Таких ударов ей достался десяток.
По окончании экзекуции рабыня, рыдая, обвисла на цепи под балкой.
— Как ты можешь бить женщину? — спросила Лола с дрожью в голосе. — Ты, уроженец Земли?
Подойдя к ней, я рывком за волосы откинул ее голову назад, заставив рабыню закричать от боли.
— Это прикосновение слабака землянина? — спросил я.
— Нет! — испуганно простонала Лола.
— К тому же ты моя новая рабыня, которую я только что привел с рынка в дом, — прошептал я ей на ухо.
— Нет, — воскликнула она. — Нет!
Иногда девушку порют, когда впервые приводят в новый дом. В некоторых городах, включая Викторию, это считается способом дать ей понять, что в этот дом она приведена именно как рабыня.
Я выдал красотке Лоле еще десять ударов.
— Это за то, что ты чуть раньше осмелилась назвать меня по имени.
— Прости мне, господин, — прорыдала Лола.
— За это тебе полагается еще пять ударов, — сообщил я ей.
Рабыня застонала, и еще пять ударов обожгли ее тело.
Когда я опустил плеть, Лола обвисла на кольце, лишившись чувств. Пришлось привести ее в себя несколькими звонкими пощечинами. Очнувшись, она воззрилась на меня в ужасе.
— Еще один удар, — сообщил я, — полагается тебе исключительно для того, чтобы напомнить, кто ты такая.
— Да, господин, — прошептала Лола.
Этот удар был самым сильным за всю порку, но, произведя его, я сразу же отложил плеть и опустил цепь. Лола упала на пол, после чего я отвязал ее от кольца.
Лежа на плитках прихожей, она медленно подняла голову, помотала ею, чтобы восстановить зрение, и воззрилась на меня, не веря своим глазам.
Сняв сандалии, я бросил их на пол, и Лола, одну за другой, принесла их мне в зубах, двигаясь на четвереньках. Потом она подняла глаза.
— Целуй плеть! — приказал я.
— Повинуюсь, господин.
Стоя на коленях, рабыня обеими руками подняла плетку и с жаром прижалась к ней губами. Потом Лола снова взглянула на меня, в ее влажных испуганных глазах я прочел, что действительно стал ее господином.
Тогда я надел на нее ошейник.
— Твои обязанности в этом доме, Лола, — сказал я, — окажутся многочисленными и сложными. В частности, ты будешь прибираться в доме, да так, чтобы он сверкал, стирать, шить, чистить обувь, гладить, ходить на рынок и в лавки, стряпать, прислуживать за столом и заниматься всем прочим, что не подобает свободной женщине.
— Да, господин.
— Кроме меня ты будешь слушаться мисс Беверли Хендерсон, живущую в этом доме на правах свободной женщины. Ее приказания должны выполняться так же, как и мои, но при этом ты должна помнить, что принадлежишь мне. Твой хозяин я, а не она. Понятно?
— Да, господин, — промолвила Лола. — Но неужели мой господин будет использовать меня только как домашнюю прислугу?
— Ничуть, — сказал я. — Ты слишком красива.
— О господин, — сказала она. — Пожалуйста, прости за то, что не угодила тебе раньше.
— Ты хочешь, чтобы тебя снова выпороли? — спросил я.
— Нет, господин!
Порка убедила Лолу в том, что у нее есть хозяин. Дело, конечно, заключалось не только в испытанной боли. Важна не боль сама по себе, она лишь помогает девушке осознать, что такое власть мужчины. Прочувствовав это своей кожей, рабыня усваивает такого рода урок очень прочно. Ну и конечно же, девушке, осознавшей свое подчиненное положение, полезно знать не понаслышке, что такое плеть.
— Тогда, может быть, тебе следует начать угождать мне прямо сейчас, — сказал я.
— Да, господин! — сказала Лола и принялась целовать мои ноги.
— Но с другой стороны, — хмыкнул я, — тебе стоило бы просто завязать мои сандалии.
— Позволь мне завязать их попозже, — попросила она, — Разреши мне ублажить тебя прямо сейчас.
— Ты просишь об этом?
— Умоляю, господин.
— Так и быть, — промолвил я, — Позволяю.
— Ты стал не таким, как раньше, — промолвила Лола, глядя на меня сквозь прутья рабской конуры.
Я пожал плечами.
Она робко протянула руку сквозь решетку, чтобы прикоснуться ко мне.
— Ты когда-нибудь еще снизойдешь до того, чтобы воспользоваться моим телом, господин?
— Может быть.
— Я счастлива, что ты купил меня, господин, — прошептала Лола. — Ты будешь мною доволен.
— В этом доме тебе придется нелегко. Не забывай, здесь живет свободная женщина.
— Я буду беспрекословно повиноваться ей, — заверила Лола.
— Однако помни, что твой хозяин — только я.
— Не забуду, господин, — с улыбкой пообещала Лола и, поцеловав кончики пальцев, просунула руку сквозь решетку, чтобы прикоснуться ко мне. — Я уже хорошо усвоила, кто мой господин.
— Теперь отдыхай, — сказал я. — Скоро мисс Хендерсон вернется домой и, надо думать, загрузит тебя домашней работой.
— Да, господин, — сказала Лола.
Вернувшись к маленькому столику и опустившись на колени, Лола подала нам десерт — ломтики тоспита, сбрызнутые четырьмя видами горианского сахара.
— Я вижу, наличие в доме рабыни имеет свои плюсы, — заметила мисс Хендерсон.
— Я и не сомневался в этом.
— Ты можешь подать черное вино в маленьких чашечках, Лола, — распорядилась мисс Хендерсон.
— Да, госпожа, — прошептала Лола.
Черное вино — деликатес. Я купил его несколько дней тому назад, но мы его еще не пробовали. Через несколько минут Лола вернулась с подносом, на котором стоял сосуд с дымящейся жидкостью, а также сливочницы, сахарницы, крошечные чашечки, ложечки и все прочее, необходимое для смешивания и дозировки.
— Восхитительно, — промолвила мисс Хендерсон.
— Спасибо, госпожа, — отозвалась Лола и, оставаясь на коленях, слегка отступила, чтобы не мозолить глаза.
— Ты весьма привлекательная девушка, Лола, — сказала мисс Хендерсон, оглядывая ее.
— Спасибо, госпожа, — промолвила Лола, не поднимая головы.
— Мужчины, должно быть, находят тебя красивой.
— Может быть, госпожа, некоторые из них, — отозвалась Лола.
Я мысленно усмехнулся: не счесть Лолу привлекательной мог бы разве что бесчувственный круглый болван.
— Давно ты в рабстве? — спросила мисс Хендерсон.
— Четыре года, госпожа, — ответила Лола.
— Меняла хозяев?
— Да, госпожа.
— И они использовали тебя как рабыню?
— Да, госпожа.
— Во всех смыслах?
— Во всех, госпожа, — подтвердила Лола, опустив голову еще ниже.
— Тебе доставляло удовольствие ощущать их руки на твоем теле?
— Да, госпожа, — прошептала Лола.
— Я вижу, что ты истинная рабыня.