Миссис Эванс исчезла быстрее, чем кролик, юркнувший в норку.
Порез оказался глубоким и страшным. Повредив мягкие ткани трех пальцев, он обнажил кость. Получив лед, Гейл промыла рану водой, чтобы очистить и рассмотреть получше. Флоренс застонала, и Гейл, безжалостно зажав рану свежей салфеткой, подняла ее руку и попыталась сосредоточиться.
«Кровь — это, конечно, ужасно, но Роуэн говорил, что в первую очередь нужно собраться с мыслями. Холод замедлит кровотечение, и, если поднять руку над головой, это тоже поможет».
Флоренс снова застонала.
— Спокойно, дорогая. Ты до смерти перепугала бедную миссис Уилсон и миссис Эванс. Все будет хорошо. Я здесь. Сейчас займусь твоей ручкой, и ты будешь в порядке.
Гейл говорила со всей уверенностью, на какую была способна, встревоженная тем, что Флоренс балансирует на грани сознания и беспамятства.
Не выпуская раненую ладонь, Гейл повернулась к миссис Уилсон:
— Когда это произошло? Как давно?
— Минут десять тому назад, может, больше.
«Десять минут. Вряд ли она могла за это время истечь кровью. Но при том, что она постоянно отключается, могу представить, что они себе вообразили».
— Тогда все в порядке. Я знаю, что все выглядит ужасно. Столько крови. Но не нужно беспокоиться. — Она взяла у мистера Картера еще одну свежую сухую салфетку и быстрым движением сменила промокшую, сжав рану на руке Флоренс, словно клещами. — Кровотечение уже уменьшилось, видите?
Миссис Эванс вернулась, запыхавшаяся, с корзинкой, полной чистых белых квадратиков, и деревянной коробкой с хирургическими принадлежностями из кабинета Роуэна.
— Он пользуется этим!
— Благодарю, миссис Эванс. Оставьте бинты здесь, чтобы были под рукой, когда нужно будет менять промокшие. — Гейл обвела взглядом лица, смотревшие на нее в ожидании инструкций. Флоренс лежала неподвижно. — Наш главный враг — инфекция. Миссис Эванс, у вас есть на кухне уксус или алкоголь? Это больно, поэтому я хочу провести обеззараживание, пока Флоренс не будет особенно возражать.
— У меня есть немного яблочного уксуса.
— Очень хорошо.
Картер принес еще льда, и Гейл щедро обложила им руку, чтобы остановить кровотечение. Тем временем, готовясь к следующим шагам, она привела в порядок свои мысли. Под пристальным наблюдением присутствующих она полила рану уксусом и аккуратно, но быстро зашила распоротую ладонь и пальцы. Она была почти твердо уверена, что травмированы лишь мягкие ткани пальцев, а по поводу ладони оставалось только уповать, что сухожилия целы и рука бедняжки Флоренс не пострадает.
Логика подсказывала Гейл, что чем меньше швов она наложит, тем меньше проколов придется делать. Гейл надеялась, что инстинкт ее не подведет и что невидимые способности организма к восстановлению только возрастут, если ее вмешательство будет минимальным.
Закончив наложение шва, она обрезала нитку и снова щедро полила рану уксусом, затем положила на рану лед. В этот момент Флоренс очнулась.
— Что я… Почему я на кухонном столе?
Все вокруг с облегчением заулыбались.
— Из-за твоей неловкости сегодня в супе не будет лука! — с нежностью упрекнула ее миссис Уилсон и тепло сжала плечо Флоренс.
Гейл аккуратно промокнула раненую руку салфеткой и начала ее бинтовать.
— Ну вот, сейчас закончу, и мистер Картер поможет тебе спуститься, как только будешь готова.
Миссис Эванс свернула свою шаль и подложила ее под голову Флоренс.
— Нет никакой спешки! Полежи, отдохни немного. Потом Барнаби отнесет тебя в комнату. Пусть она сегодня отдыхает, да, мисс Реншоу? Так будет лучше, правда?
Гейл кивнула, лишившись дара речи из-за того, что грозная домоправительница обратилась к ней за советом. Но теперь все они смотрели на нее с новым уважением, и Гейл не знала, что сказать.
— Конечно.
— Куда все подевались? Что-то случилось? — донесся из дверей голос Роуэна.
В комнате поднялся веселый гвалт, когда все наперебой, кроме Гейл, начали рассказывать ему, что пережили, и восхвалять чудесное вмешательство его ученицы, спасшей жизнь несчастной Флоренс. Даже Флоренс попыталась внести свою лепту, показав ему свою забинтованную руку и жалобно признавшись, что большую часть пропустила.
Роуэн кивнул, спокойно выслушав их хвалебные речи, и окинул комнату внимательным взглядом. Кровь на полу и столе. Пропитанные кровью бинты и его хирургический набор на буфете. Бутылочка с уксусом и тающий лед в керамической миске рядом. Красивая повязка на руке Флоренс.
И Гейл.
Спокойная и неподвижная.
Безупречная.
— Я рад, что мисс Реншоу оказалась на месте. Флоренс, отдыхай, я пока оставляю тебя на попечение миссис Эванс и миссис Уилсон. Картер, после пережитого потрясения сегодня мы устроим всем выходной. Я сам обо всем позабочусь. Мисс Реншоу, разрешите проводить вас наверх?
Он протянул ей руку и удивился, с каким смирением она позволила ему проводить себя. Сквозь ткань сюртука он чувствовал тепло и дрожь ее пальцев. Поднявшись на лестничную площадку второго этажа, он помедлил, не в состоянии удержаться от будоражившего его вопроса:
— Вы никогда не бываете такой спокойной, мисс Реншоу. С вами все в порядке?
Она подняла голову. Черный шелк ее кудрей скользнул по щеке, обрамив ее фиалковые глаза, в которых сверкали непролитые слезы.
— Это было…
— Страшно? — осторожно подсказал он.
— Потрясающе.
«Потрясающая. Пьянящая. Необъяснимая».
Эти слова прозвучали в его мозгу в унисон с ее признанием.
— Да, — прошептал он, и его пальцы побежали вверх по ее лицу, чтобы приблизить к себе для поцелуя. — Какое же ты чудо…
— Поцелуй меня, Роуэн.
Он не нуждался в командах, но приглашение открыло шлюзы его желания к этому деятельному созданию, такому трепетному и восхитительному. Недели тревоги и муки — и она растаяла, в его руках, согрелась и размягчилась. Откинула назад голову и с готовностью раскрыла свои алые губы. Роуэн был уверен, что ни один мужчина на свете не устоял бы перед таким искушением.
Он целовал ее так, как будто она и вправду принадлежала ему, как будто ничто в мире не могло помешать ему прикасаться к ней так, как ему хотелось, зная в то же время, что в любой момент она может напомнить об обратном.
От этого нетерпения, запретного и пикантного, от которого у нее кружилась голова, Гейл чувствовала, как оживает ее тело. Поворот лестницы скрывал их от случайных взглядов с нижних этажей, но, подхваченная вихрем восторга, она в этот момент не была уверена, что услышит чье-либо приближение. Вероятность, что их могут увидеть, не остудила ее чувств, но сделала секунды уходящего времени слаще и драгоценнее.