первым заметившим ее, и Финли, с которым она стала флиртовать за спиной Ардмора.
Двадцатидвухлетний неопытный Джеймс думал, что влюблен в нее. Может быть, потому, что она обогатила его сексуальный опыт, обладая немалыми знаниями. И вот – привязанность. Это чувство бесило и расстраивало его. Однажды, после двухнедельной поездки, он вернулся на Таити и пришел в их с Грейсоном любимую таверну. В слабо-освещенной комнате он застал Финли, обнимавшего Сару за талию. Увидев Джеймса, он повернулся и жадно поцеловал ее..
Джеймс готов был убить его, но бывший друг изобразил сильное удивление, сказав, что ничего не знал.
«Джеймс, честное слово, я думал, у вас все кончено!» – говорил Финли.
В тот душный тропический вечер Джеймс поверил ему, потому что Сара и так часто лгала. А Финли только наивно посмотрел на него и извинился, но отказываться от Сары не стал. Более того, потом он ради смеха женился на ней.
Пять человек разнимали драку, положившую конец дружбе Ардмора и Финли. За Джеймсом ушел Йен О'Малли и еще десять человек, работавших в команде с ним и Грейсоном.
Сейчас, оглядываясь назад, Джеймс понимал, что им суждено было разойтись – они были слишком разные: Грейсон – шутник и хулиган, в двенадцать лет бежал в море, спасаясь от нищеты; Джеймс вышел из благополучной образованной семьи, всегда обладал непоколебимым спокойствием и держал все эмоции при себе. Кроме того, Финли был англичанином, а Джеймс всегда презирал эту нацию.
Для разрыва отношений не хватало самой малости. Предлогом стала Сара.
В тихом безмятежном Хейвене, рядом с Дианой, прошлая жизнь казалась далекой и утрачивала всякое значение. Грейсон Финли теперь стал виконтом Стоуком – с женой и четырьмя детьми. Джеймс Ардмор был влюблен, и завтра он должен будет принять решение. А сегодня главным желанием было снова заняться любовью с Дианой. Он перегнулся и поцеловал ее в губы. Какими они были сладкими, черт возьми!
Она чуть шевельнулась и после еще нескольких поцелуев открыла глаза.
– Джеймс…
– Привет, милая.
Диана улыбнулась, затем сказала:
– Я должна вернуться к себе.
Он лизнул мочку ее уха.
– Зачем?
– А что скажет отец?
– Диана, он уже знает. Мы так шумели, что нас было слышно в Портсмуте.
– Ты шумел! – резко возразила она с привычной злостью.
– А ты, я смотрю, высоко летала. – Джеймс взглянул на потолок. – Кажется, кое-где штукатурка отвалилась.