соответствующий приступ вызван все-таки циклоидными конституциональными компонентами, только до поры до времени остававшимися латентными, скрытыми, отодвинутыми на задний план; можно говорить о том, что одинаковые по своему клиническому облику фазы соответствуют не одной, а нескольким различным конституциям; можно, наконец, идти и дальше в попытках установления связей между почвой и психозом, объясняя отдельные – клинически не характерные – компоненты фаз последнего нечистым, смешанным характером первой (например, соединением в ней элементов шизоидной и циклоидной конституций).
В некоторой связи с приведенными соображениями стоит вопрос и тождественности или различия механизмов, лежащих в основе простого, естественного развития психопатической личности, с одной стороны, и возникающих от времени до времени последней психотических приступов – с другой. Все, что мы знаем о течении последних, говорит за то, что они представляют из себя не только обострение конституциональных особенностей, а что для их возникновения всегда необходим некоторый добавок, быть может, до известной степени анологичный тому, который присоединяется к шизоидной или эпилептоидной конституции при возникновении соответствующих им прогредиентных заболеваний – шизофрении и эпилепсии; если у человека циклоидного круга развивается приступ циркулярного психоза, то можно говорить о временном расстройстве компенсации в психофизическом механизме, но какова суть этого процесса – никто не знает; это – лишь аналогия и не больше. Еще одно замечание – уже не в ограничение, а в развитие принципа конституциональной обусловленности подлежащих нашему списанию в этой главе форм. Клинический опыт не позволяет нам ограничивать область применения понятия течения по типу фаз только рамками циркулярного психоза. Мы полагаем, что эндогенные психотические приступы не прогредиентного характера возможны и вне рамок этого психоза, чему соответствует выделение нами в этой главе кроме циклоидных также шизоидных и эпилептоидных фаз и эпизодов (под последним термином мы понимаем короткие, абортивные фазы).
Фазы циклоидного круга
То, что значительная часть биологических процессов течет волнообразно, давно уже отмечено многочисленными наблюдателями в самых различных областях. Наиболее универсальным подтверждением этого положения является характерная не только для животного, но отчасти и для растительного царства смена состояний сна состоянием бодрствования. Всем известно остающееся пока загадочным явление зимней спячки у некоторых животных. В человеческом организме наиболее ярким примером подобного волнообразного ритма является женский менструальный цикл. По-видимому, и общий ход обмена веществ, и психическая жизнь подлежат действию этого закона. В частности, повседневное наблюдение учит нас, что у большинства людей их общая жизненная активность – настроение, рабочая энергия и пр. – постоянно подвергается колебаниям между периодами подъема и упадка, колебаниями, для которых не всегда удается обнаружить какие-нибудь внешние причины. Как мы уже выше упоминали, особенно склонным к таким циркулярным колебаниям психического состояния оказываются психопаты циклоидного круга. Подобные колебания могут не выходить за пределы, условно считаемые нами границами нормы. Но можно представить себе, что при простом усилении размаха колебаний вместо периодов подъема будут развиваться уже явно патологические состояния возбуждения, а состояния упадка примут форму более или менее глубоких, как бы беспричинных депрессий, причем все-таки и те и другие будут всегда возвращаться к некоторой условной норме, отделяясь таким образом друг от друга полосой ровного среднего состояния. В этом случае мы будем иметь перед собой наиболее типичный случай возникновения и смены фаз – периодический, точнее циклический, тип. Отсюда и употребление таких терминов, как циркулярный психоз, циклотимия, циклоидная психопатия и т. д.
Напомним вкратце законы течения и смены, а также основные клинические особенности этих циркулярных фаз. Как известно, они дебютируют состояниями двоякого рода, друг другу диаметрально противоположными, – возбуждения и угнетения, или иначе – маниакальными и депрессивными.
Клиническую картину маниакального состояния принято условно расчленять на три части: двигательное, интеллектуальное и аффективное возбуждение. Больные испытывают повышенное стремление к деятельности, утрачивают всякое чувство усталости, делаются чрезмерно подвижными и суетливыми, ассоциации у них ускорены и мысли сменяют одна другую, не давая возможности ни одну продумать как следует; настроение делается без повода веселым и радостным, оставаясь, однако, в то же время очень неустойчивым. Все влечения больных повышены, а задержки до крайности ослаблены. Нетяжелые маниакальные больные на первый взгляд производят впечатление просто очень веселых, общительных, остроумных, находчивых и энергичных людей. Только приглядевшись к ним, можно заметить поверхностность и отвлекаемость их мышления, чрезмерную возбудимость и неспособность считаться с ситуацией момента. Обыкновенно отмечается повышенная самооценка, сочетающаяся с неспособностью критически относиться к своим поступкам. Многие делаются эротичными, обстоятельство, особенно заметное у женщин, в обычных условиях отличающихся большею сдержанностью, чем мужчины. В более тяжелых случаях больные оказываются уже неспособными сохранять даже минимальную последовательность в мышлении и поведении. Наплыв ассоциаций оказывается настолько большим, что мысли непрерывно сменяют одна другую, не оформляясь в сколько-нибудь связное построение. Повышенная активность превращается в беспорядочное двигательное возбуждение, и деятельность больного совершенно теряет свой целевой характер, оказываясь во власти ежеминутно сменяющихся разнообразных аффектов. В крайних степенях маниакального возбуждения настроение нередко утрачивает оттенок веселости и довольства, а делается гневливым и раздражительным, приводя больного иной раз к чрезвычайно бурным приступам подлинной ярости. Изредка дело доходит до того, что больной теряет способность ориентироваться во времени и пространстве, речь его делается спутанной, а сознание заполняется бессвязными отрывками мыслей, иногда принимающими явно бредовой характер и сопровождающимися галлюцинациями. Как видно из изложенного, картина маниакального состояния в зависимости от интенсивности возбуждения может быть чрезвычайно разнообразной. В самых легких формах трудно даже говорить о наличии болезненных явлений, и, наоборот, крайние случаи принадлежат к числу самых тяжелых в психиатрической практике психотических состояний и требуют особенно тщательного ухода.
Если в маниакальных состояниях картина определяется психическим возбуждением, то в депрессивных господствует торможение: двигательное, интеллектуальное и эмоциональное. Движения больного делаются медленными, вялыми, жесты бедными, мимика как бы застывшей в выражении подавленности и печали. Большинство больных жалуется на упадок воли и нерешительность. Все мыслительные процессы протекают у них как бы преодолевая какое-то сопротивление и остаются незаконченными, им трудно припомнить, трудно соображать, и только мысли о невыносимости своего положения неотвязно лезут им в голову. Все это сопровождается непонятной гнетущей тоскливостью, ощущением какой-то нависшей тяжести, предчувствием грозящей беды, а чаще всего и переживанием какой-то собственной вины, за которую надо расплачиваться, переживанием, нередко ведущим к образованию очень упорных и стойких бредовых мыслей самообвинения и самоуничижения.
Патологический характер депрессивных фаз значительно резче бросается в глаза, чем это имеет место по отношению к маниакальным состояниям. Даже самые легкие депрессии переживаются как нечто необычное, болезненное, чем, по-видимому, и объясняется, что мягко текущие циркулярные формы, так называемые циклотимии, дебютируют обыкновенно депрессивными фазами, – соответствующие состояния