чтобы его беспокоили. В ночь на пятое, во вторник, король вернулся в Уайтхолл. Весь следующий день Нэйлер обивал пороги королевских апартаментов в ожидании, когда мандат будет составлен, подписан и скреплен печатью. Он лелеял даже фантазию, что его могут позвать и пожелать доброго пути. Но когда Хайд вернулся из присутствия, то сообщил, что его величество отправился только что на Кинг-стрит навестить миссис Палмер.
В итоге документ Нэйлеру передал младший клерк из конторы государственного секретаря. Адресован он был «Нашему преданному и возлюбленному действующему губернатору или же иному магистрату и магистратам Наших плантаций в Новой Англии».
«Карл R. Преданный и возлюбленный, приветствуем тебя. До Нас стали доходить сведения, что полковник Уолли и полковник Гофф, повинные в подлом убийстве царственного Нашего отца блаженной памяти, прибыли недавно в Новую Англию, где питают надежду укрыться от суровости закона Нашего. Согласно воле и желанию Нашему сим повелеваем и наказываем тебе, как получателю сего письма, принять меры к задержанию обоих вышеупомянутых персон и при первой возможности отправить их к Нам под строгой охраной. Мы уверены в готовности твоей и рвении исполнить свой долг и на том желаем тебе всего хорошего. Подписано при дворе Нашем в Уайтхолле, марта в пятый день…»
Нэйлер едва пробежал по мандату глазами, прежде чем сунуть в кожаную папку. «Помни, что ты служишь делу, а не человеку». Он вышел из дворца, не попрощавшись.
Той ночью он спал плохо. Наутро, после того как оделся, снял со стены миниатюру Сары и положил на ладонь. Он подумывал сунуть ее в карман. Но потом вспомнил предупреждение Хайда. Возможно, его трезвый рассудок действительно затуманен. Так не годится. Он отправляется исполнять официальную миссию, а не вершить личную месть. Он снова повесил портрет на стену.
Слуга ждал в коридоре вместе с мальчиком, чтобы доставить багаж. Нэйлер запер апартаменты и последовал за ними через сад к Темзе, где у причала стояла лодка, на которой им предстояло отправиться вниз по течению в Грейвсенд. День выдался приятный для путешествия: в ветре ощущалось теплое веяние, намек на весну. Прежде чем они выгребли на середину реки и течение подхватило их, город уступил место сельской округе и настроение у Нэйлера улучшилось.
Часам к трем он находился на борту «Принца Гарри», в своей крохотной каюте на полубаке, над самым трюмом, и наблюдал, как матросы задвигают его сундук под койку. Палуба располагалась буквально в футе у него над головой. Нэйлер слышал, как поднимаются на борт пассажиры, как моряки перекрикиваются друг с другом, как перекатывают по доскам бочки. Веревки гамака натянулись под ним, парусина обняла тело; он смежил веки и мгновенно уснул.
Проснулся Нэйлер много часов спустя, в темноте. Покачиваясь в своей люльке, он прислушивался к скрипу деревянного корпуса. Сколько сейчас времени, он не представлял.
Чтобы вылезти из гамака, пришлось изогнуться, свесив сначала одну ногу, потом другую. Затем он опустил их и встал, покачиваясь от движения корабля. Они были в море. Должно быть, в эстуарий Темзы пришел прилив. Судно отчалило, пока он спал.
Он открыл дверь каюты и на ощупь двинулся по проходу. Ему приходилось пригибаться – до потолка было едва ли пять футов. Со всех сторон доносился густой храп. У него возникло смутное представление о висящих в темноте рядах продолговатых белых тюков, похожих на готовые мутировать коконы. Он добрался до трапа и ухватился за поручни, чтобы утвердиться на ногах. Через открытый люк виднелся квадрат звездного неба. Нэйлер осторожно поднялся по ступенькам на палубу, навстречу холодному ночному воздуху, ветру и тьме: ни огонька, ни единой души из членов команды в поле зрения. Было только ощущение качки, по мере того как корабль, вспарывая гладь моря, прокладывал путь над бездной к краю земли.
Часть II. Погоня. 1661 г.
Глава 14
Даже в то самое первое утро, когда их маршрут пролегал прямо по заснеженной массачусетской равнине – то была плоская местность с вкраплениями могучих дубов и буков, не сложнее для ходьбы, чем английский парк в середине зимы, – Неду с трудом удавалось поспевать за более молодыми попутчиками. Ноги, проваливающиеся в снежную кашу, ныли, капли пота застывали на лице, борода покрылась изморозью, сердце чугунным ядром бухало в груди. К полудню, когда они добрались до края поросших лесом гор, идти стало гораздо труднее. Тропа шла вверх меж здоровенных сосен, голые стволы которых уходили к небу, а кроны образовывали сумрачный шатер, высокий, как своды собора.
Гукин первым вошел в лес, ведя в поводу лошадь. За ним следовал Уилл. Последним пыхтел Нед, стараясь наступать в оставленные товарищами следы. Слишком часто им приходилось останавливаться и ждать его. Подойдя, Уолли, отдуваясь, заверял их, что не испытывает никаких трудностей. На четвертый раз он бросил попытки притворства и согласился на предложение Уилла ехать верхом. Двое спутников закинули на плечи часть навьюченных на лошадь мешков, а Нед взгромоздился в седло, униженный и проклинающий свои старые кости.
Тропа была узкой – повозка не проедет. Время от времени где-то среди безмолвного леса срывался с ветвей и падал на землю густым водопадом снежинок пласт снега. Хотя Гукин уверял, что они следуют старинной индейской тропой от Бостонской бухты внутрь континента и ему она хорошо знакома, путникам приходилось, похоже, описывать широкие петли, и Нед заподозрил, что они заблудились. Но со временем сидящий в нем старый солдат стал улавливать смысл хитрых маневров: они то следовали по берегу реки, преодолевая, казалось, ненужное расстояние, но выходили к месту, где поваленное дерево служило мостиком через поток. Или же оказывались среди больших валунов, расположенных так, что они образовывали ступеньки, позволяющие перебраться через низменный участок, который, если бы не мороз, был бы топким. Мудрость и труды столетий, если не тысячелетий, нашли свое выражение в этом замысловатом торге с препятствиями, воздвигнутыми природой.
Когда начало смеркаться, Гукин распорядился разбить стоянку на берегу озера. Пока полковники собирали хворост, он достал из багажа сеть, нашел крепкую ветку и осторожно вышел на лед. Офицеры остановились, чтобы посмотреть. Когда лед начал потрескивать, Гукин отступил на полшага назад, пробил при помощи ветки широкую лунку, потом забросил сеть. Минут десять спустя он вернулся на берег с шестью рыбинами, серебристыми в гаснущем свете, трепыхающимися в тонких ячейках. Гукин торжествующе поднял улов.
– Господь создал край столь изобильный, что человеку стоит лишь протянуть руку, чтобы обеспечить себе пропитание.
Путники разожгли костер. Уилл, впечатленный озером