— Пожалуйста! — И Кармен протянула к нему красные, исцарапанные руки.
Пума поглядел на ее красивое заплаканное лицо — и заскрипел зубами. Он ничего не мог сделать. Ничего. Броситься на помощь к ней сейчас — означало бы поторопить печальную развязку. Он глядел в эти бирюзовые глаза-озера, наполненные мольбой и надеждой на него, и ощущал угрызения совести: он не может выручить из беды пленницу своего заклятого врага! Он прибавил еще очко на счет Злого: когда-нибудь он с ним поквитается.
Пума ощутил на себе взгляд Злого и пожал плечами. Он отошел от пленницы и зло пнул кучу тряпья. Обернувшись на Злого, он увидел, как тот торжествующе улыбается. Его глаза были прищурены.
Кармен молча отошла, опустив плечи. Пума потянул за узду своего жеребца. Пума не был бы мужчиной, если бы смог спокойно глядеть в прекрасные глаза женщины и не иметь возможности помочь ей.
Солнце заходило. Индейцы готовили вечернюю пищу. Пума слушал яростные слова прекрасной испанки, направленные против Злого, и почти жалел его. Почти. Как он это терпит? Испанка ругала и проклинала Злого на чем свет стоит.
Кармен упрекала Злого в том, что он оставил старуху-дуэнью в безвестном каньоне — там, где Пума как раз нашел ее. Пума удивлялся отчаянной смелости пленницы, которая так бесстрашно набрасывалась на своего врага. Ее верностью старухе и ее смелостью нельзя было не восхититься.
Пума усмехнулся: вряд ли Злой понял многое из того, что она кричала ему. Но Пума понимал большинство слов, хотя одно озадачивало его: даже в своей ярости она не употребила ни одно из тех бранных слов, которым его выучили в тюрьме Мехико. Потом он понял: сила ее ярости была не в словах, а в голосе.
Пума оторвался от своего занятия — собирания дров для костра, чтобы еще раз полюбоваться пленницей и восхититься ею. Собирать хворост для костра — это задание специально дал ему Злой, чтобы унизить, потому что заготовкой дров и воды у апачей занимались только женщины.
Кармен была в ярости:
— Мне все равно, кто ты есть! — кричала она. Про себя она назвала его Головой, потому что его голова была непропорционально большой. — Но ни один мужчина не может называться мужчиной, если он бросает старую женщину на произвол судьбы в пустыне! В такой жаре! Да она может умереть! Может быть, уже умерла! Это будет на твоей совести!
Кармен вскоре поняла, что ее упреки не доходят до Головы, и оставила это пустое занятие. Он не понимал по-испански, а она не говорила на его языке. Она взглянула на высокого индейца с голубыми глазами — того, которого недавно умоляла о помощи. Он позволял над собой смеяться! Он собирал хворост — и ничего не предпринимал. Она поджала губы, и презрение появилось на ее прекрасном лице.
Пума поймал это выражение презрения и отвернулся с каменным лицом. Значит, она презирает его? После того, как они обменялись такими понимающими взглядами; после того, как он понял, что она доверяет ему — это презрение было для него тем горше. Как быстро она переменила свое отношение к нему! Значит, она от всех ждет предательства. Но в таком случае, чего же ожидать от испанской женщины?
И он подумал о пожилой женщине, которую отыскал на дне ущелья. Да, ужасающая жара могла бы убить ее. Красавица-испанка была права. Но она была неправа в отношении него, Пумы. Однако Пума не мог сейчас рассказать Кармен о том, что спас ее дуэнью.
Пума сжал зубы: его оскорбило презрение испанки. С мрачным выражением лица, не в силах больше выносить ее отношения к нему, он отошел, чтобы собрать хворост неподалеку и еще раз перед темнотой осмотреть лошадей.
Стало темно. Пума присел у костра вместе с бандой Злого. Весь день Злой наблюдал за ним, и Пума знал это. Наблюдал за ним и Угнавший. И все остальные. Надо как-то уйти — но не раньше, чем он найдет способ спасти донью Кармен.
К этому времени Пума уже знал о драгоценностях, которые были в небольшом кожаном мешке, привязанном к поясу Злого. Злой вслух хвастал, что сможет обменять эти красивые побрякушки на оружие, и даже аркебузы, у испанцев. Если эта смертоносная банда будет вооружена аркебузами и защищена испанскими доспехами, подумал Пума… тогда они смогут наводить страх не только на равнинных индейцев и испанцев, но и делать рейды в горы — грабить собственный народ.
К Пуме начинала приходить мысль о том, чтобы украсть и Кармен, и кожаный мешочек у Злого. А также нескольких лошадей, чтобы бежать на них. Пума смотрел на пламя костра, размышляя о том, как выполнить задуманное.
От этих мыслей его оторвал поток злобных слов, произнесенных на испанском. Пума посмотрел в сторону и увидел, что Злой подошел к Кармен и схватил ее, понуждая идти с ним. Злой был в любовном расположении духа, и это особенно взбесило Пуму. Пума настороженно наблюдал, сможет ли испанка отбиться от наглого апача. До сих пор Злой только делал намеки вздохами и жестами, но Пума знал, что скоро это кончится. Голос Кармен звенел от гнева и страха.
Ни разу больше она не посмотрела на него, не позвала на помощь, заметил Пума. Раздраженный, он бросил палку в огонь. Поднялся. Раз она так исполнена презрения к нему, решил Пума, то пусть и отбивается сама. Как только Пума встал, пятеро бандитов поднялись вместе с ним. Надо было ему прежде догадаться. Цепные псы. Он посмотрел на сжатые кулаки и суженные от злобы глаза Угнавшего Двух Коней и подумал, что при такой слежке спасти женщину будет нелегко. Пума пожал плечами и снова сел у костра.
Пума повернулся, чтобы посмотреть, что происходит с доньей Кармен. Она отбросила руку Злого, и он вышел из себя. Пума глядел на сцену с бесстрастным лицом, но ему было приятно видеть, что Злой взбешен. Ситуация обострялась. Ему было жаль женщину, вынужденную противостоять целой шайке вооруженных мужчин. Ему хотелось броситься на помощь, но он вынужден был выжидать.
Наконец Злой решил оставить пленницу в покое, но Пума был настороже. Злой не отказывался так легко от того, чего хотел. Кармен только на время казалась спасенной.
Спустилась ночь. Индейцы залегли спать: кто возле костра, кто в вигвамах. Пума бодрствовал: он подозревал за Злым какие-то намерения.
Кармен обернула свое бирюзовое платье вокруг ног и прилегла, дрожа, поближе к костру. Ее лицо было обращено к огню, а спину холодил ночной воздух. Туман спускался с гор, и вскоре спина стала замерзать, а груди было слишком жарко от костра.
Кармен вспоминала, как она отбросила домогавшиеся ее руки этого страшного человека, Головы, — и удивлялась собственной смелости. Она закрыла глаза. А другой индеец, этот голубоглазый разведчик… от него не стоит ждать помощи. Он только лишь смотрел на нее — и спокойно оставил ее один на один с Головой.