— Да ты меня не стращай! Уже пуганы-перепуганы. Не таких видали. Лучше помоги быстрее от Фески здыхаться. Страх надоело с ним тягаться.
В том, что я застал Меньшикова в Могилеве, была большая доля везения. Александр Данилович на месте не сидел. Пребывал в постоянных разъездах: смотрел войска, укрепления, дороги. Пряником и кнутом, лестью и угрозами исполнял волю государя.
Могилев оказался больше Полтавы. И стены повыше, и укрепления лучше. Не зря здесь остановился фаворит Петра. Жил он в большом каменном доме, в "гостях" у городского головы. Во дворе беспрестанно суетились слуги. У дверей на посту стояли солдаты, громко покрикивали офицеры. Просители боязливо жались к забору, терпеливо дожидаясь, когда дойдет очередь и до них.
Велев никуда не отлучаться, красавец-драгун отогнал повозку с "подарком Его Светлости" на задний двор. Туда же вскоре препроводили и нас.
Оружие не забрали, и это показалось мне добрым знаком.
Спешившись, привязали коней к уже опустевшей повозке, сиротливо стоявшей невдалеке от напоминавшего большой сарай, деревянного дома. Похоже, о нас забыли. Я уже стал поглядывать по сторонам, думая что бы предпринять?
Стража и та откровенно дремала… Тем неожиданней стало ее пробуждение.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появились красный, словно вареный рак, мой недавний провожатый в компании двух здоровенных, одетых в старые потертые драгунские мундиры солдат.
Он сердито ткнул в мою сторону пальцем и быстро пошел прочь. Я и без телепатии почувствовал его желание броситься наутек. Да видать гордость не позволяла.
— Соизвольте, господин хороший, пройтись с нами! — казенным, лишенным эмоций тоном предложил мне один из "драгун". — Пистоли и сабельку оставьте слугам.
— Ну, давай, казачок, поживей! — раздраженным голосом добавил другой.
За дверью "сарая" был темный, сырой коридор и небольшая зала, где дежурили пять солдат при оружии. Отсюда вели еще три двери. В одну из них шагнули мы.
Комнатенка, в которую попали, невзрачная. Через овальное оконце с зеленоватым стеклом робко, словно опасаясь потревожить полумрак, пробивается свет. Грубо отесанные доски на стенах и потолке, особенно в щелях, успели зарасти синевато-зеленоватым мхом. Земляной пол засыпан золотистыми опилками. Ну, прямо как на арене цирка в моем вещем сне. От этого сразу стало как-то не по себе.
Правда, на стенах вместо ярких прожекторов как бы нехотя мигают масляные светильники. Посреди этой берлоги стоит большой дубовый стол, на котором кроме подсвечника с тремя не горящими сейчас свечами в живописном беспорядке валяются бумаги и гусиные перья.
За ним на высоком стуле, немного сутулясь, сидит щуплый с нездоровым цветом лица офицер. Поверх потертого мундира накинута меховая безрукавка. Однако и в ней он безнадежно мерзнет.
Точно таким же холодом окатил душу его мерзкий змеиный взгляд. Да и голос показался мне похожим на шипение.
— Хорош…ш… вот ты какоф-ф, посланник Кочубея и гроза шведских шпионоф-ф… Проходи, садись… Табуреточку видиш-шь? Не робей… герой…
Двери за мной "драгуны" плотно затворили, да так возле них и замерли, словно восковые статуи в музее.
Подойдя к "удаву" сел на предложенный табурет.
— Зовут меня – Ш…Шеин… Подполковник Дмитрий Александрович Шеин… Мы доверенные по секретной части светлейшего князя Александра Даниловича Меньшикова. А как, позвольте узнать, мне следует величать вас?
Кроме шипения и гипнотизирующих глаз удава, как мне почудилось, мелькнул и раздвоенный язык. Стряхнув наваждение, я взял себя в руки. Что-то не припомню среди исторических личностей этого гада. Какой-то боярин Шеин вроде был. Но, конечно же, не этот подполковник. Да и мало ли на Руси однофамильцев? А посему, думаю, можно с ним особо не церемониться. Если, конечно, вынудит…
— Андрий Найда, ваша милость. Посыльной генерального судьи Васыля Кочубея. С лыстом от Его Светлости…
— Ну-ка, давай его сюда… "лыста твого" поглядим… Нет-нет, голубчик, вставать не нужно.
Шеин щелкнул пальцами, и одна из восковых фигур у входа мигом ожила. Удивительно тихо для такого грузного тела подошла ко мне, протянула руку.
В нее я вложил, достав из-за пояса, письмо Кочубея.
Дмитрий Александрович бесцеремонно взломал печать, быстро пробежал глазами.
— Так, так… Неймется… А ты, Андрий… Найда… знаешь, что в нем? Грамотный?
— Да как же это, ваша милость? Разве ж можно? Хотя и грамоту знаю…
От его чуть заметной ухмылки мне вновь стало не по себе.
— Но-но, казачок! Не переигрывай! Дурачком здесь нечего прикидываться! У меня этот счет нюх тонкий. Со мной этот номер не пройдет!
"Вот это да! — подумал я. — Насквозь видит… или что-то знает. Нет же! Интуиция! Вот и попробуй с таким без телепатии. Живым сожрет! Гадина! Нашим префектам до него как до сверхновой…"
— Простых казачков с такими вот письмами не шлют! — продолжал Шеин, как бы поясняя свою мысль. — Тут должно быть доверенное лицо. Спрашиваю второй и последний раз – что в письме, знаешь?
Теперь в его голосе звучала откровенная угроза.
— Ничего не знаю! Посыльный я! Хоть убейте!
— Ну, за этим дело не станет… — кровожадно ухмыльнувшись, начал, было, Шеин.
Ну а мне целиком провалившуюся версию пришлось подкреплять мощным телепатическим ударом. "Удав" даже за голову схватился. Ну что? Получил! Мало? Давай еще…
— Ладно… ладно… пусть так… — не понимая, почему мне верит, бормотал он. — Тогда скажи мне, "мил человек", другое: как ты выловил этого шпиона. Кстати, имя его знаешь?
— Феско Флюс…
— Так вот, твой Флюс твердит, что он вовсе не шпион, а мирный торговец, на которого ты со своими головорезами напал и ограбил. Притом прямо в трактире. Убил двух слуг. Это верно? Просто посыльный…
Похоже, "удав" уже успел очухаться, его взгляд вновь гипнотизировал, выворачивая наружу, а в мозгу лавиной росло недоверие… и злость.
— Да, побили, чтобы живым взять, да еще и эту карту…
Шеин опять щелкнул пальцами, и свернутая в тонкую трубку кожа "перекочевала" в его руки. На ее изучение пошло намного больше времени, чем на донос Кочубея.
— Ловок… зело ловок, казачок, а прикидываешься "дурныком"… Скажи, как узнал, что зовут его Феской? Что шпион, что несет карту? Неужто кричал на всю корчму?
— Да по губам я читать умею… — брякнул я первое, что пришло на ум, — еще в детстве дьяком научены.
Дмитрий Александрович расцвел счастливой улыбкой, которая, впрочем, ничего хорошего не предвещала.
— Ай да молодец! По губам, говоришь, в полумраке, с расстояния десяти шагов… Ай да умелец! Сейчас я тебе шепну – а ты прочитай!