ней не расставалась и была скорее подругой и наперсницей, чем служанкой.
Она знала все секреты своей госпожи, но была очень сдержанна и молчалива. Она никогда ни одним словом не проговорилась перед старой кухаркой, которая ничего не знает и не может ничего сказать».
Такова была история этой женщины, в сущности, банальная, как и большинства современных куртизанок, — в действительности же, очень печальная и мрачная, если сравнить этот отчет со страничкой из записной книжки, которую мы нашли у Марии Реньо. В этих строках ясно выразились разочарование, тоска и утомление, которые подавляли несчастную женщину за несколько часов перед тем, как нож убийцы перерезал ей горло. Геслер, если это был он (хотя ни Тайлор, ни я не особенно верили этой гипотезе), мог быть только одним из случайных любовников, с которым Мария Реньо старалась развеяться и забыть свое горе.
К тому же, судя по описаниям, данным хозяином гостиницы Калье, этот Геслер не мог представлять ничего соблазнительного. С другой стороны, вещи, найденные в его комнате, далеко не свидетельствовали о его элегантности.
Старый желтый чемодан был самой простой работы. В нем находились: две рубашки с метками «Г. Г.», несколько воротничков с клеймом берлинской белошвейной: «Magde, Moh-renstrasse, 27», связка ключей, два портмоне черной кожи с одной немецкой монетой в два пфеннига и одной мелкой австрийской монетой, маленький медальон с портретом женщины лет пятидесяти, одетой и причесанной по старинной моде, билет венской конно-железной дороги, две пары потертых носков и клочок избирательного манифеста в Бреславле, о котором я уже говорил.
Более тщательные обыски в квартире Марии Реньо не открыли нам ничего нового.
21 марта, когда я еще раз приступил к осмотру чемодана Реслера, ища во всех его уголках какого-нибудь знака или хоть какого-нибудь смутного указания, которое иногда находишь после многократных осмотров, мне доложили, что один из сотрудников «Журналь де Деба» желает со мной поговорить по очень важному делу.
Я велел принять его. Это был господин Вандом, еще молодой человек, который часто бывал у нас в сыскном отделении.
— Знаете ли вы, что убийца Марии Реньо арестован в Марселе? — сказал он.
— Вы шутите?
— Читайте! — ответил он и подал мне телеграмму, которую марсельский корреспондент прислал в редакцию «Журналь де Деба».
В этой телеграмме было сказано, что накануне вечером в марсельском Большом театре, во время представления «Севильского цирюльника», был арестован некий Пранцини, поведение которого казалось подозрительным, так как он раздавал бриллианты и драгоценности обитательницам одного закрытого дома.
Он не мог объяснить, откуда у него эти драгоценности, был арестован, наутро его нашли в тюрьме без чувств. Так как ночью он пытался задушить себя.
Тогда главному марсельскому комиссару пришла идея сравнить драгоценности, которые этот человек подарил проституткам, с приметами драгоценностей, похищенных у Марии Реньо, по списку, только что полученному им.
Я был поражен. Итак, газета сообщала нам, полиции, известие об аресте убийцы или, по крайней мере, его сообщника, сбывавшего похищенные драгоценности! О, бюрократия полицейской организации! О, дикая рутина, мешающая полиции пользоваться новейшими усовершенствованиями, каковы телефон и телеграф, когда ими с успехом пользуются воры, убийцы… и журналисты!..
Я поспешил к господину Тайлору, который был также поражен и, если возможно, еще более возмущен.
Мы отправились в кабинет префекта полиции, но там еще не было получено никакой телеграммы.
Тогда мы решились сами сделать запрос по телеграфу, но не главному марсельскому комиссару, так как не имели на это права, а марсельскому префекту, который должен был ответить самому префекту полиции.
Спустя несколько часов длинная официальная телеграмма сообщила нам все подробности ареста Пранцини.
В субботу вечером из Парижа в Марсель с курьерским поездом прибыл довольно хорошо одетый господин, нанял карету и велел везти себя в гостиницу «Ноай», где записался под фамилией Пранцини и назвался шведским доктором, отправляющимся в Сингапур. В двенадцатом часу ночи он ушел из гостиницы и хотел попасть на бал артистического клуба, но его не впустили, так как он не имел пригласительного билета. Тогда он отправился в кафе «Монте-Карло», оттуда уехал с женщиной, которую теперь разыскивают.
Утром путешественник возвратился в гостиницу, оделся и отправился в ближайшую церковь к обедне!
Затем он позавтракал в ресторане «Паскаль» и послал нанять экипаж; ему достали открытую коляску номер 112, которой правил кучер Берн. Сначала он велел ехать в гостиницу «Ноай», откуда затем вышел с небольшим свертком под мышкой и спросил:
— Куда ездит по преимуществу высшее общество?
— В Лоншан, — ответил кучер.
— Ну, так поезжай в Лоншан.
Доехав до монументальных ворот, он вышел, затем вернулся через полчаса, снова сел в экипаж и приказал сделать тур по Прадо.
Во время катанья он казался взволнованным, нервным и встревоженным. Наконец он обратился к кучеру и велел ехать в «закрытый дом» — так называются в Марселе этого сорта заведения.
— Самый шикарный на улице Вентомаги, у Алины! — сказал кучер.
— Поедем туда! — ответил путник. — Я ее знаю.
Там он оставался довольно долго, затем поехал обедать в ресторан «Иснар», откуда велел везти себя в Большой театр.
Однако его пребывание в «закрытом доме» на улице Вентомаги не осталось незамеченным. Он роздал проституткам ценные подарки, между прочим, золотые дамские часы и серьги.
Вполне возможно, что почтенная матрона, содержательница этого учреждения, никогда не подумала бы уведомить полицию, если бы в последнее время не была в контрах с комиссаром, которого сильно побаивалась. Господин Курт, комиссар округа, был человек энергичный и неутомимый и хотел водворить хоть некоторый порядок в этом квартале, населенном по преимуществу жрицами Венеры Meretrix.
Сообщение Алины поразило господина Курта. С замечательным полицейским чутьем, — в чем я отдаю ему должную честь, — господин Курт тотчас же сообразил, что необходимо разузнать, кто этот щедрый Крез, который дарит проституткам золотые часы с бриллиантами и серьги.
— Где найти этого человека? — спросил он у почтенной матроны.
— О, это вовсе не трудно, — ответила она, — его привез кучер номер 112, которому мы вручили 5 франков, как это принято, когда к нам привозят щедрого гостя.
Агент сыскной полиции без труда отыскал кучера Берне, дремавшего на козлах в ожидании седока, перед Большим театром.
— Я сейчас покажу вам его, — сказал он.
Войдя в залу, он указал человека, который сидел в креслах и, по-видимому, с большим вниманием перечитывал афишу.
Сыщик очень любезно попросил этого субъекта следовать за ним, тот не оказал ни малейшего сопротивления, и через несколько минут они были уже в кабинете господина Курта.
— Откуда вы взяли драгоценности, которые раздавали женщинам в публичном доме? — спросил его комиссар.