Этим вечером ей предстояло сделать много — отпустить себя, отпустить его, отпустить прошлое.
Легко сказать.
Воспоминания о Канне она несла с собой, как два прикованных к запястьям тяжелых чемодана — не поставишь, не оставишь, не бросишь. Нести тяжело, а без них далеко не уйдешь — привык.
Его надо оставить, надо.
Надо — кто же спорит? Только как? Когда просыпаешься и помнишь, что его нет в твоей жизни, когда засыпаешь с мыслью о том, что, может быть, серое завтра вдруг станет чудесным и что‑то изменится. Как, когда внутри, прикрыв всякую радость, лежит на сердце покрывало из тоски, как, когда — спроси кто, — ты ответил бы одно: "пусть он будет со мной"?
Как, когда жил этим и только этим желанием столько времени?
Никак.
А надо.
Тех, кому не идти с тобой одной дорогой, надо отпускать. Не волочиться следом за ними по чужому пути, не уродовать жизнь, не унижаться слезами и мольбами "полюби меня, пожалуйста… полюби", не ползти следом, когда уже нет сил. Отпускать. Где‑то найти в себе силы разжать руку, выпустить из своих пальцев чужие — пальцы человека, который не хочет быть рядом, — и сказать "прощай". Честно сказать, от сердца и так, чтобы самому легко.
По щекам бежали слезы. От жалости к себе, от невыразимой печали, от того, что вновь приходится не находить, а отпускать — отпускать — отпускать… Сколько же можно?
Картины она так и не сожгла — не смогла.
А теперь, позолоченная лучами уходящего солнца, сидела на берегу и мечтала о несбыточном — вот бы он пришел без кольца. Пусть бы пришел, а на пальце ничего нет… И тогда у них появился бы шанс — один на миллион. Пусть призрачный, пусть неуловимый, но шанс — на совместную жизнь, на общее будущее, на невероятно красивое и такое же далекое и такое нужное слово "мы".
Мы. Ты. И я.
Вместе.
Пусть бы он перешагнул порог ее дома свободный, и она сделала бы все, что угодно, чтобы он взглянул на нее по — другому — не как тогда, когда она была слишком тощей, слишком незрелой, слишком… пацанкой. Сделала бы все. И даже больше.
Отпускай.
Наверное, новая Марго, которая откроет глаза на месте старой Рейки, будет безжалостной. Научится говорить весело и зло, научится мстить, резать словами, как бритвами, научится не плакать лишь потому, что "какой‑то мудак" не взглянул в ее сторону — научится. Но все это будет потом.
А пока море, закат, волны. И необъятная, растянувшаяся до горизонта тоска.
У них могло бы быть все — ласковые касания, поцелуи, искрящаяся в воздухе и в сердцах радость. Смех, тихий шепот в ночи, трепетные звонки друг другу, слова "я тебя люблю".
Люблю. Люблю. Люблю.
Райне хотелось их повторять. Катать на языке, как десерт, который она никогда не пробовала — шептать их на ухо, произносить, улыбаясь, кричать об этом миру.
Люблю.
Закат и печаль.
Как сделать "не люблю"? Как найти переключатель и перестать грустить? Как перестать плакать? Как же это сделать — просто взять и отпустить?
"Море, забери его у меня. Ветер, помоги отпустить. Земля, помоги похоронить грусть. Кто‑нибудь, заберите мою печаль. Пожалуйста, заберите — пусть станет легче. Пожалуйста, пусть станет легче".
Дул ветер. А тоска сидела внутри.
Легче не становилось.
*****
Она ждала этого звонка и боялась его. Он означал — началось.
Когда доставала из кармана вибрирующий телефон, думала, что это снова по объявлению, пыталась вспомнить, точно ли убрала его с сайта, когда отвечала "алло", была почти уверена, что спросят: "Нужен ли вам стратег?".
Вместо этого спросили: "Мисс Полански?", и Райна тут же узнала низкий голос — он принадлежал одному из тех гостей, что приходили в гости с Аароном. Узнала и задрожала всем телом.
Скоро. Совсем скоро…
— Я слушаю.
— Путешествие распланировано. Будьте готовы, выезжаем завтра в шесть вечера. Подберите удобную одежду и обувь, возьмите все необходимое и сложите в рюкзак. Ничего лишнего. Остальное расскажем при встрече. Прибудем для инструктажа в пять.
И все. Вот так коротко и лаконично.
Добравшись с побережья домой, Райна первым делом вывернула всю одежду из шкафов и теперь сидела на полу перед кучей тряпья — колготками, чулками, штанами. Штанами легкими, теплыми, отделанными стразами, спортивными — какие взять? Конечно, спортивные. Костюм.
Ее мысли путались. Вместо того чтобы стать кристально ясными, они вдруг превратились в спутывающую сознание сахарную вату и застыли бритвенно — острым лабиринтом — решеткой, через который не пробраться, не поранившись.
Канн. Уже завтра вечером она увидит его снова. Будет сидеть рядом, возможно, говорить. Вдыхать его запах — даже если далеко, — будет чувствовать его. Как пережить? Ведь это все равно, что обрести вторую половину собственного сердца, которая ранее вынутая наружу, трепещет, рвется обратно внутрь, и ты смотришь на нее, а коснуться не смеешь. Сердце твое, а вернуть нельзя. Сплошная рана. Ей придется притворяться, что чувств нет. Ей постоянно придется прикидываться и пребывать рядом с ним с маской на лице. А иначе будет "униженкой".
Именно этот термин подходил ей больше всего — униженка. Женщина, страдающая по мужчине, не страдающему по ней. Ужасно.
Одежда так и продолжала лежать на полу, нетронутая; внутренности Райны крутило морскими узлами.
Какой странный момент — ей бы радоваться. Скоро уродств на теле не будет, скоро жизнь потечет иначе, а она сидит — пустая от оцепенения, — и не помнит ни на какой полке лежат спортивные костюмы, ни в каком шкафу стоит обувь.
Как смотреть ему в лицо, в глаза? Как не смотреть?
Как сделать вид, что ей все равно, а еще лучше это почувствовать? Как одеревенеть, если не навсегда, то хотя бы на следующие несколько дней?
Сидя на полу, Райна всерьез опасалась, что за время похода получит столько много новых невидимых шрамов, что уже не порадуется избавлению от старых.
И тогда, — Дора права, — ей придется стереть память.
Какая глупая жизнь.
Взгляд упал на лежащий поверх всей кучи чулок в сеточку. Чулок… она когда‑нибудь носила его? Костюм… ей нужно найти костюм.
Разум, подобно старой развалюхе, из бака которой выкачали бензин, не заводился.
*****
— Я распланировал, что смог, но смог я немногое, — сокрушался Канн, когда на запланированное собрание прибыли Декстер и Регносцирос. — Со "строительной площадкой" более — менее понятно: Портал перемещается — я выбрал наиболее короткую дистанцию, соответствующую временному промежутку его достижения, просмотрел ландшафт, — но что касается Магии, там я "пас".
— Там мы все "пас", — кивнул Регносцирос. — Там заправляет Майкл — он и проводит.