Воспоминания путались — от них остался лишь кусок — самый страшный из всех сохранившихся.
Темнота вокруг. И Джокер. Он искал ее по этажам, изрыгал угрозы, уговаривал, заявлял, что никогда — никогда не будет причинять ей боли (кто бы ему поверил?), даже изредка, будто раненый, скулил. А потом вдруг резко снова срывался на крик — обещал оторвать ей конечности, изрезать на кусочки, насиловать так долго, чтобы она, наконец, осознала — как это глупо — злить его. А она разозлила, — хрипел он, — так разозлила, что, если сейчас же не покажется, то в живых не останется точно.
Под ногами что‑то хрусткое — пыль, бетонная крошка? — за спиной холодная шершавая стена.
Райна тяжело дышала и иллюзий не строила: он найдет ее, и случится страшное. А у нее с собой ничего — лишь зажигалка в кармане и кирпичи под руками. А если кирпичом, то надо сильно и точно, иначе лишь разозлит еще сильнее.
Никогда в жизни она так не боялась — ползла вперед на брюхе, широко распахивала глаза во тьме и пыталась слиться со стенами, постоянно натыкалась ладонями на что‑то острое, ранила кожу. А тот, кто ее преследовал, будто в насмешку, то приближался, то отдалялся.
— Я убью тебя, сучка… Убью! Ты хочешь умереть быстро или медленно?
Она хотела жить. Мечтала жить. Пусть плохо, пусть как‑нибудь, только с бьющимся в груди сердцем.
Еще один этаж, зияющий провал, лестница наверх, пустые глазницы окон — внутри стен гулял ледяной ветер. Кажется, она давно не ела и так же давно не ходила в туалет. Кажется, она вообще очень давно была человеком, а все остальное время — загнанным зверьком.
За что?
Ночь выстудила каждый камешек, каждый стеклянный осколок, что попадался ей под руку, — чем бы его? Чтобы наверняка?
— Играешь со мной, дрянь?
Он приближался. От паники Райна ничего не соображала; едко пахло бензином. Откуда этот запах? Она принялась остервенело щупать вокруг себя пространство — бочки! И у одной приоткрыто горлышко — на дне не успевшее испариться горючее.
Мозг отказал, действовала пытающаяся помочь телу выжить любыми способами интуиция — Райна поднялась на колени, схватилась за холодный ржавый бок и, выдавая себя грохотом, толкнула емкость. Бак перевернулся — на землю полилось оставленное рабочими топливо.
Бензин. Он горит.
— Ах, вот ты где!
А Джокер уже поднялся по лестнице и теперь страшным темным силуэтом наступал на нее — Райна ползла по земле назад.
Хватило ли там жидкости?
Назад. Назад. Болели от ударов о бетонные края ягодицы, надрывно саднили ладони, истошно орало не желающее переставать биться сердце — когда он наступит на лужу?
Джокер шел вперед. Шаг, еще один; Райна негнущимися пальцами нащупала в кармане узкий пластик зажигалки.
Сейчас? Через секунду?
— Иди ко мне, моя сладкая. Я научу тебя, как нужно уважать мужчин. Я тебе все растолкую — четко, с расстановкой.
Еще шаг. Она нащупала предохранитель — передвинула ногтем крохотный выступающий элемент, приспособленный для того, чтобы не дать пламени погаснуть, — щелкнула колесиком.
И… — время будто застыло, — швырнула горящую точку в пространство, под ноги темной фигуре.
Он горел долго, очень долго. Он истошно вопил, а она все ползла назад, потому что Джокер, даже объятый пламенем целиком, продолжал надвигаться.
— Я убью тебя, сучка!
Ей навсегда запомнился его полный адской боли и невероятной ярости голос.
— Убью… тебя… УБЬЮ!
Штанины занялись сразу же — по ним огонь моментально пополз выше — на ремень, рубашку, волосы — ужасно, это все выглядело ужасно. И еще хуже пахло — Райна моментально — сразу и навсегда — возненавидела огонь.
— Убью! Убью… — он уже не кричал, хрипел в предсмертной агонии — не человек — ходячий факел.
А она, оцепеневшая от паники и ничего не соображающая, все ползла и ползла назад. До тех пор, пока в какой‑то момент, чувствуя, что еще секунда, и ее схватят горящие руки, не поднялась на ноги и не рванула прочь. Рванула. Почувствовала под ступней провал — ту самую дыру между этажами, — вот только поздно, уже соскользнула в нее, не успела зацепиться, задохнулась от ужаса и… полетела.
Было больно.
Больно настолько, что Райна за долю секунды до того, как потерять сознание от шока, порадовалась тому, что умирает.
*****
С тех пор она не приближалась к огню и не касалась зажигалок.
Хорошо, не совсем несчастный случай, но у нее не было выбора! Не убийство — самооборона, — ведь есть разница?
Нет разницы. Теперь нет.
Стопка холстов — она вложила в них время и душу, вложила в них себя. Она любила, когда рисовала — то, что пыталась изобразить, процесс, себя в тот момент.
Сожжет?
Да, сожжет. Посмотрит на них всего лишь минуту, попрощается, а после вновь щелкнет колесиком.
Очередная пройденная черта. Да будет так.
Едва Райна приняла для себя бесповоротное и окончательное решение, как в кармане завибрировал сотовый.
*****
— Вы снова пили и ничего не ели?
— Снова.
Она не чувствовала ни вины, ни угрызений совести — этот вечер — ее болезненный шаг в будущее. Важный и необходимый. И никто не посмеет упрекнуть ее в том, что она напилась накануне.
Но Рид и не упрекал. Смотрел поверх очков бесцветными глазами и молчал. Потом достал бумаги, положил перед ней на стол.
— Я собираюсь сделать рисковую ставку.
— В первый раз?
Риск никогда ее не пугал.
— Нет, не в первый.
— Так делайте.
— Вы снова не прочитаете бумаги?
— Не смогу, пьяна, — Райна помолчала; буквы на листе сливались для нее в черные плавающие линии — куча "букав", — слишком много для уставшего мозга. — Да и зачем? Я вам доверяю, всегда доверяла.
Мужчина в пиджаке помолчал. Затем его лицо ожило, в глазах полыхнул интерес:
— А я всегда хотел спросить — почему? За что вы проявили ко мне такое доверие? Ведь я не был в той компании лучшим.
— Вы понравились мне внешне.
Она не соврала. Помнила, как изучала "табло славы".
— Так просто?
— А для чего все усложнять?
— Действительно, — он все еще выглядел удивленным. — Знаете, это приятно, когда тебе доверяют. Тогда хочется сделать для человека больше.
Странно, но в этот вечер Майнрад произнес столько слов, сколько не произнес за весь последний месяц — может, тоже выпил? Как он не судил ее, она не стала судить и его. Иногда пить нужно. Иногда просто необходимо.
— Делайте ваши ставки, — она подписала бумаги. — А я доделаю кое — какие дела.
— Дела лучше вершить с утра. А ночью лучше спать.
Логично. Райна чувствовала, что устала — в голове мутилось, ныли виски.