В метро пишу ему об этом смску. О том, что скучаю. Две серые галочки остаются таковыми вплоть до момента, когда я втискиваюсь в переполненный автобус.
— Девушка, вы могли бы не пихаться?! — раздражённо шипит на меня женщина с двумя большими пакетами из продуктового магазина.
— Извините, — говорю я.
— "Извините"… Вырядилась, как на бал и всё туда же — в автобус лезет!
Через пару остановок появляется пространство и я читаю ответ Руслана:
"Я тоже скучаю. Мы можем видеться чаще. Я бы этого очень хотел. Целую тебя".
"И я тебя", — пишу я. — "Я подумаю над тем, что ты предложил".
В такой одежде и сумерках домой идти страшно. В этом районе обычно мало прохожих, в основном люди ходят в магазины, а во дворах иногда разве что компании какие-то тусуются на площадках.
Подхожу к дому, думая о том, как бы мне так войти, чтобы мама не увидела мой наряд. В подъезде аккуратно снимаю серьги и кладу их во внутренний кармашек сумочки. Звоню Ольке.
— Алё! — слышу я её звонкий голос.
— Оль, привет. Слушай, мама не спит?
— Нет… Наташ…
Голос её обеспокоен.
— Что случилось? — тут же напрягаюсь я.
— Наташ, мама твои вещи нашла… Я тут ни при чём. Я ей ничего не говорила! Она просто уборку затеяла и нашла… А я в ванной была…
Ба-лин… Вот это попадос… А я ещё прошмыгнуть хотела… И хотела так делать вплоть до зарплаты, чтобы потом она думала, что я сама себе это всё купила…
Мда… Смысла прятаться теперь нет. Только вот как бы ей это всё объяснить?
— Она злая? — спрашиваю я.
— Очень, Наташ… Я её давно такой не видела. Всё допрашивала меня, откуда это.
— Ты ей сказала?
— Нет! Я сказала, что не знаю! Я на балконе. Она на кухне, чай пьёт. А ты где?
— В подъезде, Ольк. Сейчас поднимусь…
С тяжёлым сердцем открываю дверь квартиры. Немного копаюсь — ещё не привыкла к новым ключам.
Тихо закрываю за собой дверь, ставлю на трюмо сумочку, принимаюсь разуваться.
До меня доносится звук открываемой на кухне двери. Чуть шурша тапочками, подходит мама. Поднимаю на неё взгляд. На плечах у неё накинутый плед.
— Привет, мамуль, — стараясь не смотреть ей в глаза, тихо говорю я.
— Привет. Как прошёл "рабочий день"?
— Хорошо, — отвечаю я, сделав вид, что не услышала иронии в её голосе.
Впечатление, будто в коридоре стремительно сгущаются тучи.
— У меня к тебе разговор, — глухо говорит мама.
— Сейчас, мамуль, руки помою только.
Сбегаю в ванную. Стоя перед зеркалом, раздумываю, как бы так получше всё это объяснить, чтобы не было скандала. Мама сердится редко, но так, что расплакаться можно запросто. Она уже давно привыкла тянуть семью и после смерти папы её характер стал немного мужским. И особенно это чувствовалось тогда, когда её что-то не устраивало.
Выхожу из ванной.
Мама стоит у дверей.
— Пойдём.
— Куда? — не понимаю я.
— В вашу комнату, — в голосе сталь.
— Хорошо, — тихо отвечаю я.
Мы проходим через мамину комнату и оказываемся в нашей. Олька сидит за столом, что-то смотрит в телефон. Как только мы заходим она бросает на меня одновременно испуганный и сочувствующий взгляд. На моей кровати разложены все вещи, которые подарил мне Руслан. Сверху на них — лежат драгоценности. У кровати стоит купленная им обувь.
— Оля, — холодно произносит мама, — выйди из комнаты.
— Хорошо, — тихо отзывается Олька и, мышкой прошмыгнув мимо нас, выбегает с телефоном в руке.
Мама подходит к кровати и кивает на платья, блузки и нижнее бельё.
— Что это? — спрашивает она
— Одежда, — потупившись, говорю я.
— Это я и так знаю. Откуда?
— Подарили…
— Ты мне в глаза смотри! — раздражённо восклицает она. — Ишь, глазки опустила! Кто подарил? Или коллективом скинулись?! Новым сотрудникам украшения за бешеные деньги дарят, да?!
— Нет. Мам, послушай…
— Я вот и слушаю. Жду твоего ответа. Это откуда?
— Мам… Мне правда подарили всё это…
— Это что за работа такая? Ты что, совсем стыд потеряла?! У меня дочь, что, проституткой стала, да?!
— Мам, я не проститутка! — вспыхиваю я.
— А кто? Ты отсутствовала несколько дней — где была?!
— Я же говорила — в командировке!
— И привезла оттуда вещей на мою зарплату за год?!
— Мне их Руслан подарил…
— Кто такой Руслан?!
— Мужчина…
— Я понимаю, что не женщина! Я тебя спрашиваю — кто он такой!
— Руководитель… Начальник мой…
— Ох-ре-неть, — говорит моя мама, садясь на стул. — Приехали.
— Мам, — стараюсь говорить спокойно я. — Ты просто неправильно понимаешь…
— Я всё правильно понимаю, — перебивает меня мама. — У меня дочка решила быстро карьеру сделать. Известным местом.
— Да нет же, мам!
— Рот закрой свой сейчас. И, послушай, что я скажу. Я вот этими вот руками, — она трясёт ладонями перед собой, — вас троих тянула одна. Работала на совесть. Меня уважает весь коллектив. Никаких нареканий. А ты… Только из института выпорхнула, на одном месте не задержалась, а на втором — сразу стала… Я даже не знаю, как это назвать. А я ещё гордилась тобой. Думала, у меня дочка старается стать взрослым и ответственным человеком. Надеждой моей на спокойную старость. А оно вон, как всё оказалось… Цветы, бирюльки дорогие, бельё нижнее… Ты думаешь, я не знаю, кому мужчины трусы с лифчиками дарят?
— Мам, мы встречаемся…
— Чего-о? "Встречаетесь" вы?
— Да, мам, представь себе.
Она встаёт. Подходит ко мне.
— Ты с ним спала? В глаза мне смотри. Ишь, потупилась! Спала или нет?!
— Мам, я взрослый человек, — стараясь не расплакаться из-за этого напора и давления, говорю я. — Я имею право на личную жизнь.
— Тебе в этом праве никто не отказывает. Только вот понимание того, что моя дочь решила стать шлюхой — мне лично, как ножом по сердцу.
— Мам, я не шлюха… Ну, что ты такое говоришь?
У меня губы дрожат. Едва не плачу.
— Ты сколько с ним знакома?
— Немного…
— Сколько, я тебя спрашиваю?!
— Неделю…
— Неделю! В командировку с ним ездила?!
— Да…
— Спала там с ним?
— Мам, перестань…
— Ты спала там с ним или нет?!
Ничего не говорю. Смотрю под ноги. Слёзы катятся по щекам.
— Ясно, — заключает мама. — Значит так. В глаза мне смотри!
Заставляю себя посмотреть на неё.
— Завтра же, — приказывает мама, — поедешь вернёшь ему все эти шмотки. Включая то платье, которое на тебе. И все эти бирюльки. И обувь. Всё. С трусами вместе! И увольняешься с этой работы. Устраиваешься на нормальную. Где руками и головой работают. А не… — она явно хочет сказать матом, но сдерживается и только поджимает губы. — Ты поняла меня, нет?!
— Мам, это подарки. Подарки, — я уже откровенно плачу, — подарки, понимаешь?
— Понимаю. Получше тебя понимаю. Что это за "подарки"! Позор…
И стремительно выходит из комнаты.
После этого разговора, мама наливает себе на кухне чаю и уходит в свою комнату смотреть телевизор. Она даже не предлагает мне ужин. А на все мои попытки что-либо объяснить, жестом останавливает меня и говорит, чтобы я не мешала ей смотреть сериал, а потом передачу. В общем, даёт понять, что общаться со мной не желает.
Позже мы все ложимся спать и яслышу, как Олька вздыхает в темноте, лёжа на своей кровати.
— Наташ? — тихонько зовёт она меня.
Я лежу спиной к ней, повернувшись лицом к стене.
— Что? — повернув голову, спрашиваю я.
— Ты всё это отдашь?
Кусаю губу. Слёзы текут из глаз, задерживаются в уголке. Вытираю пальцами, вздыхаю.
— Я не знаю.
— Он же обидится, если отдашь… Да и жалко, да?
— Да…
— А у вас всё по-серьёзному?
Сглатываю слёзы.
— Я не знаю…
— А ты правда с ним спала?
— А как ты думаешь, если мы ночевали в одном номере?
Молчим. Слышу, как она только тихонько ворочается. Обиделась, что ли?