или крена[172] – представляет из себя серьезную проблему. Картина, которую я вижу на мониторах видеонаблюдения, говорит о том, что мы сильно отклонились во всех трех направлениях. Не предполагалось, что «Мир» будет выглядеть как сейчас, поэтому наши преподаватели никогда не закладывали в программу тренировок в виртуальной реальности такую странную ошибку. Если сравнивать то, что видно на мониторе, с различными метками соосности, в том числе направляющей линией и крестом, можно констатировать, что наша фактическая реальность дико не соответствует номинальной.
Быстро устанавливаю, что действительно имеет место отклонение по нескольким осям. Возможно ли это в реальности? Осознаю, что, действуя в соответствии с планом, мы столкнемся с «Миром», нанеся ему и себе серьезный ущерб. Авиаторы часто шутят по поводу ситуаций с серьезным «фактором сжатия очка»[173], означающим адреналиновый отклик (о, черт!), заставляющий бесконтрольно напрягать ягодицы. Это один из очень важных моментов, хотя случайному наблюдателю в кабине может показаться, что все пройдет спокойно.
До «Мира» еще 30 футов, но WXB запускает микродвигатели, останавливая и удерживая «Атлантис» на месте, пока мы говорим с Хьюстоном по радио: Земля должна оценить ситуацию. Сразу же вычисляю, а затем пересчитываю данные, убеждаясь, что шаттл сориентирован для стыковки неправильно. «Полетаем вручную», – приказывает WXB.
В тесной кабине и с крошечными телевизионными мониторами я – единственный, у кого есть четкое представление о ситуации, хотя WXB и Блумер делают все возможное, чтобы поддержать меня, заглядывая мне через плечо. Обладая полнотой информации, понимаю, что, по сути, все зависит от меня, называю последние угловые поправки Блумеру, который вводит их в наш бортовой компьютер. Как только мы приступаем к маневру, задерживаю дыхание. Мишень появляется в центре, и WXB направляет нас к ней.
Затем – успех. Мы стыкуемся, хотя в это невозможно поверить! Но я взволнован: вижу в иллюминатор бывшую советскую космическую станцию, и понимаю, что чуть меньше чем через час буду плавать внутри. С ума сойти…
Позднее несоосность корабля и станции определили как понятную ошибку, допущенную из-за человеческого фактора: при ежедневном обновлении данных навигационной системы космонавты сориентировались не на ту звезду, примерно в 6° от предполагаемой цели. Несоосность не была связана с уроном, нанесенным столкновением. Что касается самой стыковки, успех стал результатом нашей великолепной подготовки, отличной командной работы, спокойного лидерства WXB и прекрасной демонстрации философии NASA в отношении дублирования и резервирования. Предварительное планирование действий в случае множественных неудач увеличивает шансы на выживание и успех.
Открытие люков и первый полет внутри «Мира» необычны, особенно когда наши друзья Майк, командир Анатолий Соловьев[174] и бортинженер Павел Виноградов[175] грациозно движутся в своем орбитальном доме. Стыковочный модуль забит старыми, неработающими приборами и сетчатыми мешками, полными снаряжения и мусора. Все закреплено тросами, звенит и плавает у стен, готовое к возвращению на «Атлантисе». Следующий модуль, «Кристалл», так напичкан, что мне с большим трудом удается протиснуться через темный центральный проход. Здесь пахнет чем-то влажным и затхлым, как в доме моей покойной прабабушки в северной части штата Нью-Йорк. Я весьма рад попасть сюда, но еще больше рад тому, что через 5 дней отсюда улечу.
Здороваться с русскими и снова увидеть Майка в живую очень радостно, но мысли быстро возвращаются к подготовке к моему первому выходу в открытый космос, который должен состояться через пару дней. Еще важнее то, что пока шаттл пристыкован к «Миру», мы должны провести полномасштабную операцию по замене Майка Фоула на Дейва Вулфа, вместе со всем научным оборудованием и личными вещами, не говоря уже о перемещении большого количества грузов, которые мы доставили для экипажа станции, включая еду, устройство для удаления углекислого газа и компьютер системы управления ориентацией – всего 10 тысяч фунтов (около 4500 кг)[176].
Наш с Владимиром выход в открытый космос, запланированный на 5 часов, расписан по минутам: снаружи «Мира» надо снять 4 экспериментальных полезных груза, которые были выставлены в космический вакуум 2 года назад для сбора мелких следов орбитального мусора на специальных коллекторных пластинах и аэрогелях[177]. Также мы прикрепим к внешней части стыковочного модуля колпак, который позволит обитателям «Мира» устранить утечку в корпусе «Спектра» (есть предположение, что она находится под точкой крепления одной из панелей солнечных батарей).
И – что волнует больше всего – я опробую наш новый аварийный реактивный ранец! Я собираюсь первым запустить в действие «космический парашют».[178] Он был спроектирован для того, чтобы все представители NASA во время внекорабельной деятельности располагали им в качестве устройства самоспасения, способного вернуть астронавта обратно на космический корабль. И, хотя наши катушки с тросами безопасности никогда не выходили из строя, вследствие чего нам не приходилось беспокоиться о таких вещах, но это – важный страховой полис, и я надеюсь, что мне не надо будет предъявлять страховые претензии. Известно, что во время прошлых миссий выходящие в открытый космос иногда упускали поручни из рук и улетали, хотя, к счастью, до сих пор им всегда удавалось возвращаться назад.
Как квотербек[179] в субботу перед Суперкубком, ночью не сплю: мой разум занят повторением задач следующего дня. Мы с Володей встаем рано, и после того, как мне помогают облачиться в выходной скафандр, на этот раз для настоящего выхода в открытый космос, чувствую себя морально и физически готовым к одному из самых великих дней в моей жизни. Я прошу экипаж шаттла не включать фары отсека полезной нагрузки, чтобы можно было увидеть звезды, выплывая из люка. Точно также, выходя с заднего крыльца, выключаешь свет, чтобы попытаться разглядеть в небе Млечный путь.
Поворачиваю рукоятку механизма открытия люка, тяну крышку к себе, а затем откидываю ее вниз под собой. Открыв теплозащиту, отделяющую меня от огромной вселенной, высовываюсь по пояс в космос. Сначала сосредотачиваюсь на подключении катушек безопасности – своей и Владимира – изо всех сил пытаясь игнорировать зов потусторонней среды, в которую попал впервые.
Как только мы надежно зафиксированы тросами и можем безопасно выйти наружу, меня осеняет: вижу триллионы и триллионы звезд в тонкой пелене над головой. А потом вижу Анатолия – обладатель мирового рекорда, больше других проведший в открытом космосе, улыбается мне как доброжелательное космическое божество из крошечного иллюминатора в базовом блоке «Мира».
Но едва начинаю расслабляться и наслаждаться ощущениями, моментально материализуется новый «фактор сжатия очка». Краем глаза замечаю какое-то странное движение слева от меня. Но Владимир еще не вылез из люка! Когда поворачиваюсь в этом