своего роста.
Ну да, я хитрая бестия, выбрала для ресторана платье спортивного стиля до щиколоток с пиджаком, чтобы к вечеру не замерзнуть, а на ноги надела удобные балетки.
Каблуки, конечно, дело хорошее, но ленивое, особенно после целого для в забегах.
А еще мне нравится, что я маленькая, а он большой. Но в этом фиг хоть одной живой душе признаюсь.
— Если ты урчал ей в трубку так же, как делаешь это сейчас, — не удержалась от очередной «шпильки», — уверена, Стеша и пары часов для тебя бы не пожалела.
— Ах, Сте-е-еша, — протянул окаянный, — окей, буду знать.
Попытка меня подначить почти увенчалась успехом, но я его подловила.
— Хочешь, чтобы я ревновала?
— Ну-у-у, было бы мило.
Он даже отнекиваться не стал.
— Было бы травмоопасно, — поспешила его разуверить. — Имей ввиду, Виктор Алексеевич, я меткая, когда злая. И под горячую руку в такой момент мне много всего подворачивается.
Вот так беззлобно друг друга подкалывая, мы завернули в «Корюшку» и заняли диванчик у окна с панорамным видом на Неву и центр города.
Как пролетели следующие часы — сказать сложно, но было безумно вкусно, весело и беззаботно. Прекрасная компания, внимание потрясающего мужчины, уютная атмосфера, быстрое и ненавязчивое обслуживание, шикарное разнообразие рыбных блюд, салатов и десертов…
О, десерты… Арский даже не прятался, когда смеялся над моей нерешительностью. Хотелось попробовать и банановый торт, и мацони с медом и свежими ягодами, и пеламуши, но остановилась на фисташковом рулете и мороженом.
И всё равно переборщила.
Вспоминая яркий момент, как я уговаривала Виктора Алексеевича открыть рот и попробовать ну очень вкусное ледяное лакомство, которое в меня уже не лезло, а он всячески наивно отказывался. Кто ж устоит, когда я так активно настаиваю. Растягиваю губы в широкой улыбке и, здороваясь с коллегами налево и направо, подхожу к своему кабинету. Пытаюсь провернуть ключ в личине и понимаю, что не выходит.
Потому что кабинет открыт.
Дверь распахиваю кончиками пальцев, заранее ожидая какого-нибудь подвоха, и, в принципе, оказываюсь права.
Иван сидит на столе, перекидывая из одной руки в другую стеклянное яйцо с изображением Капорской крепости. Этот сувенир я купила, учась на первом курсе, когда ездила туда на экскурсию. И прищурившись прожигает меня взглядом.
— Доброе утро, милая, — произносит он таким голосом, что как-то сразу накрывает понимание: добрым оно перестанет быть прямо сейчас.
— Привет, — здороваюсь и заставляю себя отмереть и войти в кабинет, чтобы прикрыть дверь.
Устраивать «кино» для любителей почесать языками, которых, как я теперь знаю, в нашем офисе до хрена и больше, желания нет.
— Что ты тут делаешь? — уточняю, проходя к шкафу, чтобы убрать сумку и снять пиджак.
Утро выдалось пасмурным, я решила не рисковать и чуть-чуть утеплилась.
— Свою девушку жду? — отвечает он вопросом на вопрос и еще раз перекидывает из руки в руку моё яйцо. — Или уже не свою?
Задерживая дыхание, наблюдаю за тем, как он ловит фигурку в самый последний момент, а потом зажмуриваюсь и сжимаюсь, гася готовый сорваться с губ возглас. Потому что Игнатов замахивается и с перекошенным злобой лицом и выдвинутой в оскале нижней челюстью швыряет её в стену. Аккурат над моим плечом.
Брызги стекла только благодаря удаче не секут мою кожу, когда стекло разлетается на мелкие осколки.
— Ты с ума сошел? — выдыхаю придушенно.
Сердце пытается пробить грудную клетку, а тело потряхивает от пережитого потрясения.
Иван будто не слышит. Он спрыгивает со стола, в два огромных прыжка подлетает ко мне, хватает за плечо и как куклу дергает сначала к себе, потом ударяет о стену.
— Ты же обещала, что останешься со мной. Ты же сказала, что всё поняла, когда я объяснил про Ольгу, — не контролируя силу, он мотыляет меня из стороны в сторону. — Но нет. Я за дверь, а ты моментально побежала перед другими ноги раздвигать? И смотри-ка, выбрала самых перспективных. Ну и? С кем тр@хается моя шлюха? С папашей или гнидой-Арским?
— Отвали, — бью его по предплечьям, пытаясь скинуть их с себя.
Ненормальный совершенно не замечает, что сжимает кулаки с такой силой, что руки неметь начинают.
Не собираюсь ему объяснять, что обещала остаться с ним, только чтобы выиграть время и иметь возможность помочь Виктору. А простить? Он дурак что ли, если думает, что измену реально простить? Папочка его заставил или деньги глаза застили — неважно — он похотливый кобель и обманщик, а значит, ничего общего между нами быть не может.
И шлюха? Реально?
Кто из нас двоих та самая личность с низкой социальной ответственностью — еще вопрос.
— Отвалить? Отвалить? — Игнатов, не привыкший к моей агрессии, раньше-то я тихой и милой была, как бабуля учила, понижает голос и белеет, — Я тебе сейчас так отвалю, любимая, добавки просить будешь!
Хватает меня за шею, дергает на себя и пытается поцеловать.
Я настолько в шоке, что замираю в его руках. Успеваю лишь отвернуть голову в сторону. А Иван словно не видит, не понимает, что я не хочу этого, хватает за подбородок и настойчиво пытается повернуть лицом к себе и добраться до моего рта.
— С ума сошел? — дрожащим от страха и гнева голосом, пытаюсь его вразумить.
Но вместо этого он сильнее впивается пальцами в мои плечи, толкает к стене, наваливаясь сверху и с силой задирает вверх мои руки:
— А ты, оказывается, горячая девочка, Вера. Что ж раньше скрывала? Я люблю сопротивление.
У меня все холодеет внутри. Ноги, и без того ватные, слабеют неимоверно. Качаю головой, не веря, что у меня нет галлюцинаций, что все происходит на самом деле, со мной, сейчас. И все еще надеюсь, что очнусь, вынырну из этого идиотского сна. Но кожа на запястьях от сильного обхвата начинает неметь, намекая, что все же это — реальность. Реальность, в которой мужчина, которого я не хочу, не желаю, который вызывает полное безоговорочное отторжение, прижимает меня к стене и прижимается ко мне сам, пытаясь коленом раздвинуть ноги.
Противно, страшно, чудовищно, но уже нет сомнений, что он всерьез.
Меня едва не выворачивает, когда он склоняет голову и впивается губами в шею, лижет и кусает ее, а вторую руку кладет на грудь.
Нет, не могу.
Пытаюсь вырваться — не поддается.
Пытаюсь его укусить — уклоняется.
Пытаюсь лягнуть — вжимается пахом в промежность.
Когда я вспоминаю, что кругом вообще-то есть люди, когда забиваю на то, что они обо мне подумают, и делаю глубокий вдох, чтобы крикнуть, он резко прижимается и впивается в губы.
Реальность