Решение о переселении казачьих станиц причудливым образом оказало роковое влияние на судьбу председателя Терского совнаркома Ноя Буачидзе. Ингуши не стали дожидаться организованного выселения станицы Тарской, напав на нее. 20 июня возмущенные казаки прибыли за подкреплением во Владикавказ, в казармы 2-го Терского батальона. Начался митинг. Узнав о происшедшем, сюда приехал Буачидзе. Он выступил на митинге, пообещав защитить сунженские станицы. Однако три винтовочных выстрела оборвали его жизнь..
Помимо земельного вопроса, интересы казаков и находившегося под влиянием большевиков Терского совнаркома расходились и в вопросе организации государственной власти в области. Совнарком стал насаждать на местах, прежде всего в городах, новые большевистские органы власти – совдепы, что противоречило воле Съезда трудовых народов Терека, учредившего на местах национальные, отдельские и окружные советы. По признанию самих большевиков (наркомзема Ю.Г. Пашковского), за отсутствием в терских городах пролетариата, в совдепы проникали «негодная грязь» и «авантюристы», проводившие политику произвола и репрессий519. Возникновение совдепа в Моздоке и его претензии на единоличную власть стали причиной разрыва между Терским совнаркомом и терским казачеством, ведомым Г.Ф. Бичераховым. Такая политика оттолкнула от большевиков не только казаков, но и правых социалистов, выступавших прежде единым фронтом с большевиками.
В конце июня казачья фракция Терского народного совета потребовала от Терского совнаркома соблюдать соподчинение органов власти, установленное конституцией Терской области. Иначе говоря, чтобы городские Советы рабочих, крестьянских, казачьих и солдатских депутатов подчинялись соответствующим отдельским (окружным) народным советам, так же как подчинялись им станичные и сельские советы. Во главе движения казаков стал глава Моздокского отдельского совета Георгий Бичерахов.
На открывшемся 20 июня в Моздоке Казачье-Крестьянском съезде были сформулированы другие принципиальные требования: признавая власть центрального совнаркома, казаки требовали автономии от Терского Совнаркома. Они не согласны были с навешиваемым им ярлыком «контрреволюционеров»520. Но сохранять статус-кво в такой постановке вопроса означало оставить за собой земли и привилегии.
21 июня Казачье-Крестьянский съезд в Моздоке избрал исполнительный орган новой казачьей автономии – Казачье-Крестьянский совет в составе 15 человек во главе с Г.Ф. Бичераховым. Съезд потребовал прекратить вмешательство Терского Совнаркома в казачьи дела, сам совнарком переизбрать и увеличить представительство в нем казачьей фракции. При этом казачьи верхи не требовали ни пересмотра принятой конституции Терской области, ни ликвидации Терского Совета Народных Комиссаров. Казачье-Крестьянский совет объявлял своей «единственной задачей очистку народной власти от тех болезненных наростов, которые мешают ей исполнять истинную волю трудового народа…»521. Под «болезненными наростами» понимались большевики. После этого казаки были готовы делегировать своих представителей в Областной совет.
Общее настроение в казачьих станицах в эти дни передал грозненский комиссар здравоохранения Липко, проехавший через всю область: «Начиная от Прохладной, Моздока и до самой Червленной настроение такое: большевиков вешать, советы разгонять! Во всех станицах – самооборона во главе с офицерами, опять нацепившими погоны. На всех станциях коменданты проверяют документы, подозрительных снимают с поездов, расстреливают..»522
Казачье-Крестьянский совет был настроен на ведение переговоров до последней возможности, однако ситуация вышла из-под контроля. Повсеместно в станицах Пятигорского, Моздокского, Сунженского отделов начались восстания. Непосредственным поводом к ним послужили, помимо упомянутого выше нападения ингушей на станицу Тарскую, внезапный налет на Кисловодск отряда полковника А.Г. Шкуро. Хотя Шкуро появился лишь на окраине Терской области и вскоре был отброшен к Баталпашинску, казачество восприняло это как сигнал к восстанию. За Шкуро уже тогда шел шлейф легенд, хотя никакой опасности большевикам его маленький отряд тогда еще не представлял. «А имя это как-то претворилось в молве в магическое, густо окутанное таинственностью – для одних полной надежд и радости, для других – безотчетным страхом и ужасом, перед которым покорно пасовали и разум, и факты действительности», – вспоминал Д.С. Писаренко523.
Переговоры с командующим советскими войсками П.В. Егоровым велись до 23 июня, после чего казаки официально объявили Терскому Совнаркому войну. 30 июня Георгий Бичерахов предъявил Совдепу ультиматум: разоружить хозяйничавшие в Моздоке красноармейские части и сдать оружие. После того как ультиматум был отвергнут, казаки начали штурм города. Одновременно артиллерия открыла огонь по казармам красноармейцев. Захватив район, прилегающий к осетинскому кладбищу, казаки завязали упорные бои у железнодорожной станции. К вечеру Моздок был в их руках. В ходе ожесточенных боев погибло более 300 красноармейцев.
Гражданская война на Тереке началась.
«Терская область сделается на днях ареной крупных событий», – пророчески сообщал в эти дни Георгий брату Лазарю. Георгий Бичерахов в это время был подлинным вождем казаков. По свидетельству очевидцев, казаки «встречают его восторженно, как встречали Керенского на фронте»524. Сравнение с главой Временного правительства, получившего на фронте прозвище «главноуговаривающий», тоже зловеще предсказало скорую судьбу и самого Бичерахова.
В течение лета терцы развили значительный успех. Они целиком овладели Моздокским отделом, частью Кизлярского и сильно углубились в территорию Пятигорского отдела, дойдя до реки Золка. Линия противостояния протянулась от Малки у станицы Зольской через Государственную и Курскую до Кизляра525. Помимо Моздокского развернулось еще восемь самостоятельных участков (фронтов): Прохладненский, Котляревский, Владикавказский, Грозненский, Самашкинский, Курской, Кизлярский, Марьинский и Государственский526. Особенно тяжелые бои развернулись под Грозным, Кизляром, Моздоком и Прохладной. Фронты не имели соприкосновения друг с другом, и на каждом из них казачьи отряды действовали автономно.
В советской литературе и в современных работах, издаваемых в Чечне, Ингушетии, Дагестане, терское казачество показано монолитной силой, единой политически, организованной в военном отношении, хорошо укомплектованной, обученной – в общем, готовой к гражданской войне. Повсеместно в литературе встречаются фантастические сведения о численности казачьих «банд». Например, только на грозненском фронте, где три месяца, с августа по ноябрь, шли так называемые стодневные бои, их силы насчитывали до 15 тыс. штыков и шашек527. Подчеркивается, что казачьи полки возвращались с фронта в порядке и якобы были готовы к дальнейшим боям.
Ничем подобным Казачье-Крестьянский совет не располагал. Если бы располагал, то у большевиков не было бы ни одного шанса удержаться у власти. Полки действительно возвращались на родину по большей части организованно, что было в значительной мере обусловлено заботой казаков о сохранности лошадей и прочего личного имущества, составлявшего их экипировку. Но расчет на казачьи полки не оправдался: полки прибывали в порядке, но, по воспоминаниям члена Терского войскового правительства Д.С. Писаренко, «в полной апатии». Войсковой атаман давал казакам кратковременный отпуск, после которого собрать их обратно было почти невозможно. «Казачество заболевало каким-то параличом воли», – констатировал Д.С. Писаренко528. А по воспоминаниям Б. Нартова, «все стремились домой на отдых, где, вкусив сладкий мир в своей семье, казак уже с неохотой возвращался на поле войны»529.
Лишь в первые недели восстания у казаков ощущался моральный подъем, вызванный ожесточением против притеснений большевистской власти и горских разбоев. Но вскоре казачество вернулось в прежнее сонное состояние, безответственность, усталость от войны. Восстание, разгоревшееся в страдную пору, грозило гибелью урожая и неминуемым последующим голодом. Поэтому, несмотря на все усилия, Казачье-Крестьянскому совету не удалось настоять на формировании постоянных частей и свободной их переброске с одного участка фронта на другой. Казаки желали воевать непременно возле своего дома и посменно, чтобы успевать заниматься и домашним хозяйством. По свидетельству Д.С. Писаренко, «истекали две недели, приходили новые [казаки], а отбывшие свой срок с песнями расходились по домам. Ни тревога, ни бой, даже часто ни неприбытие вовремя смены не могли и на час удлинить пребывание отбывших срок на фронте. Они часто во время боя снимались и уходили по домам, оставляя командование в безвыходном положении»530.