кто именно. Или знал, но не говорил. Расплачивались все шестьсот обитателей барака. На улице было морозно, плац занесло снегом, но похититель не признался. Около полуночи заключенных заставили раздеться. Утром Вим выглянул из окна: восемнадцать человек еще стояли. Остальные замерзли до смерти или были близки к смерти. В последующие дни печи крематория работали круглосуточно.
Эсэсовские врачи периодически осматривали заключенных блока Schonungsblock, чтобы оценить, набрались ли они сил для возвращения в нормальную команду. Это означало потерю Zulage, дополнительного пайка, и отправку на тяжелые работы. Этого никто не хотел. Те, кто провел в лагере уже достаточно времени, знали, чего ждать от осмотра. И они не шутили.
Доктор ждал в дверях умывальни. Ускользнуть из барака незамеченным было невозможно. Каждый узник должен был обнаженным встать в трех метрах перед доктором. Тех, кто выглядел неплохо, отделяли. Они одевались, и Stubendienst отправлял их в другой блок. Удивительно, но быть ходячим скелетом, чтобы лагерные врачи признали тебя Muselmann, то есть доходягой, оказывалось настоящим везением. Таких людей, все еще без одежды, отправляли в умывальню. Окна там были открыты с обеих сторон. Узники жались друг к другу, чтобы немного согреться.
Перед доктором прошли уже несколько сотен человек, и вот настала очередь Вима. Ему казалось, что он весит где-то тридцать, максимум тридцать пять килограммов. Стоя перед доктором, он слегка ссутулился. Эсэсовец жестом отправил его в умывальню. Теперь ему предстояло стоять там на морозе – ведь прошла еще лишь половина узников. Когда оценка завершилась, им наконец разрешили одеться. Больные в холодной умывальне должны были подцепить легочную или иную болезнь.
Лишь в конце дня Вим сумел хоть немного согреться. Он решил как можно быстрее выбираться из Schonungskommando. На сей раз все получилось, но в следующий раз он может смертельно заболеть или оказаться в какой-то внешней команде – и то и другое означало смертный приговор.
Он уже был по горло сыт работой в душном подвале. Ему хотелось на воздух. Он хотел бродить по лагерю, «организовывать», что-то видеть и слышать, но пока он не видел никакой возможности для подобного. Оптимизм его дал трещину, и депрессия все чаще охватывала его. Как-то утром он, как обычно, аккуратно застелил постель. Было около пяти часов. Обход совершал охранник из Stubendienst, один из подручных Феликса. Он сыпал проклятиями – и ударами дубинки. Подойдя к нарам Вима, он указал на соломинку на полу. Как только Вим наклонился посмотреть, охранник с силой ударил его по шее, под подбородком. Вим рефлекторно изо всех сил ударил уголовника в лицо. Он застал подонка врасплох, и тот рухнул. Поднявшись, он кинулся за Феликсом.
У Вима все еще кружилась голова после удара. Он слишком поздно понял, что Феликс уже рядом. Феликс отвесил ему пару тумаков и швырнул через два ряда нар, на другую сторону барака. Вим лежал на полу, ничего не понимая. Другие заключенные помогли ему подняться. А Феликс уже искал следующую жертву. Весь день у Вима страшно болела голова. Его тошнило. Он с трудом заставил себя есть. После вечернего супа он сразу же улегся на нары.
К утру он почувствовал себя лучше. Примерно в десять утра в подвал пришел мастер. Большинство узников его даже не заметили. Они, словно в трансе, плели сетки.
– Gibt es hier ein Maler? Есть среди вас маляр? – спросил мастер.
Вим сразу же поднял руку и поднялся:
– Ich bin ein Maler! Я маляр!
20
Печеньки от эсэсовца
Нойенгамме, январь 1945 года
Вима и других узников, поднявших руки, повели куда-то по лестнице. Вслед за мастером они прошли через плац, мимо лазарета, к небольшому проходу в изгороди из колючей проволоки за крематорием. Мастер показал эсэсовцу документы, тот их просмотрел и пропустил их. Метров через двести мастер остановился перед железнодорожными путями, где стояли пассажирские вагоны. Вим поднялся первым и не поверил собственным глазам. Вагон был превращен в жилище. Слева стоял стол и два кресла, на стене висела небольшая картина. Справа стояла кровать, у задней стенки большой шкаф. В середине у стены была устроена раковина. На блестящем деревянном полу лежал красивый шерстяной ковер. Виму предстояло покрасить панели на стенах высотой полтора метра.
Когда-то он красил свою лодку, но с белой эмалью никогда не работал. Он терпеливо ждал, пока охранник уйдет, чтобы спросить совета у другого маляра, но мастер спокойно стоял, заложив руки в карманы. Он хотел увидеть, как работает Вим. Вим окунул кисть в банку, шмякнул краску на дерево и принялся размазывать ее кистью, а потом повторил все еще раз.
Мастер неодобрительно покачал головой.
– Und du bist ein Maler? И ты называешь себя маляром? – спросил он.
Мастер выхватил кисть из рук Вима и показал, как покрасить большую площадь небольшим количеством краски. Сначала сверху вниз, потом слева направо, и вот так нужно покрасить все панели сверху и до пола.
– Понял, – ответил Вим и принялся работать в точности так, как показал мастер.
Через несколько минут мастер оставил его и пошел инструктировать остальных. Вскоре Вим услышал, как он выпрыгнул из поезда. Мастер стоял неподалеку и следил, чтобы узники оставались в вагонах. Работа Виму нравилась. Он был счастлив вырваться из подвала.
Вечером он бродил по лагерю и пытался выяснить, что же это за вагоны. Он расспрашивал тех и других и наконец наткнулся на голландца, который провел в лагере уже три года.
– Это для железнодорожной команды, – сказал он. – Я работал там несколько недель год назад. Чертовски опасно. Они чинят разбомбленные пути. А союзники продолжают бомбежки. Если тебе не повезет туда попасть, можешь проститься с головой. Охранники спят в вагонах, которые подгоняют к месту работ и ставят на боковых путях. Это временные дома для эсэсовцев.
* * *
В конце следующего дня Вим еще работал в вагоне, как вдруг за его спиной показался обитатель вагона. Он немного постоял, наблюдая за его работой, а потом сказал:
– Du bist ein richtiger Maler. Ты – настоящий маляр.
Вим надолго запомнил его слова.
Эсэсовец вышел из вагона и через пятнадцать минут вернулся с пакетом печенья. Вим не поверил собственным глазам. Он принялся изо всех сил благодарить охранника. Целый пакет печенья!!!
Когда эсэсовец ушел, Вим попробовал печенье. Не стоило идти через весь лагерь с этим пакетом. Да и другим заключенным ничего не объяснишь. Лучше съесть все самому.
В тот вечер он лежал на нарах, не испытывая мучительного чувства голода – впервые за много месяцев. Заснуть в таком состоянии было невероятно приятно, но радость продлилась недолго. Среди ночи раздался жуткий ор – это мог быть только Феликс ван Вугт. Оказалось, что один заключенный решил облегчиться в личном туалете Blockälteste – смертный грех в глазах немцев, учитывая огромное количество случаев дизентерии в бараке. Феликс спросонья направился в свой туалет и застал там несчастного узника. Он избил его, вытащил на плац, швырнул на козлы и отвесил ему двадцать пять ударов дубинкой. Слышать крики было невыносимо. Вим заткнул уши пальцами. На следующее утро он с изумлением узнал, что заключенный каким-то чудом выжил.
Всю ночь Вим не мог заснуть. Он думал, что ему делать дальше. Малярная работа через несколько дней закончится. Нужно искать новое безопасное занятие.
В обеденный перерыв на следующий день он завязал разговор с мастером. Три дня он работал в двух вагонах и должен был приступать к работе в третьем – и последнем. Мастер видел, что Вим готов учиться и не боится работы. Он оказался не самым плохим человеком – другой вышвырнул бы его, поняв, что у него мало опыта.
Вим понимал, что нужно пробраться в распределительную контору лагеря – Arbeitsamt. Сейчас там работал опытный заключенный, бельгиец. Он был Funktionshäftling – то есть распределял заключенных по работам. Он решал, кому жить, кому умереть, попадешь ли ты в команду на глиняном карьере или будешь спокойно работать портным или помощником на кухне. Ходили слухи, что этот человек входит в особый комитет Сопротивления внутри лагеря. Эти люди меняли номера на одежде умерших на номера приговоренных к смерти, и так