Читать интересную книгу Мико - Эрик Ластбадер

— ...здесь.

Он вскинул голову:

— Прошу прощения. Я...

— Задумался, — закончила она фразу. — Да, я это заметила. — Ее глаза, глаза Михаила, смотрели прямо на него.

— Думаю, пора нам поплавать.

Вздохнув, он кивнул. Она любила повторять, что хорошая разминка для тела — хорошая разминка для ума.

Таня включила “АСПРВ” — Активную Систему Поиска в Реальном Времени, новейшую разработку, которую “семья” установила на Красной Станции по приказу ее директора. Эта система теперь следит за всеми входящими и исходящими сообщениями. В этом режиме она была запрограммирована Минком для того, чтобы самостоятельно управляться с первыми тремя номинальными уровнями данных. Для уровней с четвертого по седьмой она должна была ждать инструкций Минка, как действовать в каждом конкретном случае.

Они поднялись на лифте на три этажа вверх и прошли две электронные проверки безопасности.

У раздетого Минка было стройное крепкое тело, по крайней мере лет на десять моложе его истинного возраста. Издали казалось, что это совершенно обычное, нормальное тело, но когда подойдешь ближе, различимы твердые рубцы и шрамы, пятна белой омертвелой кожи, безволосой и глянцевой. Лубянка усердно поработала над ним.

Он мастерски, почти без брызг, нырнул в воду. Через мгновение Таня последовала за ним в бассейн олимпийских размеров. На обоих были простые нейлоновые купальники. Минк с восхищением смотрел на ее гибкое мускулистое тело. Он ценил ее быстрый ум, ее неистощимую изобретательность по части ловушек для русских в их собственной игре, но забывал о ее физическом совершенстве, и такие минуты, как сейчас, заново поражали его, как гром среди ясного неба. У нее были широкие плечи и узкие бедра спортивно развитой женщины, но ничего мужского в ней не было. Просто сильная женщина. Минк никогда не делал типично мужской ошибки, приравнивая первое ко второму.

Они без остановки переплыли бассейн взад-вперед десять раз, следя за скоростью и энергией друг друга и подбадривая себя этим.

Как обычно, это соревнование выиграла Таня, но с меньшим отрывом, чем несколько месяцев назад.

— Совсем немного не дотянул, — сказал он, переводя дыхание и вытирая воду с лица. — Совсем, черт возьми, немного.

Таня улыбнулась в ответ:

— Ты тренируешься больше, чем я. Мне следует об этом помнить.

Выйдя из воды, он уселся на бортике бассейна. Его темные волосы прилипли ко лбу, придавая ему вид римского сенатора. Светло-серые глаза казались неестественно большими. Недавно он сбрил свои густые и жесткие усы и приобрел удивительно мальчишеский вид — ни за что не дашь его сорок семь.

Таня, все еще не выходя из воды, терпеливо ждала, пока он заговорит. После разговора с доктором Киддом в Нью-Йорке у него все время было суровое выражение лица. Она не знала, о чем они говорили, но надеялась, что этот разговор — единственное, что его тревожит.

Он был мужчиной, которому при иных обстоятельствах она бы была не прочь понравиться. В нем было то, что больше всего восхищало ее в людях: интеллектуальная внешность.

— Все это проклятый Николас Линнер. — Минк говорил, как всегда, резко, отрывисто. — Думаю, им надо заняться как можно скорее.

Теперь она поняла, о чем они разговаривали с доктором Киддом, но ничего не сказала.

Серые глаза Минка остановились на ней:

— Ни секунды не сомневаюсь, что этот подлец мне не понравится; слишком уж он себе на уме... И конечно же, чудовищно опасен.

— Я прочитала досье, — сказала она, вытягиваясь с ним рядом. — Агрессия не в его природе.

— О да, — согласился Минк. — И это наш ключик к нему. Пока он на нашей территории, хлопот с ним не будет. Следовательно, мы должны держать его поблизости и сразу избавиться от него, когда получим то, что нам надо. — Он провел руками по своим почти безволосым бедрам. — Потому что если позволить ему вернуться на свое поле, тогда помоги нам Господь! Мы потеряем его, русских и вообще все.

* * *

— Алло?

— Ник... Ник, где ты был? Я весь день стараюсь до тебя дозвониться!

Он что-то буркнул в ответ. Веки его были будто склеены.

— Ник?

Его одолевали видения. Он мечтал о Юко. Свадебная церемония перед могилой Токугавы, черный бумажный змей, реющий в небе, серые чайки, спешащие в укрытие. Юко в белом кимоно с темно-красной каймой, оба они перед буддистским священником. Негромкие песнопения, как снег, кружащийся между ветвями сосен.

— Ник, ты где?

Он держал ее руку в своей руке, пение становилось громче, она поворачивает голову, и... перед ним пожелтевший от воды череп. Он отшатывается, потом видит, что это Акико. Акико или Юко? Кто же из них? Кто?

— Прости меня, Жюстин. Вчера была свадьба Сато. Празднование продолжалось до...

— Ничего страшного, — сказала она, — у меня фантастические новости.

И только сейчас он заметил в ее голосе нотки волнения.

— Что случилось?

— В тот день, когда ты улетел, я разговаривала с Риком Милларом. Помнишь, он рассказывал мне сказки про необыкновенную работу? Так вот, я ее получила! Я так волновалась, что приступила к ней прямо в пятницу!

Николас провел рукой по волосам. Близился рассвет. Он все еще жил событиями вчерашнего дня, он все еще не мог забыть тот головокружительный миг, когда Акико медленно опустила веер. Это лицо! Его преследует одно и то же видение, он потерял ощущение времени и обречен снова и снова переживать тот ужасный миг, пока... не найдет ответа.

— Ник, ты хоть что-нибудь уловил из того, что я тебе сказала? — Теперь в ее голосе слышалось раздражение.

— Я считал, что ты хочешь работать сама на себя, Жюстин, — ответил он, хотя мысли его по-прежнему были далеко. — Не понимаю, зачем тебе связывать себя...

— О Боже, Ник! — Ее зазвеневший рассерженный голос наконец дошел до него. Это уж чересчур: его согласие на отвратительную работу, то, что он так далеко сейчас, ее страшное одиночество этими долгими ночами, когда неумирающий дух Сайго возвращался и кружил над ней, а теперь еще его невнимание — точно так же уходил в себя ее отец, когда она больше всего в нем нуждалась. Как же ей нужен сейчас Николас! — “Поздравляю! — Вот что ты должен был сказать: — Я рад за тебя, Жюстин!” Что, это так трудно?

— Конечно, я рад, но мне казалось...

— Боже мой, Ник! — Что-то в ней прорвалось, будто широкий поток хлынул сквозь дамбу. — А не пошел бы ты к черту?

И на другом конце провода воцарилась мертвая тишина. Когда он попробовал набрать ее номер, раздались короткие гудки. “Ну и ладно, — с грустью подумал он. — Сейчас я не в том состоянии, чтобы приносить извинения”.

Голый, он опять улегся в постель, на покрывало, и задумался над тем, как часто воспоминания предавали его.

* * *

Ровно в 9 утра мисс Ёсида негромко постучала в дверь его номера. Точно в назначенное время.

— Доброе утро, Линнер-сан, — сказала она. — Вы готовы?

— Готов, но признаться, я не успел купить... Она вынула из-за спины руку и протянула ему длинный аккуратный сверток.

— Я взяла на себя смелость принести ваши благовонные палочки. Надеюсь, это вас не обидит?

— Напротив, — ответил он, — я вам весьма признателен, Ёсида-сан.

Было воскресенье. Грэйдон находился в Мисаве, навещая сына, а Томкин все еще валялся в постели, пытаясь избавиться от простуды. Самое время для исполнения семейного долга.

В салоне лимузина с затемненными стеклами на выезде из города Ник обратил внимание, что она сменила макияж. Сейчас ей можно было дать лет двадцать, и он осознал, что не имеет четкого представления о ее возрасте.

У нее был спокойный, почти отсутствующий вид. Она сидела на заднем сиденье по другую сторону от него, сознательно оставив пространство между ними, которое могло бы означать и стену.

Несколько раз Николас порывался что-то сказать, но при виде ее сосредоточенного лица умолкал. Наконец мисс Ёсида расправила плечи и повернулась к нему. У нее были огромные глаза. Солнечные лучи скользнули по ее лицу. На ней было обычное кимоно, оби и гэта — традиционный японский наряд, мешавший точно определить ее возраст.

— Линнер-сан, — начала она, запнулась и умолкла. Он увидел, как она глубоко вздохнула, будто набираясь смелости, чтобы продолжить разговор. — Линнер-сан, пожалуйста, простите меня за то, что я хочу сказать, но меня несколько смущает, что при обращении ко мне вы используете слово “аната”. Осмелюсь вас просить применять более подходящее — “омаэ”.

Николас задумался. То, что она говорила, означало, что эмансипация женщин в Японии — пустые слова, дань переменам, происшедшим в современном мире, на самом деле мужчины и женщины при обращении по-прежнему пользовались разными формами речи: мужчины, обращаясь, приказывали, женщины просили.

Аната и омаэ означало одно и то же — вы. Мужчины пользовались словом омаэ, обращаясь к тем, кто был их уровня или ниже. Естественно, женщины подпадали под эту категорию. Разговаривая с мужчинами, они всегда применяли слово “аната” — более вежливую форму. Если им даже и позволялось пользоваться менее вежливой формой, тогда неизменно следовало обращение омаэ-сан. И, что бы ни говорили, Николас понимал, что это порождало в женщинах раболепный характер мышления.