Читать интересную книгу Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него - Юрий Чернер

— Ну что же, придется просто запоминать.

Контактер оглянулся еще раз и прошептал:

— Что-то мне здесь не нравится.

— А как же материалы? — спросил «полковник».

— Передайте мне портфель, и уйдем отсюда.

«Полковник» выставил портфель на стол перед ним. Это было сигналом для двух специальных агентов, следивших за ними все время, приблизиться к их столику.

Когда агенты ФБР назвали себя, «Шульц» явно заволновался, побледнел и стал говорить, что просто зашел в бар выпить. Джи-мены потребовали предъявить документы. Он показал удостоверение на имя Максима Мартынова, члена Советского представительства при Организации Объединенных Наций, обладающего дипломатическим иммунитетом. Агенты ФБР тогда сообщили Мартынову, что он уличен в совершении акта шпионажа. К тому времени Мартынов взял себя в руки и отказался говорить далее с агентами. Он поманил официанта, оплатил выпивку и, не потрудившись дождаться сдачи, схватил шляпу и вышел из бара. Наружное наблюдение показало, что он вскочил в автобус и поехал непосредственно в штаб-квартиру советской делегации при Организации Объединенных Наций.

21 февраля 1955 года Госдепартамент объявил Мартынова персоной нон грата в связи с его шпионской деятельностью, и через три дня он отбыл из Соединенных Штатов.

Биографическая справка

Мартынов Максим Григорьевич, родился 17 февраля 1915 г. в Ленинградской области СССР. Прибыл в США 12 ноября 1951 года, как член советской делегации при Организации Объединенных Наций. Несколько раз выезжал в Россию, в последний раз въехал в Соединенные Штаты 3 ноября 1954 года по советскому дипломатическому паспорту. Полковник советской армии…

В самом конце пятидесятых была проведена масштабная специальная операция, данных о которой немного — но то, что известно, заслуживает внимания. Активному советскому агенту Олегу Калугину был «подставлен» интересный персонаж для вербовки — гражданин США, инженер-химик А. Котлобай, сотрудник одной из работающих на Пентагон фирм по производству твердого ракетного топлива. Первая информация, предоставленная «Куком» (такую кличку дали ценному агенту), представлялась перспективной и очень интересной, и уж во всяком случае, стоящей понесенных затрат. Затем «Кук» передавал еще и еще сведения, и все время создавал впечатление, что наиболее важное и перспективное он никак не может передать в донесениях. Намек был, наконец, понят, и в 1964 году после масштабной и дорогой операции агент оказался в СССР. В течение двух лет ему создавали все условия для работы — и вот, наконец, оказалось, что вся информация, и переданная, и «привезенная» Куком, — хорошо выстроенная дезинформация, разработка одной из веток научно-технического исследования, ведущей в тупик. Советские специалисты оценивают материальный ущерб от этой «операции» в сумму порядка 80 миллионов долларов.

С сожалением надо констатировать, что наиболее значительные достижения ФБР во времена холодной войны, то есть разоблачения «красных» шпионов, советских и из других стран соцлагеря, происходил не столько в результате «собственной» работы ФБР, хотя на слежку за дипломатами и вообще иностранцами сил не жалели, сколько в результате предательства.

Два важнейших перебежчика из КГБ, Анатолий Голицын и Юрий Носенко, «достались» ЦРУ; начальник контрразведки ЦРУ Джим Энглтон, весьма одаренный и авторитетный работник, не спешил делиться с ФБР полученной информацией, за исключением прямых указаний на советских агентов, подлежащих аресту или высылке. Но у джи-менов были и собственные «кроты», и «собственные» перебежчики. Важнейшими из них были завербованный в 1961 году офицер ГРУ Д. Поляков[42], и старший оперработник научно-технической группы нью-йоркской резидентуры КГБ, полковник, Герой Советского Союза Алексей Кулак.

Ранней весной 1962 года он пришел в офис нью-йоркского отделения ФБР и предложил свои услуги в качестве агента. В подтверждение своей готовности к сотрудничеству он «сдал» очень ценного агента КГБ, американца украинского происхождения Джона У. Бутенко, от которого поступала первоклассная информация о системах связи и управления ВВС США. Бутенко приняли в тщательную разработку, собрали достаточно материалов и в октябре 1963 года арестовали во время встречи с контактерами, кураторами и связниками КГБ Глебом Павловым, Юрием Ромашиным и Игорем Ивановым. Первых двоих, обладателей дипломатического иммунитета, а также Владимира Оленева, сотрудника советского представительства при ООН, который несколько раз встречался с Бутенко, выслали из страны, а Игоря Иванова судили, приговорили к двадцати годам — и только спустя несколько лет нервотрепки обменяли на нескольких советских диссидентов. Профессиональной заслугой ФБР надо признать то, что они сумели так отобрать и сформулировать обвинительный материал, что тень подозрения на А. Кулака не упала. Он проработал в США еще более десяти лет, поставляя американским спецслужбам секретную информацию о советских ракетных и ядерных разработках, а также то, что ему удавалось узнать об агентуре советской разведки. Гувер считал «Федору» — этот псевдоним был присвоен Кулаку — совершенно надежным информатором; начальник контрразведывательного управления ФБР Уильям Салливан не разделял уверенности Гувера, но, во всяком случае, основные операции джи-менов против советской агентуры в шестидесятые опирались на информацию от Федоры.

Еще большие сомнения в надежности Кулака как источника были у ЦРУ и, надо прямо сказать, основания для этого были весьма серьезными. Часть сведений, сообщенных Федорой джи-менам и переданной ими в ЦРУ, не совпадала со сведениями, полученными от перебежчиков Голицына и Носенко. Некоторые совпадали, но с ложными сведениями (например, с информацией Носенко о присвоении ему очередного звания и намерении КГБ срочно отозвать его из Швейцарии, что стало основанием для вывоза капитана разведки с семьей в США).

Многочисленные «проколы» Федоры объяснялись не тем, что он был двойным агентом, а особенностями характера самого А. Кулака — он «сливал» новым хозяевам не только настоящую информацию, но и сплетни, слухи и просто распространяемую КГБ дезинформацию, не обладая умением анализа, отбора и сортировки. Высокий статус в Первом главном управлении КГБ, весьма хорошая репутация, в том числе и как вербовщика, в его конкретном случае не отвечали личным качествам работника. Грубоватый, циничный, любитель застолий и прочих мужицких радостей, удовлетворительно технически образованный, но отнюдь не умница и интеллигент, Кулак оказался на переломе пятидесятых — после громадных потрясений в советской разведке, — выдвинутым на работу, которая превосходила его возможности. При нормальном развитии событий через пару лет его бы заменил более молодой и высококвалифицированный разведчик нового поколения, — возможно, тот же Игорь Иванов. Предательством и сотрудничеством с ФБР Кулак спас свою карьеру в КГБ: ведомство Гувера не только тщательно оберегало его от разоблачения, но и своевременно подкармливало второсортной информацией, которая, тем не менее, давала возможность Кулаку подтверждать реноме высокоэффективного разведчика.

Правильно ли трактовали в ФБР особенности Кулака, или просто четко выполняли профессиональные нормы контрразведки, сказать трудно — на этот счет не оставили меморандумов ни Гувер, который безусловно и последовательно поддерживал «Федору», ни Салливан (тем более, что он в расцвете карьеры погиб на охоте). Но во всяком случае, до смерти Гувера и возвращения Кулака в Москву не было никаких признаков изменения отношения к агенту. Проявило заботу о нем и ЦРУ: узнав о готовящейся публикации некоторых сведений из архивов ФБР, они направили в Москву специального агента, который предупредил «Федору» об опасности и необходимости прекращения контактов с резидентурой в Москве. Так что первая утечка информации произошла только в 1978 году, когда журнал «Нью-Йорк» опубликовал интервью с писателем Эдвардом Эпштейном, создателем довольно интересной книги о событиях, связанных с убийством президента Кеннеди. В интервью, а затем в книге были названы кличка, время сотрудничества с ФБР, город, официальное место работы, даже с уточнением конкретного подразделения. Эти сведения могли относиться не более чем к десятку советских разведчиков — и всем стоили карьеры. Серьезные подозрения были также брошены — в результате спец-операции ЦРУ по дезинформации, — на бывшего сотрудника ООН Виктора Лесновского. Наименьшие подозрения пали именно на Кулака; он умер в 1983 году, что называется, «своей смертью» (злокачественная опухоль), и его даже не успели допросить. Хотя под подозрение он попал, о чем свидетельствует отстранение его от настоящей разведработы и направление вербовщиком в институт, который он некогда сам закончил. До «перестройки» предательство А. Кулака в КГБ замалчивалось — но это уже факт истории КГБ, а не ФБР.