взгляд исподлобья, широкие и накачанные плечи, огромные узловатые кулаки. Кожа на руках шелушится до красных пятен. Экзема. Лазарь Ефимович говорит – на нервной почве такая болезнь.
Не лечится.
У Захара с Зиной один раз уже было. Правда, наспех.
Познакомились неожиданно, Захар получал партию перелицованных бушлатов для чумаходов. Он так называл своих работяг, вечно извозюканных в бетоне. Зину он завалил на матрац тут же, на складе.
Охнуть не успела! Но сразу стало ясно – понравился ей Захар.
Переписывались часто. Да ведь потом сколько пришлось сил потратить, чтобы не перехватили вороны-вохряки! Сам майор Савёнков, интендант из управления, не только на Аню-чертежницу, но и на Зину-швею глаз свой желтый положил. Они по делам сходились на вещевке – складах, где хранилась бэушная одежда. Сначала до Захара дошли слухи, а потом Зина письмо передала через блатных, маляву, мол, открыто предлагает, но пока не трогает и без угроз.
Пришлось идти на поклон к Мыколе Гринько, каптенармусу.
Мыкола, бандеровец недобитый, хохотнул:
– Дывись, Захарка, яка смешна у нас с тобою вышла жизнь! Пока ты румын гонял, я на Западной Украине сельсоветчиков ерошил. Застудись они в душу! По отдельности рóбили… А теперь мы с тобою на одном производстве. Я по снабжению кумекаю, ты по бетону. И вот ты приходишь и просишь меня помочь. Шоб твою бабу не замали! Я тебе так скажу: ворон ворону глаз не выклюет!
Захар промолчал. Что тут возразишь? Не очень-то и удачно ерошил сельсоветчиков Мыкола. Самому обе ноги оторвало. Да ведь и он, капитан-сапер, инженер по мостам и переправам, угодил вторично в лагерь не очень грамотно. За пораженческие настроения.
А кто-то сильно умный хоть однажды в лагерь грамотно угодил?
Захар – повторник. Солженицын, сам получивший срок примерно за те же пораженческие настроения, называл таких, как Захар, недобитыши. Оттянули первый срок, вышли на волю и попали в руки советского правосудия вторично.
Воевал Захар на 2-м Украинском фронте. Сначали они рассекли немецкую группу армий «Юг», потом освободили Молдавию и Румынию. Потом «Юг» полностью разбили и вышли на Будапешт. И Будапешт взяли! Впереди были Чехословакия, Австрия, Вена… Уже было понятно, что Красную армию ничем не остановить. Рукой подать до Берлина.
Дернул черт капитана Притулова заспорить в штабе со своим командиром. Отличным венгерским вином токай, из винограда с плесенью ботритис, отмечали победу. Захар, разгоряченный вином, высказался: дальше, дескать, наступать не надо! А надо поднакопить сил, перегруппироваться и пойти уже широким фронтом. До самого Парижа!
Начальник штаба внимательно посмотрел на Захара.
С личными делами своих подчиненных он был знаком. – Все-таки вы, батенька, недобитый троцкист… Льву-то Давидовичу Бронштейну мировая революция до смерти снилась!
Захар как споткнулся.
Неслучайно политрук употребил ленинское словечко «батенька». Ох неслучайно… И начитанность свою проявил. Знает, что настоящая фамилия Троцкого – Бронштейн. Лейба Бронштейн.
Первый раз Притулов, националист и троцкист, сел в 39-м. Освободили в 42-м, восстановили в звании и отправили на Украину. Там как раз, на юго-западном направлении, Степной фронт преобразовывали во 2-й Украинский. Воевал Захар прилично.
Боевой орден уже украшал его грудь. И вот поди ж ты…
Захара понесло. Никак не мог остановиться. Пробовал сыграть в обратку:
– Да при чем здесь Троцкий! Он уже получил свое. По заслугам. Тут, товарищ майор, дело в стратегии, а не в тактике!
Думал, что еще можно что-то поправить.
Но понимал: не проканает… Поздно спохватился.
Начальник штаба подозрительно быстро с офицерской пирушки удалился.
А они потом еще пили «Фурминт», «Шаргамушкоталь» и «Харшлевелю». С незабываемым виноградным вкусом. Отполировались, конечно, спиртиком, принесенным артиллеристами. У тех всегда было. Прицелы протирали.
Наутро Захар проснулся с головной болью и от голосов посторонних. В его письмах и дневниках уже копались особисты. Искали подтверждение пораженческим настроениям. И нашли, конечно! Как же не найти… Еще не отправленное письмо сестре в Киев, где он писал, что румынские крестьяне живут, не в пример украинцам, лучше. Цивилизованней и чище. Земляных полов в их домах нет.
И показали ему в военной контрразведке стратегию вместе с тактикой.
В Смерше били Притулова по почкам.
А закарпатский бандеровец Мыкола Гринько говорил троцкисту и пораженцу Притулову о другом. Вот они, два мужика с Украины, воевали по разные стороны баррикад. Один за советскую власть, другой – против… И чего добились? Оба в лагере. Один ворует шмотки и продукты, другой бетоном приторговывает. Кумекают и петрят.
И ради чего проходит их яркая жизнь?
– Ты, Захарка, зря не ерепенься, – сказал хитрый Мыкола, – гонор не кидай! Мы твоей жинке поможем! Мы интенданта-филина, или как его там – Совёнка, от Зинаиды отвадим.
Первая жена Захара ушла от него еще в 39-м. Развелась сразу, как только Притулова арестовали. Скрылась на Черниговщине и двоих дочек увезла. Правильно, наверное, сделала. Чтобы самой не оказаться на этапе, а дочек чтобы не отправили в спецприемник для детей врагов народа. По девочкам-близняшкам Захар скучал. Они ему снились.
В кудряшках, обе с белыми бантами и в матросках.
Слово свое Мыкола сдержал. Больше интендант Савёнков к Зинаиде не прицукивался. Не подходил даже. Вот какая власть была у каптерщика Гринько!
Захар попросил Мыколу:
– Можешь рассказать, как ты с майором договорился?! Гринько построжал:
– С такими уже не договариваются… Двое моих хлопцев, с финарями, в офицерском нужнике, под очком, гражданина интенданта дождались. Как нужду он справил, так и прихватили его за яйца… Ножичками пощекотали. Да. Ну, слегка испачкались в говнеце. Обосрался майор. Зато сразу понял, кого ему не надо водить на распалку. Чтобы остаться при своих мужских интересах. И не пикнул даже! Пукнул – да… Кто ж без греха?!
Захар подивился изобретательности уголовников, подручных Мыколы. Теперь он хотел знать, что попросит за услугу Гринько.
Хохлы на халяву, тем более на зоне, ничего не делают.
– Ты, Захар, с Зинаидой поговори. У нее там портних много. Мне, калеке, много ли надо? Раз в месяц на склад подъеду… Они ведь у нее ловкие, бисовы дочки! Я как-то раз наблюдал. Иголки так и мелькают в руках, так и мелькают! Не все же тоби, друже, одному жировать… Маркоташки опять же. А я, глядишь, им хлебца с маргарином подкину. Мы хороший маргарин получили, американский.
Маркоташки, на лагерном жаргоне, груди женские.
Многим портнихам даже понравился могучий хохол-обрубок.
В лагерной иерархии он дошел до высшей точки.
Сам уже не брился.
Не каждой шестерке доверишь свое горло.
Его брил ларечник Вовка, тот самый, что конфеты и разведенный мед продавал. Опасную бритву он правил на офицерском ремне.
Бритва в руках Вовки тонко пела. И шелестела по щетине.
Начальник лагпункта был вторым в очереди на бритье. А посылки Мыколе приносил почтарь, дядя Коля Бородин.
Чалдон из местных.
На склад, к портнихам, Мыкола повадился.
Гораздо чаще, чем договаривались.
Месяца через два он сам явился к Захару. Притулов понял