– А что с ней? – слегка встревожился Рудольф Константинович.
– С ней-то? Ничего.
Анна могла бы поклясться, что Лена усмехнулась.
– Не понимаю вашего тона и ваших намерений, – одернул девушку Гиршман. – При чем тут моя жена?
– При том, что это она убила Сашеньку.
– Что за бред?! – мгновенно вскипел Гиршман. – Что вы себе позволяете?
Лена заговорила быстро, глотая слова и постоянно сбиваясь, словно боялась, что ей не дадут высказать наболевшее.
– Она ненавидела ребенка! Я уверена! Я так любила мальчика, а она совсем не подходила к нему, не говоря уже о том, чтобы взять на руки. Она постоянно раздражалась, когда он капризничал, старалась побыстрее уйти.
– Это неправда. Я сам видел, как она часами играла с сыном по вечерам.
– Только потому, что вы были рядом. Как только вы уходили, она сразу же спихивала малыша мне и уходила. Она волчицу эту проклятую любила больше, чем родного сына!
– Вы несете околесицу. При чем тут убийство? Джала, возможно, не принадлежит к числу женщин, которые, произведя на свет ребенка, превращаются в кудахтающую наседку, но она никогда не причинила бы вреда мальчику. Она родила его! Я начинаю понимать, чем вызвана ваша клевета: вы просто завидуете Джале. Завидуете тому, что у нее есть ребенок, а вам не суждено испытать счастье материнства.
Раздался сдавленный вскрик.
– В чем дело? Думаете, я не знаю? Ошибаетесь, Елена, я давно навел справки и в курсе того, что вы никогда не сможете иметь детей. Я мог бы вам посочувствовать, но человек, обливающий грязью другого из-за собственной ущербности, вызывает у меня только отвращение.
– Вы думаете, что я вру? – полузадушенным от сдерживаемых рыданий голосом пролепетала Лена. – Как вы можете говорить такое?
– А вы? Обвинять мать в убийстве собственного ребенка! Кроме того, вы забыли, что Сашеньке перегрызли горло. Это сделала волчица, а не человек.
Анна была настолько поражена услышанным, что не сразу уловила посторонние звуки. Кто-то шел по дорожке, явно стараясь не производить излишнего шума. Но в темноте он пару раз оступился, попав ногой в лужу, этот тихий всплеск Анна и услышала. Но, к сожалению, ничего сквозь стену винограда не увидела.
Крадущиеся шаги замерли. И в этот момент замолчавшая было Лена снова заговорила:
– Я уверена, что волчица не сама по себе бросилась на Сашеньку. Ее специально натравили. Более того, ей помогли попасть в спальню.
– Мне кажется, вы абсолютно помешались от горя, – едва сдерживая раздражение, заявил Гиршман.
– Ничуть. Я знаю, что говорю. Каждый вечер я плотно закрываю дверь детской, чтобы ее не распахнул сквозняк в коридоре. Если помните, там на двери имеется язычок. Чтобы попасть внутрь, нужно нажать на ручку. Волчица не смогла бы этого сделать! – выложила девушка последний аргумент. Но Гиршмана он не убедил.
– Значит, вы просто забыли закрыть дверь, – сказал он, теряя терпение, – а теперь хотите свалить вину за собственное разгильдяйство на хозяйку. Это мерзко.
– Нет, виновата она! Она впустила зверя в детскую и натравила его на мальчика! Это она! Она!!
– Хватит! – рявкнул Гиршман так, что Анна даже подпрыгнула. – Немедленно убирайтесь из моего дома. И не смейте повторять чушь, которую сейчас несли!
Лена всхлипнула, потом зарыдала во весь голос. Раздался удаляющийся топот ее быстро бегущих ног. Потом она внезапно остановилась и выкрикнула:
– Я все равно докажу, что ваша жена – убийца! Костьми лягу, а докажу! Ради Сашеньки!
Анна почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки. Уши заложило, в горле как будто поработали наждачной бумагой. Сдерживая рвущийся наружу кашель, Анна вцепилась руками в горло.
Лена говорила страшные вещи. Видать, и вправду помешалась от горя, любя мальчика, как любила бы собственного ребенка, которому не суждено было родиться. Но поверить в ее обвинения невозможно. Кроме доводов, которые привел Гиршман и которых было вполне достаточно, Анна могла бы предъявить еще один – она собственными глазами видела, как Голем прошлым вечером запер Джалу в комнате. И пусть ей не слишком нравилась похожая на снулую рыбу Джала, но обвинять ее в убийстве сына она не стала бы.
Шаги Гиршмана, ушедшего в сторону дома, стихли. Того, кто проходил по дорожке, ведущей в беседку, тоже не было слышно. Анна, дрожа от озноба, осторожно выглянула, убедилась, что путь свободен, и выскользнула из беседки. Но пошла не к дому, так как боялась, что, случайно встретившись с Гиршманом или, не дай бог, с его женой, не сумеет сдержаться и выдаст себя. Она блуждала по дорожкам и сама не заметила, как забрела к пруду. Стало совсем темно, но о том, что она оказалась именно у пруда, неожиданно возвестили знакомые звуки, от которых у Анны по спине пробежал холодок. Это был плач, тихий и скорбный, такой же, какой она слышала прошлой ночью.
«Господи, да она ходит сюда, как на работу!» – пробормотала Анна, стараясь не думать, что может означать сегодняшнее явление привидения. Она находилась еще слишком далеко, чтобы разглядеть, что творится на берегу пруда. Дул сильный ветер, такой сильный, что порой заглушал отвратительное хныканье. Но оно не прекращалось. Луна, похожая на «веселого Роджера» – не хватало только скрещенных костей, – появилась над самым горизонтом. Мокрые от недавнего дождя листья тускло поблескивали. Высокая трава пригибалась от ветра, напоминая бурлящий океан, захваченный штормом.
Анна, скованная страхом, поняла: ничто на свете не заставит ее вновь увидеть предвестницу смерти, стирающую свой саван и оплакивающую очередную жертву. Всхлипнув от собственного бессилия, Анна бросилась сломя голову не разбирая дороги, подальше от выматывающих душу всхлипов.
Увидев впереди светящиеся окна большого дома, Анна перешла на шаг. Дом был чужим для нее, но свет в окнах означал, что за ними находятся люди, друзья или враги – неважно. Теперь, когда она больше не слышала леденящих душу стонов, Анной овладела другая мысль: кого оплакивала Маленькая прачка? Кто должен умереть следующим? Как ни ломала она голову, ей не удавалось вычислить того, кто подвергался опасности. Аня никак не могла перестать думать об этом. В основном из-за того, что знала о том, что кто-то подслушивал разговор Гиршмана и бывшей нянечки. Человек шел медленно и с большой осторожностью, а значит, его походка отличалась от обычной. Ходят все по-разному – кто широко шагает, кто семенит, а крадутся все одинаково, на цыпочках. Кто это был? Ни единого предположения.
Сообразив, что ничего больше сделать не может, Анна стала укладываться спать, отложив все выяснения на утро, но уснуть ей никак не удавалось. За окном все еще свистел ветер. Непогода разгулялась не на шутку. Дом еще не отапливался, и в комнате было холодно. Под порывами ветра слегка дребезжали оконные стекла, этот противный звук действовал на нервы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});